ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ГЛАЗАМИ ИТАЛЬЯНСКИХ ПОЭТОВ:
ПЬЕРО ДЖАЙЕ, КЛЕМЕНТЕ РЕБОРА, ДЖУЗЕППЕ УНГАРЕТТИ (Пер. с итал. Петра Епифанова)
ПЬЕРО ДЖАЙЕ
МАТЕРЬ
Забрали от ней сы́ночку, забрали –
Такого, что подрос лишь маленько.
А идти, да куда ему идти-то,
Где от смертушки нету защиты.
А остаться, да где ему остаться –
Где ро́дного миною накроет,
А где ро́дного миною накроет,
Снег с горы сойдет, похоронит.
А не пишет, это значит, вернется,
По все ночки идет, не собьется;
Как придет, одежку потную сбросит,
Да рубашку у ней чистую спросит.
А она всё у окна поджидала,
Всё до зорьки очей не смыкала,
А на зорьке труба протрубила,
Что вернуться ему, знать, не судьбина.
Забрали от ней сы́ночку, забрали.
*
Забрали от ней меньшего, забрали,
А уж ласковый-то был, а хороший:
И унес его далёко с собою
Пароход под высокой трубою.
Пароходу-то днями погода,
А ночами не дают нигде ходу,
А волна всё в окошечки бьется,
Где родимый ее спит, не проснется.
Забрали от ней меньшего, забрали.
*
Да забрали от ней мужа-то, забрали,
Что навек с ней венцами венчался,
Что любить у алтаря обещался,
С тяжкой ношей одну не оставить.
А сам-то и рад идти с парнями:
По дороге пошел, не обернулся.
Эх, забрали от ней мужа-то, забрали.
*
И с утра она вставала до света,
Перстни, бусы с серьгами надевала,
Всех коровок поила досыта,
Все простынки-скатертя́ перестирала.
Медный на́больший котел доставала,
В очаге жар-огонь распалила,
Да поближе к жару-то садилась.
Хоть вернутся, а ей уж не встати:
Эх, забрали, забрали и матерь.
1917 Приход Сарньяно
КЛЕМЕНТЕ РЕБОРА
ГОЛОС МЕРТВОГО ДОЗОРА
Вот он, в кашу размазанный весь,
в клочья лицо, в облаке вони
лежит, развалясь.
Здесь все – такое говно.
Я отупел; я не плачу давно,
пусть плачут, которые – там; а здесь
хлюпает только грязь.
А ты, если вернешься цел,
не говори им – тем, кто не знает,
не говори – там, где человек и жизнь
еще понимают друг друга.
Но когда-нибудь ночью,
после дождя поцелуев,
стисни покрепче подругу
да крикни ей в самые уши:
ничем, ничем в этом мире вонючем
не искупить наших тел гниющих.
Словно шею петлей, сердце ее сдави,
потом – поймешь:
хоть чего-нибудь стоят
все слова ее о любви,
или цена им грош.
1918
ПОСЛЕДНЕЕ НАПУТСТВИЕ
Эй, раненый, там, в ложбине,
Долго ты будешь кричать?
Из-за тебя убили
Целых троих ребят.
Комок из грязи и крови,
Тебя уж и нет почти:
Обрубок лежит безногий
И все кричит и кричит.
И тех, кто еще остались,
Давит такою тоской…
На кой тебе наша жалость?
Давай, помирай, дорогой.
Не могут в этом дурдоме,
Как надо, лишить ума.
Желаем тебе покоя,
Желаем хорошего сна.
Скорей пусть часы остановят,
И тихо отключится мозг.
Молчи, отходи спокойно.
Спасибо тебе, браток.
1916
ДЖУЗЕППЕ УНГАРЕТТИ
ЗАЧЕМ?
Где б только силы взять
темному сердцу сбитому с толку
Из глинистых нор пролезая корнями
подобно этой траве меж камнями
оно хочет листиком тонким
на свету трепетать
Праща времен занеслась в размахе
а я лишь осколок щелястых глыб
вбитых в мощеную наспех
дорогу войны
Я с самого первого взгляда
в бессмертный лик мирозданья
в пещеры сердца со стонами падал
безумец ища познанья
Но будто чугунная рельса оглохло
сердце познав сквозь гул и грохот
куда забрело по следу
пропавших бесследно
Глаза впиваются в даль горизонта
изрытую оспинами воронок
и сердце жаждет глотка света
как ночь струйку ракеты
Сердце подняв с окопного дна
заряжаю разрыв и грохот разом
сердце снарядом стрясло долину
и пелена в глазах
Сердце навылет пробило разум
сердце мое неповинно
нечего тут знать
1916, Карсиа Джулиа
ПУСТЫННЫЙ ЛИНДОРО
Крылья качаясь в тумане
глаз прерывают молчанье
На горизонте играет
красное с ветром
поцелуев страстно желая
при виде рассвета
обомлеваю
Вот моя жизнь излилась
в ностальгии арабскую вязь
И сейчас
я слежу за точками мирозданья
что прежде были знакомы мне
как пёс разнюхивая дорогу
До самой смерти во власти скитанья
мы останавливаемся только во сне
ненадолго
Слёзы с лица моего отирает
солнце лучом
мантией чистого золота укрывая
словно тёплым плащом
В этот час на уступе
всеобщего запустенья
я простираю навстречу руки
доброму времени
Высота 4, 22 декабря 1915 г.
