Дмитрий Мельников

«Жизнь содержит в себе литературу, как земля – золото». Беседа с Борисом Кутенковым


Традиционные «толстые журналы», как бы их ни пытались хоронить, по-прежнему выживают в полуподполье и даже сохраняют своё значение – пусть и для небольшого круга авторов. Однако лишь журнальной средой литературный процесс не ограничивается. Как чувствуют себя оставшиеся на обочине этого процесса и не вписавшиеся в «формат»? Избирают ли другие способы выхода к читателю? С поэтом Дмитрием Мельниковым беседовал Борис Кутенков.


- Дмитрий, при том, что поэт Вы, на мой взгляд, гораздо более интересный, чем многие широко печатающиеся, Вы фактически обойдены вниманием так называемого «профессионального сообщества»: Ваши публикации можно пересчитать по пальцам одной руки, а вторая и последняя на данный момент книга вышла семь лет назад. Каким образом складывается ситуация, при которой известность поэта меньше его стихов?  

- Объективных причин две. Первая: системный кризис книжной и журнальной печати, издательского дела в целом. Печатать книги и журналы с каждым годом становится все менее выгодно. Худлит становится все менее ликвидным товаром. Если в данном случае вообще можно говорить о ликвидности. Более всего страдает поэзия. Её практически перестали издавать. Тиражи мизерные, во многих книжных отделы поэзии расформированы, их больше нет. Если поэзия не нужна издателю, то вопрос её качества отпадает сам собой. Даже если самая гениальная поэзия на свете – что с того. «А детективы вы не пишете? Ах нет... Очень жаль.» Вторая: отказ государства от курирования литературы, современного литературного процесса. Как следствие – децентрализация, если не диссоциация, литературы. Мы теперь похожи на первичный бульон по Опарину. Нуклеотиды, полипептиды... Возникнет ли новая большая жизнь? Это вопрос. Есть еще субъективные причины. Надо же со всеми дружить. Это такое железное правило, вроде «хочешь жить – иди на зелёный». А я хожу на красный. Их зеленый мне не нравится, от него пахнет старой деревянной лестницей.  Кроме того, отделы поэзии толстых журналов (я говорю о центральных) весьма зависимы от своих постоянных авторов, например, от поэтов-эмигрантов, которые уехали из СССР еще в семидесятых годах прошлого века, но и по сию пору остро актуальны для наших редакторов. Поток эмигрантской поэзии очень сомнительного качества не оскудевает. И это при том, что многих талантливых авторов, живущих в Москве, просто не хотят замечать. Почему? Да потому что всё равно, что печатать. Тиражи мизерные, широкий читательский отклик – ах, я вас умоляю, о чем вы говорите?! Ну так и чего ради стулья ломать? Хотя дело по большому счету –  не в конкретных людях или редакционной политике. Просто переход с бумажного носителя на электронный фактически уже произошел. И толстые журналы находятся в бедственном положении отнюдь не по вине своих сотрудников.  

- Как поэт Вы активно присутствуете в виртуальном пространстве. Считаете эту среду наиболее уютной? Что это – вынужденный «побег» или принципиальная оппозиция «сообществу»?  

- Я считаю Интернет наиболее равноправной средой. Виртуальный читатель говорит то, что думает и в выражениях не стесняется. Мне это интересно. Размещая стихи в Сети, я следую принципу «Орфей спускается в ад». Если хотя бы один человек поднимет голову и прислушается – я победил. Это уникальный опыт – опыт борьбы с косностью, поверхностностью, фрагментарностью восприятия. Знаете, Интернет своей бескомпромиссностью чем-то напоминает улицу, мальчишескую среду. Мир очень жесткий, но справедливый. И в нем я чувствую себя, как рыба в воде.  Нет, я не противопоставляю себя «цеху». Скорее так: они равнодушны ко мне – я равнодушен к ним. Хотя и не исключаю что есть несколько заграничных поэтов, которым я как кость поперёк горла. Но тут уж, как говорится, let the loser cry. Что касается «побега», то, скорее, вся моя жизнь это побег. Бегство в снежную ночь, переход. Жизнь важнее литературы. Но она содержит в себе литературу, как земля содержит в себе золото.

