Книга ветров

Не о погоде

Я — шальное тепло, без которого можно жить...
Только эхо моё за тобой по дорогам бродит.
Если впустишь меня, то на самое дно души:
Не выходит у нас о природе и о погоде.

Чей-то верх красноречия принявшим за азы,
Нам взлетать и тонуть, от рутины спасая вечер.
Положи моё имя таблеткою под язык,
Чтобы после гадать, почему тебя это лечит.

Нам хранить из глубин всех оставшихся на мели,
Сожалеть, что до нас окрестили мосты и звёзды,
И словечки рождать, чтоб играли, цвели, текли,
Чтоб роскошно назвать то, что Бог так роскошно создал...

Сбереги от чужих виражи мои, миражи,
Беспокойные сны и хождения по канату.
Про шальное тепло, без которого можно жить,
Бесполезно рассказывать тем, кто живёт как надо.

Чтоб не лгал календарь, листья лета с него сорви —
Мир меняет окрас, от осенних ветров рыжея.
Уходя в те края, где не будет моей любви,
Подними воротник и теплее укутай шею...


Оформитель

Мой августовский гость — ночного неба житель.
Осеннею тоской его глаза полны...
Ютится на звезде художник-оформитель.
Он тушью и пером всю ночь рисует сны.

Ещё один эскиз. Ещё одна страница.
Штриховкой ляжет тень — и оживёт портрет.
И в городе земном кому-нибудь приснится
Далёкая любовь, которой больше нет.

Художник над листком корпит не за награды.
Он просто может всё, что для других — табу.
Вплетает в наши сны шаги, слова и взгляды
И на другом витке дублирует судьбу.

Могло сложиться так, а вышло всё иначе.
Но снова чей-то шанс на кончике пера.
И катится луна — забытый детский мячик.
Не хватятся её до самого утра...


Речной песок

Мир качнуло: памяти виток.
Детство — называется портал...
Принести со дна речной песок —
Давняя упрямая мечта.

Вновь нырнуть и сжать песок в горсти...
Дальше не сбывалось никогда.
Вынырну — в надежде донести,
А в ладони — мутная вода.

Я ныряла в лето из весны.
Длила миг. Стояла на краю.
Я однажды поняла, что сны
Тоже ничего не отдают.

Всё, что память жадно зачерпнёт,
Смоет пробуждения волна.
Блокировка. Вечный недолёт.
Не пробиться за границу сна.

...Дни в разлуке — видеоотчёт
В том, чего не требует душа.
Наше время дышит горячо,
Мерно осыпается, шурша.

Мир качнёт очередным витком.
Сложатся в рисунок пазлы слов.
Я для всех была речным песком,
Чтоб узнать руки твоей тепло.


Баланс

Грош цена тому, о чём мы спорим...
Глупый и ненужный разговор.
Грузный кот уселся на заборе.
Под котом качается забор.

Я, махнув рукой на наши споры,
Думаю о том, о чём и ты,—
То грущу, что хилые заборы,
То горжусь, что крепкие коты.


Книга ветров

Эта книга молчит, но как будто дышит...
Киноварью узор по заставкам вышит.
И страницы тяжёлые чутко дремлют.
Всех ветров имена в этой книге древней.

Видишь, голуби кружатся тёплым снегом?
И окно голубятни раскрыто в небо.
Утро дарит проснувшимся на рассвете
Белый плеск в небесах, голубиный ветер.

А по осени яблоки тяжелеют,
И кусты раздеваются всё смелее.
И скитается яблочный ветер гулкий
По садам, осеняющим переулки.

Дальше в книге закладка — искристый бархат...
Со страницы взмывает под фугу Баха
Темнокрылый, в летящем своём виссоне,
Звёздный ветер ночной, менестрель бессонниц.

Эти ветры по зову слетятся в руки.
И они сквозь кордоны любой разлуки
Все слова моей нежности сумасшедшей
Донесут, подхватив,— и тебе нашепчут...


