Книга за книгой

Виктор Пелевин. «Тайные виды на гору Фудзи»,

ООО «Издательство «Эксмо», 2018

 

Когда становишься счастливым обладателем только что вышедшего из печати романа Виктора Пелевина, на время чтения забываешь практически обо всём, а в это время на тебя со всех сторон сыплются вопросы: о чём он?

О счастье. И попутно, немного, - о красоте. Это не трактат в стиле Умберто Эко, речь идёт уже о последствиях – чисто прикладной стороне явления. «Летом после шестого класса Таня наконец разгадала тайну. В потрёпанной переводной книге, которую она читала на берегу моря, ей встретился древний афоризм: «красота в глазах смотрящего» <…> Это не она, Таня, сама по себе была пятаком или червонцем. У неё не было никакого фиксированного номинала вообще. Но коллекционеры монет, населявшие мир, готовы были обменивать её на разные суммы по непонятным для неё причинам. Повлиять на их выбор было трудно. Но на тех, кто принимал её за червонец, она могла твёрдо рассчитывать». То, что красота не гарантирует ни счастья, ни успеха, знают все. «Поезд, на который брали только красивых, был реальностью; можно было ехать на нём – или нет». Что такое счастье – это каждый (как известно, хотя, возможно уже и не всем; для тех, кто не знает – А. Гайдар) понимает, конечно, по-своему. И на внутренний вердикт, вынесенный в ответ на вопрос: ты счастлив? – повлиять тоже практически невозможно. «Счастье ни с чем не спутаешь. Но оно бывает сильным, слабым, мимолётным, нечаянным и так далее. А бывает высшим. Вы какое хотите? - Высшее, конечно. Самое сильное и глубокое счастье, какое только может быть. – Я так и подумал. Но ведь здесь должен быть какой-то критерий, верно? Чтобы мы ясно понимали, о чём говорим. А то, с одной стороны, вы хотите высшее, а с другой – самое глубокое. Уже на вербальном уровне противоречие». В романе сталкиваются две концепции. В качестве методики достижения счастья используются буддийские техники медитации: «Счастье – это психический эффект. Ваше, так сказать, субъективное состояние в конце определённой процедуры. Продать и купить можно только процедуру. То есть технологию достижения счастья». То есть, как обычно, речь идёт не о буддизме, а о технологии монетизации стабильно пользующихся спросом состояний.
И в некотором роде тема продажи технологии достижения счастья, лежащая в основе романа, продолжает тему, обозначенную в предыдущем романе (iPhuck-10) как «секс с философией», в смысле, в целях извлечения прибыли «охватывать не только конкретное, но и абстрактное», в «интерфейсе, не поддерживающем абстрактных смыслов. Только прямые». iPhuck-10 был посвящён проблеме монетизации удовольствия, состояния менее сложного, чем счастье, но каждый раз приходится идти дальше… И неожиданно на этом пути автор подарил своим героям надежду на его (счастья) обретение – а вместе с ними и нам, читателям. После долгих и поначалу провальных попыток вырваться из нирваны (как в старом анекдоте: вход – рубль, выход – совсем другие деньги)обретение если не счастья, то хотя бы радости возвращения в знакомый мир происходит по Конфуцию: счастье – это когда тебя понимают, большое счастье – это когда тебя любят, настоящее счастье – это когда любишь ты.И что интересно, хотя роман «Тайные виды на гору Фудзи» посвящён более сложной проблеме, внешне он поначалу производит бесхитростное впечатление, поскольку строится на таком банальном, на первый взгляд, материале как взаимоотношения между полами (по сравнению с проблемой искусства, рассматриваемой в iPhuck-10). В одной из рецензий его даже окрестили «любовным романом от Пелевина». Можно и так сказать, но нет, это не любовный роман, а по глубине ничуть не уступает ни iPhuck у, ни S.N.U.F.F.у А хотелось бы. От Пелевина.

 Вообще, о романах Виктора Пелевина можно много чего сказать в силу их цветущей сложности, вследствие чего обычная трогательная процедура ломания копий фанатами писателя в бесконечных битвах за лучшее объяснение того или иного эпизода в свете того или иного философского учения, на мой взгляд, не имеет большого смысла. Хотя, конечно, имеет право на существование. Но я этой стороны, не будучи специалистом в этой области, не касаюсь. Мне кажется, что, когда человек улавливает глубинные закономерности, знание частностей особой роли не играет. Общая картина всё равно адекватно отражает реальность, и (как характеристика выходящих из-под пера автора текстов) - это чистое наслаждение: наблюдать, как Виктор Олегович свободно обращается с накопленными, условно говоря, за столетия образами, смыслами, концепциями, дискурсами (и прочие умные слова). Ведь реально это очень большая масса, а он легко её поднимает, трансформирует, перетасовывает всё это, при том не погрешая против истины. Насколько это возможно, конечно, учитывая, что мы вообще не знаем, что это такое. (Но ведь погрешность в случае её наличия ощущается). И вот оказывается, что это нечто можно отразить самым фантастическим, невероятным, стрёмным образом, и в случае корректного отображения получается произведение искусства.

