Вертикаль. Стихотворения

* * *

исчезает облачко бравады
перед видом скрытого пути,
ничего-то в жизни мне не надо –
только потаенное найти

в каждом дне, и месяце, и годе,
в самолета вниз идущем следе,
в этом мире, где одни уходят,
но другие вновь бегут как дети!


* * *

Человек поднимается ночью,
Что-то сквозь сон бормоча,

Он пришел на землю,
Чтоб на ней обрести бессмертную душу,
Но пока ему три и душа в нем пока еще явно не вся,

Я надеюсь, что он не нарушит,
И я не нарушу.

Он сидит и лепечет о чем-то, и маму зовет,
и глазами неосвещенными по лицу моему водит,

Но сдается мне, что о другой он речи ведет...
Что рукой без колец за плечо его ласково тронет.


ФЛОРЕНЦИИ

Жители Флоренции, вы долго
Познавали слово «гражданин»,
Обсуждая Данта втихомолку –
Вертикаль для жителя равнин.
Только через несколько столетий
Мы узнали слово «вертикаль»
И Гагариным, большие дети,
Так гордились, как вы Дантом встарь.
Если, презирая расстоянья,
В честь бесланских взорванных детей
Вы даете площади названье,
Вертикали следуя своей,
То, склоняя голову пред львами,
Заслоняя спутники плечом,
Мы надеемся, что скоро вслед за вами
Слово «гражданин» произнесем.


ЗАСТОЛЬНЫЕ ПЕСНИ. ИИСУС

Здравствуй, незамутненный, лицом к лицу,
Может, не первый раз мы, но вне слепоты – впервые.

Позавчера ты руки вложил живые
в поднятые ладони, а год тому
Плащ твой мелькнул на одной из развилок – ну,
Той разберихи, которой сейчас живу.

Благословеньем отца Твоего прими
Тоненький хлеб, заквашенный на молчанье,
Рыбу, тушенную в маслице беспечалья,
Без принужденья созревшие сливы в моем саду.

Дай мне немного – молчать, веселиться, петь
И проходить спокойно, где ненависть, где обида,
Рознь, сомнение, мрак и людская смерть –
И приносить в ладонях рыбу другого вида.


СЦЕНА МИНУС ДРАМАТУРГ
(ДИАЛОГ С ДЕМИУРГОМ СЦЕНЫ)

                     ПАМЯТИ АННЫ ЯБЛОНСКОЙ

Отпусти драматурга
В забытую Богом толпу –
Оторви от себя,
Пусть бредет за своей стрекозой,
Что жужжит и жужжит,
Егошась, теребя, истребя
Мимолетное всё,
И поводит большой головой.

Запусти очевидца
В свой мелочью полный карман,
Где стекляшки и кости
Лежат вперемешку и ждут,
Время тихо бурчит –
Ах, такой ты сякой шарлатан,
Поглотитель характеров на авансцене минут.

Подними тайновидцу
Прикрытые веки –
А то он молчит,
Эскалатором пользуясь,
Про закулисье миров,
Мы не знаем, что съедено нами,
Что выпито тут,
Кто находится рядом,
А кто в стороне мертвецов.

Проглотил драматурга –
И снова идешь как фрегат,
Но до первого низкого мостика через овраг,
Да, со сломанной мачтой, хотя бы ты был и варяг,
Всё же будешь забыт навсегда-навсегда-навсегда…


В ПОДДЕРЖКУ УНЫВАЮЩЕМУ ДРУГУ

«По жене я – русский», - говорит Тонино Гуэрра,
итальянский поэт, сценарист, соавтор Антониони,
Феллини, Андрея Тарковского, Лукино Висконти,

у него такое счастливое чувство жизни –
про жену свою пишет он стихотворение
«Воздух – это легкая вещь вокруг твоей головы, он становится более светлым, когда ты улыбаешься»,

ну еще бы! заметить воздух вокруг головы может тот,
кто помнит и видит:
«В тот момент, когда человек перестал любить жизнь, он дает яд и воздуху, и воде, и земле, по которой он ходит»,

посмотри на мир глазами, в которых хоть капелька солнца,
ведь оно бывает в наших краях нередко,
хоть не каждый день, но зимой даже раз в неделю!
если ты привык запасать порошки и мыло,
рис и сахар, пшено и гречку,

почему бы тебе не запастись и солнцем?

по жене – ты русский,
жена по тебе – грузинка,
или калмычка, а может, даже тибетка?

по дедушке ты – еврей или польской крови,
ты считал ли своих всех дедушек?
их у тебя больше, чем кажется с первого взгляда,

а по пращуру ты и вообще – африканец,
если всё еще не изменила мнения в этом наука,

в общем, ясно одно – мы все отраженья друг друга,
а по возрасту ты – то как брат твой младший,
то как мать, а то и как прадед,

по другу – врач, по елизавете английской –
вообще монарх и правитель...

ты так возрастом, местом, состояньем и взглядом богат,
что какие тебе утешенья? утешением ты для других –

ты для них душевные соль, и сахар, и гречка.