Именные звёзды

Свет лепестков на яблоневой ветке.
Издалека, из детства, голос деда:
«Что ж тут расскажешь?.. Всю войну в разведке.
Кому девчата снились, нам — Победа».

Плывущий дым солдатских самокруток.
Мечты о возвращении. О доме.
«А я пришёл — заснул на двое суток.
Мать напугалась... Думала, что помер».

И майский вечер дышит в окна комнат
Так, словно в мире нет беды и боли...
А мне казалось: главное — запомнить
Его слова, как явки и пароли.

Сберечь поглубже в сердце эти коды,
С чужими их не поминая всуе,
Когда-нибудь прорваться через годы
В его живую юность фронтовую.

Клянусь запомнить. Верю — не напрасно.
Фронтовики уходят в путь неблизкий.
Их именные звёзды в небе гаснут.
И тускло светят звёзды обелисков.

И комья глины сиротливо мокнут.
И горькие тюльпаны напоследок —
Потомки тех цветов, летевших в окна
Шальных от счастья поездов Победы.


Сияние

Чистят снег. И машина гудит жуком.
Белизну и мерцанье гребёт скребком.
Снег нетронут и чист, а она грязна,
И, однако же, чистит его — она.

Парадоксы, в которые сделай шаг —
Сразу фразы толпой зазвучат в ушах,
Спотыкаясь и путаясь, торопясь,
Меж словами и сутью шифруя связь.

Но дорогой своей ты идёшь затем,
Чтоб метаться фонариком в темноте,
Чтобы истины свет возвращать словам —
Вот наследство твоё и твои права.

И не жди ни наград себе, ни похвал,
Если слово забытое подобрал,
Подышал на него, рукавом оттёр —
И сияние вспыхнуло, как костёр...

Пронеси этот свет сквозь метель годов,
Мимо тех, кто сиянье предать готов.
Вот наш путь — и окольной дороги нет.
Это путь, где никто не почистил снег.


Дефо

Горьким кофе в горле утро стоит.
Неразмешанная темень густа.
Недописанные сказки мои
Ходят, верные, за мной по пятам.

Учиняют кавардак в голове,
Убеждают: брось дела, развяжись...
Я — за пазуху их, молнию вверх —
И ныряю в эту взрослую жизнь.

В эту темень, где недолго гореть
Окнам утренним — подкрался рассвет.
Апельсиновые сны фонарей
В сердце прячутся, как ливни в листве.

Я пишу, плечом зажав телефон,
Я срываюсь по звонку, но внутри —
Тёплый остров Даниэля Дефо,
Для счастливых беглецов — материк.

Беззаконные права у любви:
К сновиденьям ревновать, к городам,
Паникуя, за запястье ловить,
Чтобы точно не ушла никуда.

Никуда я не сбегу... ни в Тибет,
Ни в Испанию, мулеты кроить...
Просто все они теперь — о тебе,
Недописанные сказки мои.


Сердце августа

Всех ближе та звезда, что далека.
Крутая тропка видится пологой.
Отправлюсь в путь, и вновь моя тоска
Окажется длиннее, чем дорога.

Держись за небеса, моя звезда...
Всё словно ждёт финального полёта —
Сезон дождей, высокая вода
И тёмный магнетизм водоворота.

Сгореть, сорваться, искоркой дотлеть —
Шальному сердцу гибель и награда.
Но тошно знать, что кем-то на земле
Вот этот миг заказан и загадан.

Забыть... как с ветки яблоко стряхнуть.
Жить, не деля свои лучи и ночи...
И я срываюсь только в долгий путь.
Но снова он тоски моей короче.


Орион

Не пишется. Душа в режиме поиска.
Попыток безуспешных — легион.
Привычно затянувшись звёздным поясом,
Уходит на охоту Орион.

Вглядишься в эту темень — жить расхочется.
Горит светильник — медная сова.
Под птичьим взглядом пробую охотиться,
Но фарта нет. Не ловятся слова.

Искушена в охоте (всё ж не курица),
Сова немого скепсиса полна.
Вот так-то, птица. Вяло мне мышкуется.
Тону в ночи, не ощущая дна.

