Мария Суворова

Город, построенный на реке. Стихотворения


***
девушки из провинции с призрачным холодком
всем бы такие строгие принципы
сладость топлёного молока
всем бы такие тонкие пальцы
выжженные на солнце виски
девушки сушат у моря ласты
ждут когда вернутся их рыбаки

девушки из провинции звонкими голосами
призывают подводных богов
чтобы мужья возвращались живыми
чтоб привозили на берег морское вино
дарили прозрачные платья, духи
девушки мастерят из коры поплавки
ждут когда вернутся их рыбаки


***
Искать на реке причины полёта зелёных жуков,
Следить, как вода изменяет свой цвет от апреля к июлю,
Мне выпало счастье идти по пути берегов,
Но прятаться и избегать берегов, тебя минуя.

В соломенных шляпах с картин Эдуарда Мане
Те девушки будто бы спят, их не ждут монсеньёры
И я вспоминаю, не раз говорили при мне:
что девочки наполовину – шальные позёры.

И ради забавы, я вижу, снимают цветное бельё,
Зелёные юбки, оранжевые кринолины,
И каждый парнишка становится Монтескьё,
А я же под юбками вижу отчетливо – мандарины.

Искать на реке причины полёта зеленых жуков,
Следить за тобой от истока до устья,
Мне выпало счастье идти по пути берегов,
И девочек  в школе сегодня пораньше отпустят.


***
пригоревшая первая буква имени
с языка срывается там, где не нужно,
трава любимая у тебя подорожник,
лист у неё упругий и влажный,
а голос с нежной поблажкой "Машка..."
кажется, ты произносишь слова,
едва отрываясь губами от чашки,
в субботнее утро едва открывая
глаза, срывая тонкие пестики
кашки, бросая кубики сахара,
забывая, что солоно, а что - сладко.
ты со мной, как с ребёнком полутора лет,
говоришь: "что за девочка у нас тут?
что за диковинное растение
корни пустило в моей постели?
что за отчаянный у неё вид,
лихо взъерошенный иконописный лик..."
наболевшее на первую букву имени
послевкусие сладкого молока,
это с губ твоих горячая вода
в горло потекла и сильно обожгла.
первая буква имени - твоя,
первая буква имени - моя.


***
Спускаться к воде, холодной осенней воде,
По чёрной земле, по тёмным шуршащим листьям,
Прижаться к тебе, держаться  рукой в рукаве
за стебли травы и влажной рябины кисти.

И, кажется всем, они лишь стоят у воды,
У кромки воды, что станет январским снегом,
И мимо пройдут, и, не повернув головы,
Оставят вдвоем на фоне щемяще сером.

На фоне картин, старинных пейзажных картин,
Бледнеет река, и меньше играют волны,
И ты там одна, а, может, не так - один.
Спустился к реке – холодной, осенней, полной.


***
Озёрная вода по цвету брод напоминала,
Когда мы маленькими были-жили,
Лежали на раскинутых цветастых одеялах
И между ног ромашки зажимали.

И приносили мягкие игрушки,
Терзали их до слёз, до истерии
И дергали медведей за потрепанные уши,
Так больше никогда мы не любили.

Потом бежали в воду, и, боясь раздеться,
Натягивали майки до коленок,
Никак песчаного не находили места,
Ты уплывала, я кричала «Лена!»

На берег возвращаться не хотелось,
Пока все силы прочь не уходили,
Снимали майки, и вода по телу
Стекала в воду –  больше мы не были.


***
Всё глубже на север вживаться и жить:
букет и платок, и оранжевый ключ,
осталось немного сложить на повить,
я всё же вернусь к тебе, всё же вернусь.

Когда разошлись по своим городам,
На юг и на север, домой и не так,
Я стала заглядывать в местный почтамт
И письма писать, и кормить собак.

Но было легко прикасаться к земле,
И чувствовать боль, и не верить в конец,
Когда разорвались привычные мне
Объятья железных больничных колец.

На этой горе за огромной горой
Такая уж жизнь и такие уж нравы,
Что если и взяли тебя на постой,
То будут во всём и всегда правы.

На этой горе превращаешься в тех,
Кто жизнь свою вроде бы прожил,
Но ты лишь отчаявшийся человек,
С тобой это тоже случится – позже.


***
В городах на горах, евразийском спинном хребте,
Километры уверенно движутся вверх,
В середине апреля на общей для нас широте,
Превращается снег, как мне кажется, в свет.

А потом мне всё видится лето – огненный змей,
Как он мнёт под себя голубое, зелёное, небо, траву,
На воде, на реке ты становишься рыбой, а я водолей:
Моем волосы, лопаем мыльный пузырь наплаву.

Города на горах отличаются большей напевностью слов,
На земле говорится не так, отбивается четкий слог,
И пришедшие с севера скажут тебе «будь здоров»,
На востоке попросят трижды переступить порог.

Только крик остаётся таким же, что здесь, что там,
В городах на горах, евразийском спинном хребте,
Вспомнишь лес, где кричали друзьям, а они - нам
В середине апреля в сосновой родной широте.


***
В Ханты-Мансийске – городе на пяти холмах,
В городе, о котором никто не мечтает,
О котором у нас вовсе не говорят,
Проводишь серые дни и ночи, не так и мало,
Всё то, что осталось, всё то, что можно
Называть своими именами – отец да мама,
Называть своими словами после меня –
Рассвет, смотреть, огонь и слава,
Об остальном говорить осторожно,
Не договаривая главного и возможного,
Лишь бы не казалось затишье безвременьем,
Лишь бы не казалось время замедленным.

В Спасе-Всеграде – городе об одном дне,
Помню, гуляли по самой холодной воде,
По забелённым до блеска пологим речным берегам,
В поисках камушка с дырочкой – там, где росла трава,
Там, где стоял дом, и над домом текла река,
Там, где склонялись ветви, но ветви склонялись зря,
Там, где вели ступеньки в дом на второй этаж,
Нет больше первого вестника, дыма зимы,
Тоненькой струйкой взлетающего из трубы,
Нет больше Спаса-Всеграда – города об одном дне,
Дом мой дрожит под града жестоким боем,
Всё, что осталось мне – на дне, – камушек из реки.


***
Город, построенный на реке,
Если бы ждал тебя, если бы ты его,
Как и в других городах на воде
Морось и холодно.
Как и в других городах на воде
Лучшее время – дождь,
И расплываются пароходы
Вниз по теченью и вверх – врозь.
Город, отмеченный в дневнике,
Если бы родина, если бы малая,
Так разбежались и мы налегке
В город большой и маленький.