Главная | Журналы | Персоналии | Книги | Медиа | Проект АРЕаЛ | ГЕОЛОГИЯ | Только для своих | ПОМОЧЬ МЕГАЛИТУ | Спонсоры | Связь с координатором портала |
Центр |
Владимир ПредатькоОб авторе: Родился в 1941 году. Окончил Донецкий химико-технологический техникум... >>> |
Сергей ОвчаренкоОб авторе: Родился в 1953 году. Окончил Севастопольский приборостроительный... >>> |
Василий ТолстоусОб авторе: Родился 24 июня 1954... >>> |
РегионыЦентрРоссияАбаканАнадырьАрхангельскАстраханьБарнаулБелгородБлаговещенскВладивостокВладикавказВладимирВолгоградВологдаВоронежЕкатеринбургИжевскИркутскКазаньКалининградКалугаКемеровоКраснодарКрасноярскКурганКурскЛенинградская областьЛипецкМоскваМосковская областьНарьян-МарНижний НовгородНовосибирскОмскОрелОренбургПензаПермьПетрозаводскПетропавловск-КамчатскийПсковРостов-на-ДонуРязаньСамараСанкт-ПетербургСаратовТверьТулаУлан-УдэУфаХабаровскЧебоксарыЧелябинскЯкутскЯрославльЗападная ЕвропаАвстрияАлбанияБельгияБолгарияБосния и ГерцеговинаГерманияИзраильИрландияИспанияНорвегияПольшаРумынияСловенияФинляндияКавказАзербайджанАрменияГрузияАзиатско-Тихоокеанский регионАзиатско-Тихоокеанский регионАфрикаАфрикаВосточная ЕвропаБеларусьМолдоваУкраинаЦентральная АзияКазахстанКиргизстанТаджикистанУзбекистанСеверная АмерикаКанадаСШАСтраны БалтииЛатвияЛитваЭстония |
Константин ЛатыфичПесни ВодыСлова уст человеческих – глубокие воды. (Притч 18, 4)
Песнь I
Я – вода. Я – всесветная, равная всему. И пыль – забытая, давняя в часах, чьё не слышно: тик-так, и лист, что стреляет в небесную синь, скреплю я ошую, одесную силу их, и держу равновесие так.
Я сильна. Если солью отмечена, не рассыплюсь. Раны залечены мной. Всем скорбящим – платок рябь, с ней печали не пленницы глаз. Храню купола и мельницы я – над собой, где садится нырок.
Я везде. Сбираясь в пригоршни оставляю в них след и от пашни взборождённой сохой – на волах, и в садах, где с красными – белые яблоки, и где дожди а капелла и с ветром – вторят эхом в Псалмах.
Я всегда. И в степи с легионами, что к восходу шагают колоннами, – катапульты на деревянных возах, – и вяжу я их всех – с тою эпохою, где следят за капустницей лёгкою кто под Солнцем стоит на столпах.
Я разлита и в гласных дорических, и в ледяных торосах арктических, и в токкатах, чей звук ткёт облака. В свирели для взморья Эгейского, с всплеском баса гиперборейского, я смиренна, где Дева седлает Быка.
Я меняю всё – и ритм, направления русел, ландшафт, спасаю от трения камни, и если я застыну, то скользя фигурист, со мной чокаясь полозом, в пируэт тело закрутит, и с образом его так совпадая, и упасть не грозя.
Я меняю всех. Медленно в тёмную воронку стремясь так, что донную стынь чуют стопы, но баттерфляй потому и возможен, чтоб взлётами стал богатым пловец – не тенётами ему волны тогда, да и берег не край!
Я приму песок с глиной – взвесями растворю, и укрою их с перстнями, и амфорисками – едина им глубина, и, как схлыну, чернеть антрацитами они могут, сжигая то, что Коцитами сковано, чтоб темнела волос седина.
Я пустые углы найду, все трещины найду, заполню их, словно вещими снами – спальни царские и закуток за буфетом и за кассой – на станции – в узкой комнате, где традесканции, расширяя ёё, чтоб возгорался восток.
Я узнаю в них не залпы, не дымное поле, а за ним как сторону тыльную ладони – себя, и переменчив поток, что меняет равноденствие осеннее на весеннее, до самого Воскресения он всегда пересохшему горлу глоток.
Я законы храню. И на поверхности они, и в глубине, точу для верности их не спеша, бросая песком на песок, для песчинки любой по отдельности, и кристаллы в ней, не ведая лености шьют материю: за лоскутом лоскуток.
Я хранима. Знаю, берегом каменным успокоюсь, красноречием пламенным когда стану больше, чем полнит исток. У него я верю, что берегом глиняным соберутся весь сор, вся тина, ил, и нем будет – к переправе пароходный гудок.
Песнь II.
Соль моя – это средство от гордости Чтоб стянула жестоко – до твёрдости отражения, сковав их, но не навсегда. Чтоб ожили, словно чащи солистами птичьими, омыты донными, чистыми родниками стали рощи, холмы, города.
В городах, как на фотокарточке давней, что размыта, видно – хлопают ставней во дворе под гитару. И глух стук мяча. Он запущен ладонью так, что вольною дугой над узкой тесьмой волейбольною летит, чтобы достигнуть другого плеча.