Густая чернота горчит и плещется.
Осколки проплывают, леденя.
Собаки лают... если не мерещится.
И звёзды, как будильники, звенят.

Собачий лай всё ближе. Тьма расходится.
Взмываю к звёздам сквозь тоску и муть.
Вернулся Орион — пустой, как водится,—
И в сотый раз не даст мне утонуть.

Всего на миг запястье стиснет ласково
И разворчится, отозвав собак,
Что не его печаль — меня вытаскивать.
И что охотник он, а не рыбак.


Сказка

Оброню слова в речные травы —
Пусть лучами тёплыми сквозят.
Сказочный расклад: «Пойдёшь направо...»
Я согласна — лишь бы не назад.

В старых сказках — новые законы.
На излёте гаснущего дня
Краткое заклятье телефона
Вызволит и вызовет меня

В тёмный город, в улицу пустую,
К огонькам вечернего такси...
Сказочные грузчики бастуют,
Так что ясность некому вносить.

Сказка всё звучит. И вместе с нею
Длится, как последняя глава,
Разговор, где в паузах яснее
Всё, что так запутали слова.


Пунктир

Рассыплюсь пылью дождевой —
Не зачерпнуть и не напиться.
Бушуют ливни над травой,
Погасли солнечные спицы.
И день встаёт не с той ноги,
Вязанье солнечное спутав.
Одно не вяжется с другим.
И в сердце — сладостная смута.

Все телефонные пути
Дождём оборваны к рассвету.
Вне зоны действия сети
Мы необещанным согреты.
Очерчен остров тишины,
Где отрывается мечтатель,
Где обжигающие сны
Извечно прерваны некстати.

Границу смывшие дожди —
Они для счастья не причина.
Мне просто радостен вердикт,
Что это всё неизлечимо.
Под ливень лёгшая трава
И листьев поднятые лица...
Всё то, что ветер шифровал,
Чтобы на мелочи спалиться.


Адрес последнего сна

Странная улица... низкий асфальтовый ветер...
В стёклах фонарных зелёные яблоки светят.
И тишина продолжается ровно до скрипа —
Липа скрипит, одинокая чёрная липа.

Днём эта тайная улица прячется... где же?..
Там, где сценографы снов бутафорию держат.
Много там странных вещичек, и если порыться —
Сны перебудишь, и младший из них повторится.

Там, где сценографы снов бутафорию прячут,
Тускло мерцает луны закатившийся мячик...
Кружатся окна и к стёклам прижатые лица...
В небо ведущая лестница длится и длится...

Если захочешь увидеться — улица та же.
Днём её нет... по листку расползается сажа...
Прячутся строки записочки — той, что могли бы
Сны обронить у подножия скрипнувшей липы.

Этот вальсочек тебя на закате накроет.
Слышишь — стучат молоточки? «Наверное, строят...»
Это готовит сценограф по прозвищу Вечер
Все декорации к сцене «Случайная встреча».


Комендантский час

Смотреть на огонь, полусонного пса обнимать,
Ладонями к чашке горячей порывисто льнуть —
Мой курс выживания в мире, где правит зима,
Где мы, замерзая, клянёмся дождаться весну.

Дожить до победы. Пройти ледяной коридор
От вешки до вешки. До выдоха: всё же смогла...
Заснеженный Млечный. Промёрзший луны луидор.
И так драгоценна вечерняя доза тепла.

Держусь, как травинка в снегу, что коварно глубок.
Но с каждой атакой мороз вынуждает слабеть.
Смотают метели в запутанный рыхлый клубок
Бессчётные нити дорог от тебя и к тебе.

Меня согревает по-детски упрямое «пусть».
Меня не сломает, не выстудит эта зима.
Наш город под вечер теперь по-военному пуст.
И в снежных окопах цепочкой застыли дома.

В февральские сны залетает дыханье цветов.
Отчаянно верю в заветное наше «тогда».
Но метеосводки похожи на сводки с фронтов.
И где-то морозам без боя сдают города.