Это в общем, и, на мой взгляд, этого достаточно. Но если спойлерить, то продолжим. Народная мудрость гласит, что счастье не в деньгах. И в то же время молчаливая народная мудрость полагает их необходимым условием достижения счастья. Главные герои романа – олигархи из списка Форбс, и деньги у них есть, но нет в жизни счастья; они испытывают «холодное одиночество в тундре, помноженное на риск в любой момент сгореть в потоке магмы», что «есть просто иносказательное описание внутреннего мира человека на самом верху социальной пирамиды». У Виктора Пелевина, одной из сквозных тем произведений которого является мифология и мифотворчество, есть своя мифология. И, конечно, Фудзи на страницах его книг читателю встречается уже не в первый раз. В новом романе буквально на первых страницах говорится, что «вершина Фудзиямы – несомненный символ высочайшего достижения». Я бы заметила, что Фудзи представляет собой усечённую (возможно, в целях маскировки) пирамиду. А где пирамида – там развод на деньги, и ловкий молодой стартапер предлагает людям из списка Форбс вложить денежки в развитие технологии добычи счастья, и первыми протестировать полученный результат. Первопроходцев в любых областях часто поджидают сюрпризы, и героям романа избежать этой участи не удалось. Думаю, не ошибусь, если скажу, что Виктор Пелевин часто пользуется апофатическим методом познания, и определения тех или иных явлений в своих романах даёт исходя из него. Так и здесь: испытывая ряд состояний на пути достижения счастья, и каждый раз убеждаясь, что это не оно, что заставляет их двигаться дальше, в конечном итоге герои на чужом горбу достигают просветления, которое тоже не добавляет им радости. «- Конечно. Мокро, злоба берёт, щекотно, помадой пахнет, денег жалко. Мокро, злоба берёт, щекотно, опять злоба берёт, спазм, думаем про инстаграм, ещё спазм, помадой пахнет. Физическое, ментальное, физическое, ментальное. А раньше всё сплавлялось в единый опыт общения с дорогой и красивой женщиной. – А можно опять сплавить? – В каком смысле? – Ну, чтобы было по-человечески. Как раньше, без дефектов. – Я, наверное, не вполне точно объяснил, - сказал буддолог. – Это вовсе не аберрация или дефект восприятия. Совсем наоборот, это духовное прозрение». И оно (прозрение) добавляет проблем, поскольку выбраться из этого состояния без посторонней квалифицированной помощи (да что греха таить, и с ней тоже – человеку всегда и везде приходится рассчитывать только на себя) не представляется возможным. Этот всем известный комсомольский принцип лежит в основе фабулы – герои, создав себе трудности, вынуждены их преодолевать, что они и делают с разной степенью успешности уже в зависимости от личных особенностей. Вот тут-то от извращённого буддизма (поскольку передача духовного состояния неподготовленным субъектам с целью заработать денег на ремонт монастыря классической буддийской практикой назвать трудно) происходит переход к своего рода неканоническому конфуцианству. А также переход хода к персонажу второй линии – не особо удачливой содержанке Таньке, что позволяет затронуть и гендерный вопрос в современном обществе. Но не бойтесь, в новом романе нет ничего про феминизм, подвергнутый доскональному рассмотрению в паре предыдущих романов уж точно. Зато в истории взаимоотношения полов есть кое-что новое, а именно: кажется, впервые здесь есть равноправное взаимодействие. В конечном итоге все люди являются заложниками пола и связанной с ним гендерной роли, плюс внешние обстоятельства, про которые римляне говорили, что они сильнее нас. С одной стороны, это можно воспринимать как оправдание слабости, но если посмотреть с другой - а как бы иначе мог действовать рок? И в сухом остатке остаётся несколько простых истин, типа: секс без любви - так себе удовольствие (а другие физические удовольствия при этом ещё тупее), и жизнь заодно, а того, что скрыто от тебя – не испытывай. И единственной нитью, ведущей к выходу из этого лабиринта, оказывается то, чем движется весь мир (древние греки) – любовь. Или её бледная тень, хотя бы - не случайно это пресловутое «восхождение наоборот» удалось Феде, который всё-таки помнил Таню, а остальным, кому и вспомнить было нечего - нет. «Федя бабу нашёл, которая ему каждый день мозги компостирует <…> он просто соскользнуть назад не успевает. Повезло парню». Высшее наслаждение безлично, а если вам жаль расставаться со своим несовершенством, то придется вспомнить Блока (только влюблённый имеет право на звание человека).Конечно, к не совсем простому хэппи-энду истории можно придираться, слишком уж эта идиллия напоминает манипуляцию, но, возможно, и результат манипуляции, эксплуатирующей естественную закономерность (надо заметить, что гендерные роли в этом кривом мире традиционны: мужчины зарабатывают деньги, а женщины – в обмен на секс и правильную упаковку, - получают право их тратить; другими словами, работает каноническая форма, хотя и с выхолощенным содержанием), не так уж безобразен в мире, населённом непросветлёнными личностями.