- Какие тернии подстерегали на пути к литературной социализации? Кто поддержал, кто, наоборот, ставил палки в колёса?  

- А никакой социализации и не произошло. Литературный процесс (в его поэтической части) по-прежнему происходит в моей голове. Жантильно-премиальный по-прежнему идет в других головах и других местах. В нем участвуют умные, образованные люди.   Одной рукой премии раздают, другой собирают. «И всё так чинно, благородно, по-старому». Но мы на разных уровнях игры. О тех, кто ставит палки в колеса, говорить не хочу. Тем более, что они этого ждут. Могу только повторить слова Самойлова: «Спасибо всем, кто нам мешал...». Но я знаю, что в русской поэзии у меня есть друзья и единомышленники. И таких людей довольно много. Я даже не стану называть фамилии, чтобы не забыть кого-нибудь.  

- За долгие годы активного стихописания пока что появилась всего одна небольшая заметка о Вашем творчестве (Сергей Арутюнов о книге «Родная речь»1). По сути – полное игнорирование критикой. Кажется ли Вам такое положение дел обидным? Есть ли претензии к литературной критике, которая слишком замкнута в теплице тусовки, не открывает новые имена?  

- Дело в том, что моя поэзия обладает свойством переваривать стиховедов, как саррацения – мух. Нужен довольно крупный экземпляр. Корпулентный, а то станет лёгкой добычей. Требуется немало труда и усилий, чтобы создать адекватные филологические интерпретации того, что я насочинял. Думаю, что те, кто о моем творчестве напишет, сейчас еще в школе учатся.  Нет, отсутствие статей и прочего меня нисколько не смущает. Любовь читателя, причем читателя подготовленного, эрудированного, не ангажированного – у меня уже есть. Все остальное – дело времени. Я не подвержен окололитературным страстям. Не участвую в окололитературных дрязгах. Равнодушен к «славке» и «деньжатам». Меня ведет Сила, которая дает больше, чем я прошу. Я хотел написать новую русскую поэзию. В первом приближении я это сделал. Но это еще не всё. Язык предоставляет всё новые и новые возможности – интеллектуальные, эмоциональные, лексические. Авантюрная эпопея только начинается.  

- Кого бы Вы могли назвать среди авторов своего поколения, - ярких, но столь же незаслуженно малозамеченных?

- Из ныне живущих я бы назвал Игоря Панина и Аркадия Семёнова. Совершенно самостоятельные поэтические величины. Но – эти поэты ведут себя слишком независимо. Неудобны. Конечно, их не жалуют. И по возможности замалчивают. Есть еще целый ряд очень достойных авторов. Считаю, что предмет отдельного обстоятельного разговора. Недостаточно назвать фамилии. Нужны цитаты, доказательный анализ текста, продуманная аргументация.  Благополучно забыты ушедшие от нас Евгений Хорват и Михаил Дидусенко. А ведь это были замечательные поэты. Ну как это возможно?! Где друзья, почему они молчат? Некоторые люди еще безжалостнее и беспамятнее чем время, которое их убивает.  

- И всё же – когда следующая книга, которой, уверен, ждут Ваши многочисленные, пусть и виртуальные, читатели?  

- Я слишком уважаю читателей, чтобы издавать новую книгу стихотворений за свой счет. Будут предложения со стороны издателей – я их рассмотрю. Внимательно и с готовностью идти на компромиссы.

1 Сергей Арутюнов. Зимний ястреб. // Рец. на кн.: Дмитрий Мельников. Родная речь. Книга стихов. Издание Фонда русской поэзии, СПб., 2006. Цит.по: http://samlib.ru/a/arutjunow_s/melnikov.shtml

К списку номеров журнала «НОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ» | К содержанию номера