Троюродное лето. Стихотворения

и такая настала вокруг спина,
что стояла из трех ни одна.

ледяное яйцо с красно ярким желтком
так при тридцать семи закипает, что стекает
стеклом этот жар в скорлупе – стеклодувы его раздувают.
раз и два, раз и два – раз на выдох, а шорох на вдохе.
выходи ты одна из вспотевшего льда,
раз желтком ничего не выходит.

через десять минут не растает яйцо, из какого бы льда не рождалось.
урожай соберет ярко красное дно, куда все это лето стекалось.

через десять минут не растает яйцо, из какого бы льда не рождалось.
ты же знаешь, что это яйцо изо льда – скорлупа его только взрывалась.

***
посадили меня на осла и везут, и везут и везувий становится ближе.  
соглашают они до конца меня, соглаша соглаша юсь быть выше для –  
для кого-то, может быть, ниже.

ноги здесь мои не достают меня, и меня и меняют, считая неслышно.
имени ни одного не скажу не лю не любимого, без которого я –
без которого я бы выжил.

мальчик, девочка, иди сюда, приходи подойди подойдите, седые детишки.
вы таки такие же, как и я, и кричались вы в те дни в тени того дня –
дня, когда я всех вас услышал.

***
из трафарета светом прохудились ноги,
которыми беременела дверь еще вчера,
и лета не родил июнь, а мог бы,
как изо льда яйцо та курица снесла.

и если лето вдруг троюродным не стало.
и гром оглох, и небо отцвело.
то жизнь ржавеет запахом металла,
чтобы нащупать лето двадцать третьего.

а то, что показалось длинноногим,
так это сосны, падавшие в свет.
и быть хотелось с очень многими,
но только с этими ногами – много лет.


***
сколько можно смотреть на это лицо
подбородок подбородок никогда не кончится
я бы построила у носа крыльцо
прямо напротив его самого кончика
а рядом с ухом посадила дерево
чтобы оно шумело и меня бы не было совсем слышно
и вместо ореховой скорлупы
в раковины скатывались бы вишни

сколько можно смотреть на это лицо
если бы оно могло длиться хотя бы до пятницы
на некошеное два дня яйцо
крошится крошится и куда-то катится

***
я ничего не получилось,
не выкатился – не вскормилось,
а только задом наперед
все это длилось, длилось, длилось.

когда ты валишься из рук
из красных синих и немецких,
мы начинаемся как круг,
заканчиваясь в Сестрорецке.

не расчесываясь, слова колтунами на языке вьются,
чтоб гребень запуская в них, ты не смог бы уже поперхнуться.
из одних только желто больших до других столько красно и ямы
я стоял безобразней других там, никто где ни в чем не стояли.

а только длилось, длилось, длилось,
катилось задом наперед,
и высочилось – и смолилось.
я ничего не получилось.



Цикл «Бора»

если четырнадцать человек – это две недели людей,
значит, я – один день?
я – один день?
этот куст так костисто пуст,
как туманом медленно люден город.
сорок лет мальчик жил и смотрел, как гусь
достает перо и вставляет его за ворот.
самый мальчик маленький на земле
не может больше расти
с пяти сантиметров до десяти город был для него высок и долог,
сантиметров с одиннадцати до семнадцати старухи его любили,
с восемнадцати до пятидесяти с ним никто не говорили – не говорили.
гусь – на стол, а мальчишка – в лес,
так бескрыло на дерево влез,
что перо на макушке встало,
прибавляя не рост так вес,

упало.
***
Сегодня так тихо, что завтра, наверное, будет бора
мальчик в белом платье встает с утра
и на снегу двора выбирает прут.
этот пустой, тот хомут –
этим его не бьют.
и высекает снег как козу Сидора.
это такси, а такси все ждут.
море волнуется три за забором.
как из шмелей-дверей выползают дети
и жужжат домой по красной дорожке,
прижимая подарки и взрослых.
пятно в ушанке бесследит по двору,
невидимо белеет в стылой пене.
не получился я уже к утру,
и больше пятен нет.
проталиной в снегу бескрылая ворона,
да и она в своем хвосте пуста.
он прячется собакой в конуру.

***
- А ты знал, что космонавт может взять с собой в космос не больше килограмма личных вещей? Что бы ты взял, уезжая из этого города?
Ты смотришь на меня многолюдно:
- Я бы взял килограмм твоих писем.
что ты торчишь во мне яростным садом
так, что умолкли плоды.
так, что корнями присохло.
когда за оградой всегда так много воды.
что ты ищешь собаку в апрельской земле
так, что в смёте из зимнего теста и пыли
ее не различить.
так, что тот, кого ждет и боится,
имеют одинаковые лица.
что ты молчишь во мне вязаной нитью
так, что слышно как вяжет во рту.
так, что струится, бежит и синица
в прозрачном аэропорту.
ведь я знаю,
единственное, что тебе во мне нравится – это пятикилометровый мост,
по которому ты можешь ехать и звонить своему папе,
чтобы сказать, что на Волге стал лед.
но папа трубку не берет,
но папа трубку не берет,
а просто сверху закидывает удочку.




***
слон – в декабре – хоботом воду не пьет,
индийские реки – все – уже превратились в лед.
и грабли взрыхлили спину от ушей до хвоста.
ступай, погонщик Дима, – очередь пуста.
эта вышка тянется не от хвоста до ушей,
ржавеет не от ноля метров до ста,
а твердеет под ногами от пяти лет до двадцати двух
и холодеет ночью.
комбинезон раздвигает застывшую борозду,
Дима шершаво стекает
в индийскую – реку – ту.
- Митя, опять извозился, быстро пошли домой!
- Мама, а как же слон? Замерзнет, он же живой!
никуда – твой слон – не – денется,
завтра с бабушкой пойдете в парк,
и покатаешься.

***
нельзя-нельзя просто так бить в колокола, –
шепотом шевелит одна.
руки другой – теплые дополна – в праздник
из темноты вынимают вёсла.
плещутся – подсвеченная блесна.
вздрагивает – кто-то – в розовом.
пять языков онемели,
бьют в пальцы так громко,
что слышно, как тянется воск,
взбивают воду лапами утки на Свияге,
меняется цвет светофора на Рамбле,
начинается туман и дышит буддийский монах.
ладони теряют якоря,
чешуйчато оседает звук.
до субботы.

***
говорят, что никакой лист бумаги
нельзя сложить больше семи раз.
десять тросов сжимают белую площадь во двор –
в такие заходят, когда заблудились.
семь зацепившихся продолжают движенье,
ведут тебя в некрашеный павильон.
шестеро там встречают – выводят в окно.
здесь всегда светло, здесь всегда светло.
пятеро смотрят в окно, но видят экран
внимательно, как его делят напополам.
трое уже наклонились с щелчками в щель.
двое, один подходят с другой стороны,
чтобы ничего не разглядеть,
но услышать,
как в площадь заколачивают десять свай
кулаком.