Ведь, по большому счёту, человек бывает счастлив только своим трудом, и в прямом, и в переносном смысле. Вот такая простая мораль в парадоксальной, как всегда, и приятно остроумной форме.

Говоря о романе, хочется цитировать ещё и ещё. Но уже много процитировано, а, кроме того, пелевинские тексты – это своего рода кимберлитовые трубки, уходящие к центру земли, чьи стены усыпаны алмазами разного размера и степени чистоты, и всех их сосчитать просто невозможно. Тут и о текущем моменте – «Было нечего надеть, стало некуда носить. – Замечательно, - сказал Дамиан. – За вами записывать надо. – Это не я, – ответил Фёдор Семёнович. – Это поэт Вознесенский. Ты, наверное, про такого и не слышал» (были, были на фб дискуссии о Вознесенском, когда писался этот роман). И о вечном – «жизнь» - это просто переживание ограничений и обязательств, накладываемых материей на сознание». И никакого буддизма. Так сказать, nosynthesizers.

 

Елена Карева

 

Эмигрантская лира. Сборник стихов, переводов и эссе.

Бельгия, Льеж. 2018. – 223 с.

 

«Эмигрантская поэзия». Этим словам уже больше ста лет. Именно тогда, в начале 20 века русская интеллигенция рассыпалась по Европе. Однако даже на чужбине продолжала писать по-русски, создавая нечто особенное – литературу Русского Зарубежья. Среди них немало величайших имен – Бунин, Куприн, Тэффи, Набоков. И не только.

Прошло чуть больше ста лет, но людей по-прежнему куда-то тянет. К неведомому счастью Там, которое ну никак не может быть здесь – в своем городе и в своем дворе…

Так, нет. Чувствую, что сейчас уйду в рассуждения доморощенных философов из социальных сетей. Нет. Человек создан для всего мира. Только важно, где бы ты ни был сохранять связь с Родиной. В том числе и с родным Словом.

Что такое эмиграция? Борис Гольдберг в своем стихотворении «Эмиграция – это судьба» (само название – ответ) отвечает на этот вопрос: «Это резкий уход от себя И в себя же потом возвращенье». Гольдберг, 31 с.

Но, конечно, стихи посвящены не только теме эмиграции и тоске по Родине. Это и вечные вопросы жизни и смерти (Михаэль Шерб «Нас жизнь сперва научит ремеслу»). И стихи о любви, которая не спрашивает, собираешься ли ты влюбляться или считаешь себя «старым» для этого (Юрий Бердан «Неправильная любовь»). И о многом другом.

Но кроме этого сборник познакомит читателей с богатством Той литературы. Или представит ее заново, уже в новом свете с помощью конкурса поэтов-переводчиков «Свеча толмача».

 

Самое обидное,/ Что книги,/Которых уже не прочту/Об этом не пожалеют.

(Вебер Вальдемар, 174 с.)

Аргамак Татарстан. Литературный журнал. Казань.

№ 1 март 2018. – 253 с.

 

Казань. По-своему странный город. С одной стороны, часть России, с другой – совершенно отдельный мир. Мир, в котором до сих пор чувствуется власть сильной и решительной женщины – царицы Сюмбеки.

С чего вдруг я подумала о Сюмбеки – сама не знаю. Наверное, после прочтения автобиографического произведения «Неоконченный роман» Инны Лимоновой.

«Аргамак» сам по себе поражает своей искренностью. Здесь нет самолюбования поэтов, «самовыражовывающихся», нет стремления эпатировать публику. А есть только искренность. Слова и темы, от которых может стать больно. Но, как писала Тэффи: «Слава Богу, что больно. Слава Богу». Ведь от этой боли ты больше, чем от чего-то другого, почувствуешь себя Живым. Способным болеть чужой болью.

