Уйдут дирижабли – останутся птицы

МОЙ КОМПАС

 

Это просто дожди опоздали чуть-чуть,

Это боль запеклась в белом зное палящем.

Только стрелка строки знает правильный путь,

Только мир чистых нот может быть настоящим.

 

А во всём остальном есть заметная фальшь, –

От привычки к теплу, от комфорта уюта,

Оттого, что расчёты берут свой реванш,

А просчёты в любви не покроет валюта.

 

И поэтому дождь очень нужен сейчас,

Чтобы смыть с наших душ всё, что суетно, бренно.

Если жить, без конца в двери света стучась,

То я верю, откроется дверь непременно.

 

Это просто дожди опоздали чуть-чуть,

Это боль запеклась в дымном зное палящем.

Только компас любви знает правильный путь,

Только мир чистых строк может быть настоящим.

 

 

***

 

Мир держится ещё… Скажи, на чём?

На пуговке? На буковке? На слове?

Попробуй, подопри его плечом:

Непрочен он в самой своей основе.

 

Что в чашке? Сон. Он так похож на чай,

Лишь чуточку прозрачнее и слаще;

Как жизнь, его палитру изучай:

Быть может, он – реальный, настоящий!

 

Когда тонула музыка в дожде,

Второй этаж как будто плыл над нами,

Казалось всё – кругами на воде,

И только сердца ритм рождал цунами.

 

Растягивалось время на века,

Вновь вспыхивали солнца – и сгорали,

И облака на небе потолка

Почти что никого не удивляли.

 

Плоть обретали буквы и слова,

Неслись, тонули в жизненном потоке.

Порой за шумом слышалось едва,

Как Слово пробивается сквозь строки.

 

Но сердца ритм приказывал: звучи!

Огонь вершил своё предназначенье,

Печали в поэтической печи

Переплавляя в хрупкое печенье.

 

А в лунном свете нимфа и сатир

Вновь отдавали дань броженью крови.

Сбывались сны. На том держался мир:

На пёрышке, на буковке, на слове.

 

 

***

 

Знающий не говорит, говорящий не знает.

Лао-Цзы

 

А ветер не расскажет ничего,

И, палачи, пытайте – не пытайте!

Пока в часах не кончился завод,

Пока ещё дожди стоят на старте,

 

Пока не сведены усилья нот

К гармонии исходной без предела…

Философы умны чертовски, но

Какое Истине до книг их дело?

 

И не расскажут миру словари,

Что за словами скрыта суть иная,

Что знающий о том – не говорит,

А говорящий – говорит, не зная.

 

И всё, что вновь написано, – старо,

Процесс познанья нелегко ускорить;

Ты создал мир, чтоб зрело в нём добро,

Но мир с Тобою продолжает спорить.

 

Суть между строк проходит, как вода,

И в них о смысле не найти ответа…

Но Слово возвращается тогда,

Когда я прикасаюсь к струнам света.

 

 

МИЛЛИМЕТР ДО СМЕРТИ

 

Вновь предпочтя безумие любви

Безумию распутства и наживы,

Ты всё, что есть, – любя, благослови –

За миг весны, за то, что струны живы;

 

И, различив её мотив в тиши,

Когда в тебе живёт она одна лишь, –

Прислушайся и просто напиши

О том, что видишь, чувствуешь и знаешь.

 

О, это «просто» требует подчас

Такого невозможного накала!

И дело не в отточенности фраз,

Не в том, чтоб строчка, как алмаз, сверкала,

 

А в том, что, разрезая тишину,

Ты волей звёзд находишь в ней стихи – и

Ты принимаешь на себя вину

За все безумства огненной стихии.

 

Да, это ты – виновник торжества,

Виновник невозможности возможной!

О фантазёр несчастный! – голова

В ответе за твой шаг неосторожный…

 

И оттого мой мир неуязвим,

И оттого мой дух горяч и молод,

Что каждым откровением своим

Я призываю смерти странный холод.

 

Она почти что рядом, за чертой,

Как мал зазор – попробуйте, измерьте!

Я век училась истине простой:

От верной строчки – миллиметр до смерти.

 

 

ПРО ДУРАКА

 

Никто не знал, не ведал, как,

Каким обманом или чудом,

Назло бедовым пересудам,

От смерти вновь ушёл дурак.

 

Что ж, у Ивана – все тузы?

На что ему? Он карт не знает…

К нему добры изба резная

И ветви золотой лозы.

 

Да дом Ивану ни к чему:

В глазах – беда, а в кудрях – ветер,

Но даль – бела, а посох – весел,

И радуга – в его дому.

 

Для дурака всё – добрый знак,

И даром, что худое снится.

Ему синица – что Жар Птица,

И снова в прибыли дурак.

 

Ум зряч, когда глаза слепы,

Сама игра – вот козырь главный:

Цветок лелеять своенравный,

Не раня руки о шипы.

 

 

***

 

Мы в каменных норах – такие живые,

Как стебли растений, мы гибки и тонки…

Ведь взять, присмотреться: пантеры, и львы, – и

Все дивные дивности скрыты в ребёнке.

 

Как лёгкая дымка над чашечкой чая,

Наш мир и текуч, и изменчив, однако

Нам хочется знать, что для нас означают

Все звёздные звёздности в огненных знаках.

 

Но тьма поглощает и чашку, и блюдце,

Без устали трудятся звёздочки-пчёлки;

Вот вечность пройдёт, и глядишь – соберутся

Все редкие редкости в лунной кошёлке.

 

И мы оторвёмся от круга привычки,

Которой мы были доселе покорны,

Нас недосчитаются на перекличке:

Изменят нас разные разности в корне.

 

И где-то за гранью ошибок и смысла,

Где бег карусели в спираль превратится,

Уйдут диалоги – останутся числа,

Уйдут дирижабли – останутся птицы.

 

 

***

 

Я привыкаю к радостной – себе.

Пути открыты. Звёздный код прочитан.

Дань отдана терзаньям и борьбе.

Мир умер – мир, что был войной пропитан.

 

Так пусть не месть всё ставит на места,

А доброта в её порыве смелом

И скромный труд: изящество куста

Под ножничным садовничьим прицелом.

 

Своим глазам (зрачок не может лгать!)

Лишь доверяй: не – слухам, не – кому-то,

Чтоб не пришлось от правды убегать,

Когда придёт прозрения минута…

 

О Боже, помоги моим стихам!

Пусть хитрый тролль их обратит в богатство:

В миру пути открыты лишь деньгам,

И до него иначе не добраться.

 

Когда б любовь, как смерть была сильна,

Она б открыла двери потайные

В заветные пространства-времена,

Где ценности и радости – иные:

 

Синицы не боятся чутких рук,

В священный транс погружена природа,

Где кроме счастья нет других наук

И выше смерти – воля и свобода.