Наталия Черных

Нежная Пифия

В любой поэзии и в любое время есть небольшая таинственная область – важная (потому что именно в ней формируются грядущие перемены: эмбрионами, гусеницами, рисунком древа жизни на кожаной стенке), но требующая слишком уважительного и тщательного внимания. Это область, где начинается пророчество – его исток. Ещё не совсем пророчество (возможно, оно и не возникнет), но пифия уже беспокоится, треножник ходит, слова изошли. При желании – можно назвать пророчеством.

*

В современной поэзии пророков почти нет (и это почти только усиливает нет) – потому что нет опыта умирания. Пишу, исходя из того, что ПОЧТИ ВСЕ СТИХИ СОВРЕМЕННЫХ ПОЭТОВ, СКОЛЬКО-НИБУДЬ ОДАРЁННЫХ – ОБ УМИРАНИИ. Так не бывает. В магазинах есть еда, на праздники «умирающие» словесники накачиваются недешёвыми напитками и ещё умудряются оплачивать жильё.

Однако умирание – и настоящее умирание – есть. Оно почти незаметно на фоне общего праздничного полубеснования. Его носители – а чаще – носительницы – напоминают… городских сумасшедших. Но это - очень и очень поверхностное сходство. Они не кричат, не требуют к себе внимания (а зачастую просто уходят от него), вполне искренни в своих чувствах и эмоциях (очень и очень сильных). Это нежные пифии, островок нетронутой земли в мегаполисе. Это Офелии, Кэтхен из Гейльбронна, Жанны из Арка современной поэзии. К ним можно придти. Их можно послушать. Но их существование, не требующее внимания, чистое, неназойливое – и такое невыносимо ясное – преображает нашу довольно мелочную поэтическую действительность и не требует нашего участия. Мы не почти можем помочь им (и снова – почти усиливает нет): сделать известными, прославить, написать. Но вот они смогут осиять нас светом своего тихого счастья. Рада, что, наконец, решилась написать о них. Созерцаю их милый хоровод и витиеватое глубокое пение. Вижу полное соответствие создаваемого ими в пространствах словесности мира и – такой яркой и неуловимой как эфир - жизни.



Расскажу для начала об одной.



*

Полина Андрукович – не только автор прекрасной книги стихов «В море одна волна», изданной «Русским Гулливером». Это ещё и художник, аниматор и фотограф. В мире изо и фото она, к сожалению, больше известна, чем в мире поэтов, но в данном случае – известность не мерило. Стихи Полины Андрукович (или как она сама называет себя: Лина Иванова, вызывая к жизни имена предков) многие ставят очень высоко.

Немудрено. Это высокие, крайне эмоциональные и провокативные опыты, это настоящая поэзия. Это вызов всем устоявшимся формам стиха, это ФУТУРИЗМ по сути – как он есть. Он – в самой Полине, транслируется в её стихи и лучится в её работах (линии которых очень часто напоминают о работах Маринетти). Если бы я была законченным эзотериком и создала бы теорию реинкарнации поэтов, я бы сказала: это наша Елена Гуро. Андрукович не «пишет как Елена Гуро», она есть Елена Гуро.

….

(а снилось что-то,)

которое лишь морю, что из морей, дано

измерить, не измерив.

(м.б., небо, б.м., безумие)

из историй:

дети, которые ушли в лес, пада

ют, падают так , что

это небо или безумие

….

Это лишь фрагмент большой записи, разбитой на множество ясных и чётких (но нежных) фрагментов; «сетка бешеного паука» в поэзии. Но здесь хорошо просматривается удивительная и тонкая манера – совершенно футуристическая. В отступах-провалах между строками, заполненными сверхновыми образованиями молчания, а порой – и чёрными дырами.  В этих стихах виден поиск и – одновременно – отказ. Видна власть, с которой поэтесса преобразует космос поэзии.

Поиск нового (я бы назвала: «космическая тетрадь»). И отказ от старого: писать стихи в форме фонтана? Это сделал Аполлинер. Написать новых «Простейших»? Это сделала Анна Альчук. Игра с размером букв, раскладкой клавиатуры и типом шрифта мало привлекает автора: это не футуризм и не авангард. Авангард (в который и входит футуризм) – прежде всего мысль. Поэтесса выбирает неизбитую, но узнаваемую форму: тетрадь, альбом. И раскрывает его до размеров космоса.

Стихи Полины Андрукович – лирический регистр поэзии, которую открыл нам Всеволод Некрасов и к которой стремится Сергей Бирюков.

На одном из литвечеров 1997 года Сапгир, услышав определение жанра «альбом» оживился: «уездной барышни альбом?». Почуял новое.

…Она появлялась улыбчивым ангелом, сложенным как голливудская актриса, на всех этих «Авторниках» и «Полюсах». Она мило и бескорыстно слушала других поэтов, бесконечно улыбалась и говорила в письме с неподражаемой интонацией: я близорука… Она появляется в московских ОГИ как прикосновение ласковой дружественной руки – когда необходимо это прикосновение. И растворяется после окончания чтения как фея, которую вызвали в совершенно другую вселенную. И она будет возникать в нашем литературном дыму как кроткая пифия, как живой оксюморон, как свидетельство чистого истока поэзии.

….

когда они будут здесь, чтобы

отдать им их фотографию

и забрать у них нашу



не та ли это грязь, что чистая взамен?



бананы в чай , кому сгрудиться?

….

….

когда ты подходишь, другие

тебя видят?

….




Наталия Черных

К списку номеров журнала «АЛЬТЕРНАЦИЯ» | К содержанию номера