Итак, «Неоконченный роман» Инны Лимоновой. Будем надеяться, что этот роман (или повесть, сама автор толком не знает) не будет окончен еще очень и очень долго. Потому что это не роман о вымышленной героине, а опыт женщины, победившей рак.

Тему рака любят поднимать в современных мелодрамах. Если героиня должна заболеть – то это либо порок сердца, либо рак. Такими сюжетами легче всего «выбить слезу».

Инна Лимонова «слез не выбивает». Она пишет о своей жизни, в которой рак оказался в некотором смысле поворотным пунктом.

«Рак – болезнь не смертельная, это всего лишь поворотный момент в жизни и возможность осуществить то, о чем вы всегда, не подозревая об этом, мечтали». 31 с.

Но рак – не центр романа. Инна пишет о многом. О сути творчества, в первую очередь, разумеется, писательского, о любви и безразличии – в том числе безразличии тех, кто должен быть поддержкой на нелегком пути Жизни. Родителей, учителей, врачей. И о судьбе сильной и одинокой женщины.

Но в первую очередь этот роман посвящен жизни и смерти…Попыткам понять, что же это такое.

Вот восьмилетняя героиня просыпается от страшной мысли – все умрут. И она, и ее родители. Все. А они спросоня утешают ее, что «она никогда не умрет». Да и они еще нескоро.

Но детское сердце уже задается вопросами – что же такое смерть? Величайшая несправедливость. Но кому предъявить обвинения, если «Бога нет»? Так ведь учили в советских школах.

И вот она же спустя годы теряет семнадцатилетнего сына при нелепых обстоятельствах. Что теперь может ее утешить? 15 лет убийце? Или уверения священников, что «убитые на Страстной неделе сразу становятся святыми»?

Чем больше читаешь, тем больше зреет в душе вопрос: «Господи, как же можно все это выдержать??». Столько испытаний, и никакой поддержки, если не считать помощи ее отца. «Первая учительница», которую героиня раздражала буквально всем, мужья, от которых героиня никогда не видела поддержки, гибель сына – а затем и страшный диагноз. Как можно вынести столько всего в одиночку?

Когда-то я смотрела спектакль «Любишь, не любишь», который одной фразой отвечает на этот вопрос. «Женщина имя мое». Женщина. Вот и все.

 

Теперь мне есть, что терять, и потому я буду беречь эту жизнь, вкушать ее, как изысканное вино и благодарить Бога, врачей и книги, которые научили меня этой великой премудрости – просто жить.

 

Алина Науменко

 

 

«Земля». Поэма. Саратов 2018 г.

Группа авторов. Тираж 100 экз.

 

Крафтовая бумага на ощупь шершавая...страницы, как высушенные листья, опавшие на землю. И текст на них напечатан... слова, как вспышка, как возвращение сознания, как путешествие сквозь время и пространство: вот вы взбираетесь на холодный вязкий холм, а через минуту оказываетесь "...в эпицентре огненного смерча, разорвавшегося и испепелившего моё тело, ввергнувшего моё сознание в пылающе-чёрную бездну тотального уничтожения. Однако сквозь непроницаемую пелену безвременья к тому, что можно было назвать мной, тянулось едва заметное мерцающее ощущение. Сознание возвращалось."

И так раз за разом, страница за страницей...

Вот Она - Женщина, вот Она - боль, вот всё погружается в ужас и мрак, а затем Она, уставшая, вновь восстаёт из мрака, чтобы услышать прославляющую её песнь. Пока всё не обратилось в камень, ведь "человек существо упрямое, уж он точно что-то придумает, взгромоздит ограды. Он вообще любит ограды, нагородил себе полые каменные глыбы и доволен: да и я доволен, в камне жить приятно. О, застланная женщина, укутанная домами, камнями городов!"

 

Меняется ритм, прозаический текст чередуется с поэтическим, и новые образы перемешиваются с уже увиденными, и вот она прилипает к вашей одежде, а на следующих страницах вы смотрите на нее из невесомости космоса, и становитесь свидетелем её гибели... Читатель как участник действа, преодолевающий пространство и препятствия, и созерцатель, ощущающий свою боль и чувствующий боль чужую.

 

"Изразец из слова,

прячет за собой

языка основу

первобытный вой."

 

И пусть вас не смущает объем произведения, несмотря на малое количество листов, и через несколько прочтений этой поэмы раз за разом будут вскрываться новые смысловые пласты.

