Виктор Куллэ

«ГЛАГОЛЬ» И «ДОБРО»

Foto 1


 


Поэт, переводчик, литературовед, сценарист. Окончил аспирантуру Литинститута. Кандидат филологических наук. В 1996 г. защитил первую в России диссертацию, посвященную поэзии Бродского. Автор комментариев к «Сочинениям Иосифа Бродского» (1996–2007). Автор книг стихотворений «Палимпсест» (Москва, 2001); «Всё всерьёз» (Владивосток, 2011). Переводчик Микеланджело, Шекспира, Чеслава Милоша, Томаса Венцловы, англоязычных стихов Иосифа Бродского. Автор сценариев фильмов о Марине Цветаевой, Михаиле Ломоносове, Александре Грибоедове, Владимире Варшавском, Гайто Газданове, цикла документальных фильмов «Прекрасный полк» – о судьбах женщин на фронтах войны. Лауреат премий журналов «Новый мир» (2006) и «Иностранная литература» (2013), итальянской премии «Lerici Pea Mosca» (2009), «Новой Пушкинской премии» (2016). Член СП Москвы и Русского ПЕН-центра.

 

 

Я на мир взираю из-под столика.

Век двадцатый – век необычайный:

Чем ты интересней для историка,

Тем для современника печальней.

 

– сетовал один из самых трагических и неуслышанных поэтов минувшего века Николай Глазков. Тот, что придумал слово и само понятие «самиздат». Лишённый возможности публиковаться, он в 40-е годы затеял изготавливать самодельные сборнички стихов и раздаривать их друзьям – а летом 1960-го, после расправы, учинённой компетентными органами над самиздатовским журналом Алика Гинзбурга «Синтаксис», навсегда зарёкся от участия в неподцензурной литературе. Для тех, кто не в курсе: Глазков – это ещё и тот крылатый мужик, что в «Андрее Рублёве» Тарковского отважился сигануть с колокольни и, хоть ненадолго, испытал счастье полёта. Чтобы потом разбиться.

Стихи впечатались в память с первого раза – но на дворе стояли глухие 70-е, когда сама мысль, что какие-то исторические шевеления могут коснуться непосредственно нас, представлялась дикой. «Я молю, чтоб каплю ветра мне послали небеса…» – пел ещё недозволенный Макар, и мы, без малейшей надежды, просто за компанию, подпевали. А потом время сошло с ума и рвануло вперёд со всё возрастающим ускорением. Тогда-то и подумалось, что сроки Глазкова рифмуются с приписываемым Конфуцию недобрым китайским пожеланием: «Чтоб ты жил в эпоху перемен!» Конфуций такого сказать не мог, я был уверен на все 100% – но на всякий случай справился у друзей-китаистов. Те откопали более-менее подходящую по смыслу пословицу: «Лучше быть собакой в спокойное время, чем человеком во времена хаоса». Древнекитайская мудрость просвечивала древнееврейской изнанкой: «…и псу живому лучше, нежели мертвому льву» (Екклесиаст, 9:4).

Я был молод, сызмала учён, что умереть стоя приличнее, чем жить на коленях. И я впервые ощутил на губах вкус времени. Показалось, что вот он – шанс стать не жертвой, а творцом истории. Помню, как это пришло в первый раз. Был май 1987-го. Кто-то брякнул, что в «Зелёном театре» ЦПКиО выступают «Звуки МУ», «Вежливый отказ» и «Кино». Мы уже ничему не удивлялись – просто радовались. Концерт шёл своим чередом – и вдруг на выступлении Цоя, об ту пору за пределами питерского рок-клуба мало кому известного, забуксовал. На сцену вылез какой-то дядька, и публика решила: всё, прикрывают, как в прежние времена. Публика взбеленилась. А дядька орал в микрофон, чтобы выставляли цвет и звук. Оказалось, то был режиссёр Соловьёв, и мы – всей толпой – присутствуем на съёмках финального эпизода «АССЫ». Цой запел «Перемен требуют наши сердца», народ самозабвенно чиркал зажигалками, и меня – вместе со всеми – захлестнула пьянящая волна счастья. Поразительно: я ведь уже слышал эту песню, совсем недавно, на какой-то рок-клубовской тусе. Отнёсся одобрительно, но без особой ажитации – здесь же на глазах происходило чудо. Люди перестали быть толпой, сборищем одиноких закомплексованных особей – и превратились в единое прекрасное существо. Доброе – но и неимоверно грозное.

Повод к пространному излиянию очевиден. Едва не война на носу, в ящик смотреть с души воротит, в сети люди отношения рвут, рушатся дружбы и репутации – а я выбираю темой исторического экскурса Севастополь… Потому и выбираю, что слишком хорошо помню, как на смену ликованию приходит стыдное похмелье. Как героическое стояние у Белого Дома оборачивается унизительным стоянием в очередях. Жуткое осознание, что от тебя вообще ничего не зависит, растерянность и недоумение, тоскливая покорность в глазах стариков – таким оказалось на вкус историческое время.