Линия и круг

Осень. Зябнут яблоки в саду.
Снова в сердце льются листопады.
Кажется, я больше не уйду
От прикосновения и взгляда.

Всё смешалось — ливень и пурга,
Ход в подвал и лестница на крышу.
Я молюсь языческим богам
И в ответ их жаркий шёпот слышу.

Знаки судеб — линия и круг.
И кому трудней, уже неважно...
Но искусство ускользать от рук
Постигают, чтоб забыть однажды.

Я, как воздух осени, вдохну
Всё, что безоглядно и ответно:
К берегу прильнувшую волну,
Деревце, ласкаемое ветром.

Мне сложнее — я же не волна.
Не цветок, не деревце, не птица.
Кажется, душа покорена.
Кажется, мерещится и мнится...


Кошка-сова

Лето сонное, как кошка-сова.
Ярко пёрышки-шерстинки горят.
Лето хочется прижать, целовать:
«Никуда не отпущу!» — говоря.

Лето дремлет у ворот, накренясь,
Словно лень ему держаться ровней.
Лету нравится морочить меня
И позвякивать монетками дней.

Лето лапой размешало закат.
Нежной горечью трава изошла.
Рвутся-просятся слова с языка —
Слишком адресные кванты тепла.

Утро трезвое опять зачеркнёт
Всё, что вечер так легко разрешал...
«Слишком личное»,— прошепчет блокнот.
«Не рассказывай»,— попросит душа.

Так и маюсь я — сказать, не сказать...
Скоро ночь придёт баюкать слова.
И луною притворится опять
Немигающая кошка-сова.


По январскому курсу

Снежные крепости, замки ледовые, белые терема.
Нежно покорна, светло заколдована наша с тобой зима.
Алым и синим, любовью и верностью, будет очерчен путь.
Ласковый луч и метельные векторы... лишнее зачеркнуть.

Алым и синим, расплавленным золотом... помнишь цвета герба?
Огненным росчерком в небе расколотом пишется нам судьба.
Будут стремительно сумерки ранние синью густеть во тьму.
Сонмы шептавших курантам желания точно меня поймут.

Эти январские дни сумасшедшие, скидки на весь товар...
Значит, исполнится всё, что нашепчется,— акция Рождества.
Выпало делать не ставки, а выводы. Звёздная карусель
Дарит нам выбор. Отвагу для выбора, впрочем, даёт не всем.

В небе вечернем пасьянсы разложены, нежности млечен вкус...
Я тебя выбрала. Прадеды-лоцманы так выбирали курс.
Дальше решай: покоряться ли, царствовать, с гордостью или без,
Как ты используешь скидки январские, скинутые с небес?

Свитки с высот, манускрипты крылатые — это подарки звёзд.
Сколько же там вариантов запрятано: деньги, карьерный рост...
Благовоспитанность. Шанс образумиться. Близких столиц огни.
Или ко мне приводящая улица. Нужное — подчеркни...


Пятница

Иду в эту пятницу, слабо себя утешая,
Что будет суббота — моя, долгожданно большая,
Что день суматошный сегодняшний всё же не вечен,
Что есть и у пятницы что-то хорошее — вечер...

Сквозь встречи, звонки, сквозь вопящие в планингах даты
Огнём светофора зардеется пламя заката,
И мчатся на красный, светя габаритками судеб,
Собратья по пятнице, рядом живущие люди,

Ведомые лозунгом: пусть аутсайдеры плачут.
Им сказки порукой: трудясь, пожинаешь удачу.
Пожнут ли — неясно, однако сверкают серпами,
А оползень дня шелестит: не таких засыпали...

Но спустится миг, когда в воздухе явственней свежесть,
Лавина ленивее, осыпи реже и реже.
Вампир-ежедневник, в котором беснуются даты,
Мурлыкает сыто: закончено... сделано... снято...

Как лидера гонки, за финишной лентой встречают
Раскрытая книга и чашка зелёного чаю,
И там, за окном, облаков безымянных эскадра,
И всё остальное. Но всё остальное — за кадром.