Пока магмой не изольются потоком строчки:

 

"...Люди взрежут тебя, ископают, распашут,

перейдут из пещер на твой солнечный свет,

защитят, отвоюют, отнимут, накажут,

сбросят бомбы в окопы, под сердце тебе;

люди станут кичиться своим безрассудством,

отлетая чуть-чуть на своих кораблях,

но тела космонавтов к тебе возвернуться,

чтобы стать новой частью вечной тебя..."

Это поэма о Ней: вспаханной, наполненной, опустошенной, испуганной, умирающей и возрождающейся... о Земле.

 

"И если не можешь помыслить - прикоснись ладонью: услышь вечную песнь земли."

 

 

Алексей Ланцов «Бесстрашные глаза».

Санкт-Петербург, 2018 г. 116 с.

 

Заметила, что нравится мне читать поэзию русских эмигрантов, переехавших в скандинавские страны. Может, окружающий быт накладывает свой отпечаток на их творчество. Не знаю. Но только вот и книга Алексея Ланцова «Бесстрашные глаза» привлекла своей четкостью, точностью, ритмичностью. В такой поэзии внутренние переживания переплетаются с современными реалиями, как, например, в стихотворении «Шаблон разрыва»:

 

«...Я камни доставал из кладки,

Презреньем жёг, бросал на грядки,

Испытывал резцом.

А после камни вымыл с мылом

И в упоении счастливом

Сложил перед крыльцом.

Я понял: я природе дорог

Как начинающий геолог,

Как следопыт.

 

А может быть, я тоже камень -

Запечатлённый в Инстаграме

Метеорит...»

 

Привлекает и самоирония автора:

«Внёс я в Декарта поправки,

Максиму вывел такую:

Я получаю лайки,

Значит, ещё существую!»

 

Современная чеканка игры слов чередуется с мягкостью ностальгии, автор как будто приглашает читателя поразмышлять вместе о своём месте в мире, на чужой земле, о сходстве и различии наших миров, об одиночестве и такой близкой по настроению Осени, но всё-таки.

Можно бесконечно всматриваться в осенние краски, смешивать свои мысли с летящими кленовыми листьями, ведь многие зарисовки состоят из 2-4-х строчек:

 

"Листья - ноты, упавшие с пюпитра,

которые некому поднять..."

Всматриваться в очеловеченные деревья и в конце книги понять: несмотря на то что глаза, с обретением всё большего опыта, становятся со временем бесстрашными, но русская тоска, поселившаяся однажды в сердце эмигранта, не проходит через годы.

 

"Нет, это не наша Родина,/Родина - где-то там./Листья такие же вроде бы,/Так же летят к ногам .../Дух в ностальгии плавится,/Прежде чем он поймёт:/Родина начинается/С выезда из неё."

 

Анна Билетченко

 

 

Алексей Ланцов. Бесстрашные глаза.

СПб.: Юолукка, 2018. 116 с.

 

Меня всегда интересовала тайна существования русского литератора в иноязычной среде. Что-то ведь должно происходить с языком, мышлением, взглядом на мир, рефлексией человека, для которого русский литературный – это не только способ коммуникации, но и способ постижения, отражения окружающего мира и утверждения в нём.

"Мир – поэт, – определяет сам автор, и тут же растерянно вопрошает – Каким ему назваться именем?" И это острый вопрос в рамках той же проблемы.

Что делать с языком? Углубляться в созвучия, исследовать архитектуру слов, собирать предложения наподобие графических паззлов: "Куда бредёшь, брелок?", "Воск воскресенья", "Трюмо выносят из трюма", "архив ив", "бизнес игорный и горный"?..

Увидеть панацею в "шаблоне разрыва"? Это вполне логично в Ойкумене, где уравновешивают друг друга философы Лакан и Лакалют, переписывающиеся ВКонтакте, и хорошо известные Фидель и Рауль, умело использующие красноречие пуль.

Абсолютизировать правоту оставленной за границей Родины, не разрешая себе сомнений? "Потому и воюет Россия на далёкой войне". И это понятно в мире, где "Чёрный лебедь" ассоциируется не с музыкой Чайковского, а с экономическим бестселлером НассимаТалебаи внешней угрозой.

И, к счастью, автора ещё хватает иронии на всё более виртуализированную ноосферу, где порой не отличить человека от компьютерного бота: "Я получаю лайки, / Значит, ещё существую!"; "Я тебя всё равно не забаню, / Ты меня всё равно не отфрендишь." Мальчика от девочки: "Знают теперь европейские дети: / Пол – не тюрьма". Жизнь от иррационального воплощения: "в темноте что-то белеет: / не то парус, не то писсуар Дюшана". "Новые фасоны беды от знаменитого авантюрье".