Самое обидное, что я от души сочувствую вышедшим на майдан людям. В основной массе – уверен – отважным и честным, искренне желавшим блага своей стране. Коли речь шла лишь о свержении зажравшейся бессовестной власти – вся Россия аплодировала бы победившему майдану стоя. Но революция чистыми руками не делаются. Её суть в том, чтобы достичь власти – а те, кто обретает власть самым коротким путём, по определению совести лишены. Это же досадная помеха на пути к цели. В итоге у кормушки вместо одной бессовестной банды неизменно оказывается другая (впридачу, несытая) – ворюги и кровопийцы в одном флаконе. Страна же на долгие годы ввергается в разруху и хаос. Так было в России 1917-го, так было во время всех «цветных революций» и «арабских вёсен» – не вижу причин, по которым Украина должна была стать исключением.

Идеологическая война крепчает пуще маразма: даже вменяемые и битые жизнью люди как за соломинку хватаются за единственно верное мнение. Всё, что с оным не совпадает, отметается. Если ты безоговорочно не поддерживаешь майдан – значит, «кремлёвский пропагандон», фашист и украинофоб; в противном случае – русофоб, фашист и бандеровец. Горько видеть, как внутренняя убеждённость оборачивается монополизацией истины. И тогда уж впрямь: кто врёт не с нами – тот против нас.

Покойный Венечка Ерофеев заклинал: «Последнее, что тебе осталось – совесть и вкус». Говорить о вкусе в ситуации информационной партизанщины не приходится – обратимся к совести. Благо, к ней исправно апеллируют оппоненты с обеих сторон. Так вот, други мои, первый признак совестливого человека – сомнение в собственной правоте. Изнанкой стопроцентной железобетонной правоты всегда является нечистая совесть. Ведь коли ты, даже гипотетически, не допускаешь права оппонента на мнение, от твоего отличное – диалог исключается. Происходит разрыв связей между людьми, нарастает взаимное недоверие и остервенение.

А теперь – коротко и внятно – почему я решил избрать темой Севастополь. Речь не о защите мирных жителей, не о возможности появления там НАТОвских военных баз, не о героическом прошлом города во время Крымской и Великой Отечественной. Дело в том, что для отечественной культуры, для российской словесности Севастополь имеет значение едва ли не большее, чем Киев – «мать городов русских» – а до кучи и Новгород, Москва, Петербург. Заинтриговал? Рассказываю.

В прекрасный летний день в 6496 года «от сотворения мира» (988 от Р.Х.) князь Владимир Святославович крестил Русь. Это было – и остаётся – самым значительным событием нашей истории, предопределившим её развитие на столетия вперёд. Но ни в учебниках, ни в энциклопедиях не говорится о событиях, этому шагу непосредственно предшествовавших. Дело было как раз в Крыму, ровно на том месте, где сейчас стоит Севастополь. Отвлечёмся от нынешнего города, в 1783 году заложенного на берегах Ахтиарской гавани по приказу Екатерины Великой, и обратимся к событиям, происходившим приблизительно за девять столетий до падения Крымского ханства, когда ни о крымских татарах, ни о «древних украх» никто ещё слыхом не слыхивал. Но сначала нырнём в историю ещё глубже.

529/528 годы до н.э. Где-то в дебрях Средней Азии только что принял смерть от рук кочевников-массагетов Кир Великий – Персидскую империю унаследовал Камбиз, будущий покоритель Египта. Афины под властью тирана Писистрата находятся на вершине могущества. На 63-х Олимпийских Играх великий атлет Милон Кротонский одерживает шестую победу. Где-то в Индии после 49 дней медитации Сиддхатртха Гаутама достигает Пробуждения, и становится Буддой Шакьямуни. А в Крыму, на берегах бухты, что ныне именуется Карантинной, горстка переселенцев из Гераклеи Понтийской закладывает первые камни в основание новой колонии. То были суровые дорийцы, богатым воображением не отличавшиеся – поэтому город назвали просто: Херсонес (Χερσ?νησος). Что означает всего-навсего «полуостров». В последующие века название менялось: для византийцев город был Херсоном, для генуэзцев – Сарсоной, а в русских летописях значился как Корсунь.