Там в парадных светло, и размечены все дороги мелками там, и встречены пароходы все, и все лайнеры и поезда. И когда счёт лет месяцами, неделями завершен, то полны – не асфоделями, но астрами зрачки, где Ледяная Звезда
вморозила: вишни в стакане, рыбные косяки в Океанах, сейнеры и дымные поля, где почернела от взгляда трава. От того, что с учётною книжностью были долго горды неподвижностью их в себе те, для кого светила – дрова.
Их холмы, что отмыты мной сызнова, лишь страшат. Они знают, что истово восходить на них – наказание, и вина неизбежна и неискупима, что сытые побеждают голодных, и что зарытые в землю не встанут. Потому крутизна.
склонов не нужна тем, кто равнинами только доволен, кто лёгкие не гимнами наполняет, а куплетами, и знает до ста лишь счёт, и что молчит от соли треска. Что мешковиной, а не мёдом из вереска пахнет тот папирус, где края нет у листа.
На холмах тех, что открою я, – гаммами для них зазвучат грозовыми вигвамами тучи, и смоют со щёк все обиды дожди. И тогда моя соль это до с отголосками ля, и, после си, – даже свежими досками – не заглушить их, и не сказать: подожди
тому, что вольётся под веки остывшие: островкам, словно льдинам поплывшим, где шаманят с утра электричек свистки, где сомов и лещей оживляю я в русле Ра, где не жжёт лицо, но хранит ореол костра где под сгнившей соломой крепки ростки.
Где уже никогда не уходят за край Земли, отряхнув футболку свою, что была в пыли, и чей зрачок широко в телескоп слюдяной лепестком раскрывается, и как цветок росу собирает – блики на ребристой коре в лесу. И кивают в ответ, кто лес называл тюрьмой.
Так врастают друга в друга кругами и до самых корней – лоза, которая в Туз Бордо обращает свет, и аорта, что ткёт капилляр и вену, намывая позвоночник, крепя ребро, и так воздух держит, как на полотне Коро ветви растят стволы, и шьют к ним гектар,
где костяк к костяку лежат в полный рост, и щебет, который во тьме им заводит дрозд слышат, как раньше над колыбелью песнь. Только они мои волны толкают, и на весу возле Ковша впадая – в медведя или лису.. Их и коров – с луга заводят под свою сень.
И тогда соль падает в тело каждого, не губя а храня его тем, что ведает оно, как теребя ветер волосы, – при шторме бросает в дрожь. И потому, чавкая в глине и хлюпая по грязи, узнало, что не только ими, как его ни срази, а полем станет, где зеленеет сорняк и рожь.
3 июня 2016 |
ГолосованиеВыберите название/тему следующего раздела проекта "Вещество"ЖурналыКыштым-ГраниПятью пятьКочегаркаСОТЫРусское вымяВЕЩЕСТВОАРТИКЛЬЕВРОПЕЙСКАЯ СЛОВЕСНОСТЬЕВРЕЙСКАЯ СТАРИНАЗДЕСЬЛитСредаЗаметки по еврейской историиСемь искусствЛиФФтДАЛЬНИЙ ВОСТОККОВЧЕГОСОБНЯКМОСТЫМЕНЕСТРЕЛЬПриокские зориВИТРАЖИДОНСЕВЕРДРУГОЕ ПОЛУШАРИЕЛИТЕРАЮЖНЫЙ УРАЛБАЛТИКА-КалининградСеверо-Муйские огниНОВЫЙ СВЕТСлова, слова, словаЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАДВОРКИНАЧАЛОКАЗАНСКИЙ АЛЬМАНАХПять стихийЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАПИСКИСлово-WordГВИДЕОНКольцо АЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРАСорокопут [Lanius Excubitor]ДЕНЬ ПОЭЗИИЖурнал ПОэтовТело ПоэзииГРАФИТБЕЛЫЙ ВОРОНИНЫЕ БЕРЕГА VIERAAT RANNATЮЖНОЕ СИЯНИЕЛитературный ИерусалимДЕТИ РАФУТУРУМ АРТЧЕРНОВИКЗИНЗИВЕРЛИКБЕЗВАСИЛИСКДЕНЬ И НОЧЬУРАЛ-ТРАНЗИТНОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬЖурналы, публикация которых на сайте прекращена:ЧЕЛОВЕК НА ЗЕМЛЕИЛЬЯАРГАМАК-ТатарстанИНФОРМПРОСТРАНСТВОДЕРИБАСОВСКАЯ - РИШЕЛЬЕВСКАЯСТЕРЖЕНЬСВОЙ ВАРИАНТБАШНЯ22ВОЛОГОДСКАЯ ЛИТЕРАТУРАНАШЕ ПОКОЛЕНИЕУРАЛРУССКАЯ ЖИЗНЬАРТ-ШУМЛИТЕРА_DNEPRТРАМВАЙЗАПАСНИКЫшшо ОдынПРЕМИЯ ПБЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫЗНАКИ11:33АЛЬТЕРНАЦИЯ |