А ещё – книга насквозь пропитана осенью, пронизана осенним ветром от первой до последней страницы: "По двору разбросана колода листьев – деревья устали играть…"

И для меня это ещё одна причина оставить книгу на полке изданий, которые стоит перечитать ещё раз. Чтобы ещё и ещё раз попытаться понять, каково живётся и выживается в мире-поэте человеку-поэту.

 

Но чувствуешь – срастаются слова, / Как кости, и уже скелет-словарь /      Бредёт вослед… / …И Логос прорастает сквозь глагол.

 

 

Андрей Дмитриев. Африкаснег. Владивосток. 2016, 120с.

 

Бывают стихи, с которыми ты понимаешь, насколько сложен и многослоен мир. И вроде бы это тот самый мир, в котором живёшь ты, с тем же гвоздём в косяке двери, с той же чайной кружкой, обычной ромашкой с гадательными лепестками "любит-нелюбит, плюнет…" и теми же дворниками на улице. Но удавалось ли тебе понять или хотя бы просто задуматься, что "без последнего лепестка / Ромашка теряет свой дар" и"прибитый криво, / Гвоздь в косяке не похож на маленькую гвоздику / Ни бутоном, ни стеблем"? И не тебе ли "дворники обещали вернуться / в наше потрескавшееся зазеркальное царство"? И пока ты читал стихи из этой книги, на твоём столе стояла "кружка, в которой остыла даже вселенная"? И уж наверняка в твоём доме "недавно за стеной поселились очередные соседи. / Днём – выясняют, кто прав, ночью – кто не прав". Точно?

Это ведь о твоих мечтах и надеждах сказано: "все летучие рыбы твоих песнопений пошли на уху". И тебе наверняка стоит поговорить с автором о вкусе этой ухи. Пусть психотерапевты и коучи всех мастей со снисходительной утомлённостью твердят о том, что жизнь – это праздник, подумай над важным уточнением поэта: "жизнь – это праздник с поправкой на ветер", не северный, не западный, не юго-восточный… этот"ветер уже забыл о парусах, / но помнит о занавесках, о пёстрых подолах и скатертях".

В этом мире ты "зажмуришь глаза / и станешь, как ни странно, более зорким и внимательным", ибо это "не уход в себя, / а сверка с внутренним ощущением времени"… Кстати, со временем всегда следует быть осторожным, а после этой книги особенно, глядишь: "на часах – какие-то числа вычтут тебя из себя".

Эти стихи о тебе, о твоём мире, о твоей жизни и, значит, о твоей смерти. Ну, или о смерти вообще:"Жизнь – в конверте – / всегда недочитанное письмо, чего не скажешь о смерти". Хотя стоит вслушаться, как важно Она представляется: "Я – не смерть, я – космос, вытесняющий воздух в трахее". Можно подумать, тебе намного легче от этого, от осознания собственной малости, от острого видения, как"жёлтое тельце разума обрамляют чёрные полосы". Автор этой книги не жалеет ни тебя, ни себя потому, что успел понять, как, наверное, и ты над страницами книги со странным названием "Африкаснег":

 

Не то, чтоб смерть над лепестком не властна, / а просто –

без цветенья на земле /любая боль – бессмысленна.

 

Сергей Пиденко

Максим Котомцев. «Голос твой издалека».

Тольятти. «Амамах Поэц», «Плато Пресс».

72 стр. Тираж 100 экз.

 

В феврале 2019-го года в Тольятти выпущена книга текстов песен Максима Котомцева. Это совместный проект двух независимых издательств – «Амамах Поэц» (существует с 1990-го года) и «Плато Пресс» (существует с 2016-го года).

Максим Котомцев (1969 – 2007) – лидер легендарной тольяттинской группы «Хуго-Уго». Также Максим в разные годы принимал участие в группах – «Учитель Ботаники», «Хэй Джуд Структура», «Мерц-Оркестр ПОХОТь имени Алексея Кручёных» и др.

Книга называется «Голос твой издалека» – по строчке из песни Максима. Это первая попытка собрать в сборник основной корпус текстов песен Максима (включая наброски), которые звучат в альбомах и бутлегах «Хуго-Уго», а также часто исполнялись вживую на концертах.

Максим очень серьёзно относился к написанию текстов песен и поэтому их можно воспринимать как полноценные стихотворения.

В некоторых песнях Максим выступает как тонкий лирик, в других он продолжает поэтическую традицию обэриутов и дадаистов.