Более тысячелетия город рос и преуспевал. То воевал, то торговал со скифами, переходил под покровительство Боспорского царства, Рима и Византии. Отражал набеги печенегов, хазар, половцев и кавказских князьков. Так продолжалось до XIII века, пока Херсонес не разрушили сначала турки-сельджуки, потом монголы. Окончательный удар прежде прекрасному и процветающему городу нанесли войска Великого Княжества Литовского: Ольгерд, а потом и его преемник Витовт не просто разграбили Херсонес, но преуспели в том, чтобы стереть его с лица земли. Ко временам Крымского ханства оставалась лишь крохотная рыбацкая деревушка. Впрочем, к нашему рассказу это отношения не имеет.

Переместимся в 862 год, когда – согласно летописям – произошло «призвание варягов» на Русь. Двое знатных византийцев – Константин, прозванный Философом, и его брат Михаил – отправились в миссионерскую поездку к Хазарскому Кагану. Тот затеял религиозный диспут, чтобы решить, чья вера правильней. Сделав остановку в Херсонесе, братья стали участниками двух поразительных событий.

В конце I века от Р.Х. в Херсонес, на Инкерманские каменоломни был сослан 4-й епископ Рима (Папа) Климент I, некогда принявший крещение из рук самого святого Петра. Здесь он принял мученическую смерть – Климента привязали к якорю и утопили в море. Константину и Михаилу удалось обнаружить место его гибели. История эта известна из «Сказания об обретении мощей святого Климента, папы Римского», написанного самим Константином. Среди его литературного наследия сохранился ещё один весьма любопытный документ: «Корсунская летопись» (в переводе на латынь известная как «Итальянская легенда»). Константин рассказывает, что обнаружил в Херсонесе список Евангелия и Псалмов, начертанных «роськы» письменами. Грек нашёл человека, говорящего на этом неведомом языке – и, соотнося начертание знаков с греческим алфавитом, стал их усовершенствовать.

Надеюсь, читатель уже догадался, что в монашестве Константина и Михаила звали Кирилл и Мефодий. Именно здесь, в Херсонесе, они предприняли первые шаги по созданию славянской письменности. И произошло это в то самое время, когда Рюрик обживался в новых владениях.

Минул век с четвертью. Русь усилилась, а Византия ослабела от внутренних усобиц. В 986 году император Василий II, теснимый претендентами на престол, попросил помощи у князя Владимира Святославовича. За это он обещал отдать ему руку своей сестры – принцессы Анны. Но когда враги были рассеяны, император передумал. Оскорблённый Владимир осадил Херсонес – главный северный форпост Византии. Город был взят и разорён. Дальше версии событий расходятся. Согласно одной, после приезда Анны князь смирил гнев и кротко принял крещение. Согласно другой – не обошлось без вмешательства свыше: впавший в ярость Владимир утратил зрение, и вновь обрёл его, лишь став христианином. После чего отправился с молодой женой рушить столбы Перуна и крестить подданных.

Минула без малого тысяча лет. В 1827 году по распоряжению командующего Черноморским флотом вице-адмирала А.С.Грейга на месте Херсонеса произвели первые раскопки. Грейг мечтал найти базилику, в которой принял крещение Святой Владимир – и она чудом была обнаружена. Но тут началась Крымская война, стало не до реликвий.

23 августа 1861 года на месте базилики состоялась закладка собора в честь равноапостольного князя Владимира. Строительство пытались подгадать к 900-летию Крещения Руси, но не успели – 13 июня 1888 года был освящен лишь Нижний храм в честь Рождества Пресвятой Богородицы. Зато убранство Верхнего намеревались выполнить на совесть. Для мраморных работ (иконостас Верхнего храма, мозаичный пол, балюстрада вдоль солеи) выписали искусных итальянских мастеров: Джозефа Сеппи и братьев Баскарини. Мрамор решили взять наилучший – снарядили экспедицию в Каррару. Верхний храм был освящён 17 октября 1891, но отделочные работы длились до 1894 года.

Потом всё рухнуло. Была революция, за ней гражданская война, годы коммунизма и Великая Отечественная. После войны взорванный фашистами храм вовсе хотели снести – отстоять руины удалось чудом. В 1999-м начались работы по восстановлению святыни. 28 июля 2001 года состоялась церемония воздвижения и освящения креста. Ныне собор вновь прекрасен, но трудов предстоит положить ещё немало. Строить – не ломать.

Надеюсь, я дал ответ на вопрос, зачем России Севастополь… В советские времена его название переводили как «город славы», или «величественный». Это не совсем так. Σεβαστ?ς (Севастос) означает «высокопочитаемый, священный». Город, в котором был сделан первый шаг на пути к Крещению Руси, своего имени и впрямь достоин. А то, что эта земля стала родиной славянского алфавита – выше любых, самых превосходных оценок. Вспомним, что после «Аз, Буки, Веди, Глаголь» неизменно стоит «Добро». Одно это уже внушает надежду.

К списку номеров журнала «Кольцо А» | К содержанию номера