ТОСКА
Мертвенная тоска во всем
теле скованном
своею судьбою
Мертвенное ночное
забвение тел
заживо взятых в полон
великим молчаньем
что не видят очами
только предчувствием
Сон
сладостное забвение тел
что от горького отяжелели
раскрываются губы
в жажде далеких губ
жестокое наслажденье
тел онемелых
в желании без насыщенья
Этот мир
Вечный испуг
глаз влюбленных
в безумном бегу
В беге туманными тропами сна
годы и годы
и наконец
встреча со смертью
Она
истинный отдых
Насыпь 141, 10 июля 1916 г.
Я ВСЕГО ЛИШЬ ТВОРЕНЬЕ
Как этот камень на Сан Микеле
настолько холодный
твердый
сухой
бесчувственный
и абсолютно бездушный
Как этот камень
таков
мой плач невидимый и беззвучный
Смерть отбывают живя
Высота 4, 5 августа 1916 г.
РЕКИ
Дерева покалеченный ствол
гладит рука.
В овраге,
как в разбежавшемся цирке,
смотрю
медлительно облака
переплывают озерко
белой полной луны
А утром лежал
в водном ковчеге
простертый
будто реликвия
в вечном покое
Изонцо
меня скользя
шлифовал
словно свои валуны
И вот
подобрав
свои кости
я как по канату
пошел по камням
над рекою
Присел на корточки
Одежка моя
пропахла войной
Спину склоняю,
как бедуин,
приветствуя солнце
и сознаю
что я
вселенских нитей
послушное волокно
в струях твоих
Изонцо
Я мучился не обретая гармонии
но твои прозрачные руки
мне подарили мир и свет
дочиста
выполоскав меня
И вновь текут предо мной
реки
жизни моей дороги:
Серкьо
что третью уж тысячу лет
черплет моя родня
Нил
что видел мое рожденье,
и как я мужал,
и как средь пустынь томил
меня неведенья зной
Сена, в чьем мутном теченье
себя я познал,
перебродив
Вот реки
дороги мои
все они здесь
в одной
в Изонцо
И отражаются в каждой из них
моя тоска и моя любовь
Сейчас
Когда ночь
Когда жизнь моя
кажется мне
жалким венком
цветов сухих
упавшим
во тьме
Котичи, 16 августа 1916 г.
БРАТЦЫ
С какого полка будете
братцы?
Слово трепещет
в ночи
Лишь народилась листва
на ветках
В страдающем воздухе
невольный мятежный
побег современного человека
в забытую нежность
Братцы...
Марьяно, 15 июля 1916 г.
ПРОБУЖДЕНИЯ
Мгновение каждого дня
мной прожито было когда-то
в глубинах времен
вне меня
Моя память далёко
в поиске тех потерянных жизней
Удивленный обласканный
пробуждаюсь
в купели
любимых привычных вещей
Стремлюсь
неотрывно глазами
за облаками
что сладостно тают
и вспоминаю
кого-то из убитых друзей
Но: Бог
что же это такое?
Запуганное созданье
расширяет глаза
обнимая
взглядом капельки звезд
и равнину в безмолвном покое
И снова
приходит
в себя
Марьяно, 29 июня 1916
РАССТАВАНИЕ
Вот вам человек рядовой
вот вам душа опустелая
бесстрастное зеркало
Мне как и вам с утра
случается просыпаться
случается совокупляться
случается обладать
Маленький лучик добра
так редко во мне родится
так тихо во мне родится
неощутимо длится
не слышно
и не видать
как гаснет
Локвицца, 24 сентября 1916 г.
VANITÀ
И внезапно
над руинами
восстает
беспредельности
ясное
диво
И человек
согнувшийся над водой
что солнцем
изумлена
вновь обретает
тень
Тихо волна
мозаику бликов
качает
как колыбель
Валлоне, 19 августа 1917
К списку номеров журнала «БЕЛЫЙ ВОРОН» | К содержанию номера