К огромному сожалению, жизнь Максима оборвалась в 2007-м году…

Книга «Голос твой издалека» посвящена памяти Максима и рассчитана не только на поклонников его творчества, но и на всех ценителей современной поэзии.

 

О покое не просил/Солнце на плечах носил/Душа плачет слёзы льёт/Ей одной так нужен лёд/Сердце рвалось на куски/И от грусти и тоски /Выжить бы /Голос твой издалека/Эхом принесёт река/Буду жить 

МихДер

Алена Самсонова, «Несносная осень». Самара, 2018г. 37 с.

 

"Пишущая девочка - внезапна", хотя со времён Сафо прошло тысячу лет, но всё та же любовь к меланхолии. Осенняя грусть в преддверии зимней депрессии. Со всем этим под плед с головой. Лоскутное одеяло для одинокой женщины. "В слова запихивая смысл" и не найти чёрную кошку в тёмной комнате женской души. В каждом слове мировосприятие лишь одного мгновения, поэтому верить нельзя ни единому слову! "Несносная осень" совсем не причём, она для автора только повод для эмоциональных этюдов, таких знакомых и близких творческим натурам, и всё- таки женское, слишком женское!

 

 Здесь правда не моя, моя – неправда.

 

 

Михаил Богатов. «Распад». 2017г. 64 с.

 

"Распад" - исчерпывающее название поэм, отражающее настроение автора, его полное погружение в себя, ощущение безысходности и тягости жизни. Мир, где чувствуешь себя одиноким статистом, последним зрителем нелепого спектакля. Мысли о высоком разбиваются вдребезги о повседневность. Исход не возможен, лишь алкоголь и серость! Из обломков прошлого не сложить ничего, умирающая поэзия, тоска ни о чём, зацикленность на себе! Самосозерцание, перетекающие в саморазрушение! "Потому что я - каждый. Бесталанная сволочь».

 

 Константин Медведовский

 

 

Липатов Денис. "Науки юношей","Деком",

Нижний Новгород. 96 с.

 

  В произведениях Дениса Липатова лично я сразу же почувствовала мужскую руку. Женская рука легче, зато мужская - весомее. А слово у Липатова сильно - сказал как отрезал, лишнего ничего не сказал, уловил самую суть. Кроме того, автор - в своей краткой, суховатой манере - точно и последовательно излагает факты. Допустим, произведение "Две Екатерины" - факты представляют собою историческую ценность, а ведь мы могли забыть о них или же не знать их вовсе! Кроме того, мне хотелось бы обратить ваше внимание вот на что...

Я заметила, как сильно огорчают автора печальные реалии жизни. При этом ощущается... нет, не слепая покорность, но разумное смирение. Смирение, потому что изменить-то в сущности ничего и нельзя! Вроде как "Вот вам жизнь, она грустна - к сожалению, это так - и я вам немного расскажу о ней..." гВот, посмотрите, как много сказано этой фразой:

 

Я плачу каждый день, и не знаю, за что меня послал сюда Бог и почему я так долго живу на свете...

 

 

Валерий Крушко. "Пыль пепла".

"Типография Облучинского", Ульяновск. 64 с.

 

Первое, что мне бросилось в глаза в произведениях Валерия Крушко - это Эмоция, именно так, с большой буквы. Сильная как дух, голая как правда, неприкрытая и непреклонная. В авторе есть нечто такое, что позволяет ассоциировать его с каким-нибудь могучим деревом - какой бы ни была буря, он всё выдержит, он не сломается. Потому что с ним всегда его Эмоция ("...сорока кричала, летя над погостом, рябина горела, как свечи в раю..."). Она для автора важнее гладкости рифмы, изящества слова, своеобразия высказываний. Он не из тех тихих поэтов-созерцателей, что аккуратно - будто бусинки на нитку - нанизывают мысли собственно на строку, соотнося их друг с другом, сравнивая... Нет, автор - это борец, бунтарь, его пылкое сердце видит правду именно так - и именно так он желает её высказать...

 

вот послушай правду голую: музыка - не волшебство, коль меж музыкой и голодом - несомненное родство...

 

Любовь Денисова

Юрий Казарин. "Имя травы", Серия «Срез», Москва, 2018 г.

 

"Имя травы" - новая книга Юрия Казарина, который, будучи доктором филологических наук, человеком известным и успешным, покинул город и поселился в уральской глуши. "Почему?" - этот вопрос, наверняка, задавали многие. В сборнике "Имя травы", в который вошли стихотворения, написанные за последние 10 лет, ответ можно если не услышать, то почувствовать.

 

Едва ли не каждая строка пропитана ощущением конца. "Уже понятен времени объем", - пишет Казарин. И меж показавшихся берегов "это последний в себя заплыв", когда уже не остается никаких иллюзий. С каждым новым гребком - всё тяжелее дышать, с каждым новым гребком - лёгкие полыхают огнём.

 

Ты знаешь изначально -

чем глубже, тем больней.

Не истина печальна,

а приближенье к ней.

 

Но всё же поэт направляется в эти глубины, чтобы, в итоге, столкнуться с тотальным одиночеством. Здесь не помогут обращения к богу. В ответ на вопросы и мольбы человек слышит лишь собственные слова, эхом отскакивающие от деревьев, берега, льда, колодца и... неприступного неба. "Некуда мечтать", - признается Казарин. Но и говорить тоже некуда, хоть искричись. И все же человек продолжает упорно всматриваться в пустоту и говорить, говорить, говорить. Это разговор с собой без конца и края - как жалоба тому, кто уже давно умер.

 

Руки от глины едва отмыв

бог засыпает - ни мёртв, ни жив...

 

Глине чудится, что она помнит руки и дыхание. Глина пребывает в постоянной тоске по родителю, ищет его и видит в каждой тени, но лишь в редкие минуты откровенности готова признать:

Глина из-под копыт/в небо, как взгляд, летит:/там тишина да хруст,/ и пустотой болит/ Кассиопеи куст...

 

Елена Супонькина

Антология современной уральской поэзии

Челябинск, Издательство Марины Волковой, 2018 г. 760 с.

 

Очередной, четвертый уже по счету том Антологии в очередной раз подтверждает высокий уровень поэзии на Урале. Это неслучайно - на протяжении как минимум семи лет составителем Антологии Виталием Кальпиди велась целенаправленная работа по отслеживанию того, что происходит в региональном литературном процессе. Это, конечно, огромное явление в современном литературном процессе.

  Урал поэтический сейчас очень сильно звучит. Публикаций в ведущих журналах России – десятки. Фамилий поэтов называть не стану: их много, очень много.

  Антологии обычно ограничены временными рамками. Но на этот раз, помимо семилетнего отрезка, в нее добавились переводы. Подзаголовок – зарубежная поэзия в переложениях и переводах уральских авторов. Что ж, очередная смелая попытка поднять уровень взаимодействия и смелая концепция. Думаю, решение это правильное, ведь если современный мир подвержен глобализации, то обмен переводной поэзией – один из лучших аспектов этого процесса.

 Ну и множество подборок стихов! Обещал без фамилий, но все же не удержусь и восхищусь подборками Яниса Грантса, Антон Бахарева-Черненка, Веры Кузьминой, Елены Баянгуловой, Руслана Комадея. Все это – настоящая поэзия, собранная бережной рукой Виталия Кальпиди.

   “Антология современной уральской поэзии” почти наверняка вызовет интерес. Эта книга в очередной раз убеждает нас, что российская литературная жизнь не ограничивается пределами Москвы и Петербурга. Пример такой Антологии для других регионов России очевиден – занимайтесь собственными авторами, собирайте, издавайте, любите, читайте!

 

Идем к нулю. Возможен снегопад. /Береза – как накрашенная бабка./ Не страшно, не смешно, а просто зябко./ Я вместо рифм выдумываю мат.

Герман Власов. «Мужчина с зеркалом овальным».

Серия «Срез», Москва, 2018 г. 90 с.

 

Серия «Срез» крайне разнообразна. Сохраняя верность определенной концепции, редакторы серии умудряются вписать в нее очень разных поэтов.

 Книга 11-я – «Мужчина с зеркалом овальным». Герман Власов – поэт нюанса. Его стихи предлагают картину мира влюбленного в мир человека. В стихах Власова явственно слышна мелодия, её дыхание ритмично, паузы таинственны. Хотя большинству стихов поэта свойственно ровное, почти монотонное бормотание: неяркие образы, стиль без особых метафор.

  Власов поет некое медитативное состояние открытости пространству – некий сон, но не сон, чтобы «забыться и заснуть». Этот сон – от восхищения жизнью. Стихам этим свойственна созерцательность, спокойствие, достоинство.  Стихи Германа Власова нужно читать не спеша, находясь в особом приподнятом над обыденностью состоянии. Это поэзия рассеянного наблюдения и неторопливых прогулок с текстом. Это поэзия подробностей мира, деталей пространства и времени. В общем – созерцание и нежность, наблюдение и покой. Читаем!!

 

Как много хочется сказать /и выболтать, наверно, сдуру/ когда сверкающий вокзал /уносит шахматной фигурой.

 

Сумин Сергей