Поздно ночью

                                                                                  поэту Дане Курской

Я проснулся от громкого стука в дверь и включил настольную лампу. 

– Нусим… – закричала бабушка, – Нусим, открой, это Павлик!

Дед подошёл к двери и открыл её, впустив брата.

– Вот, – раздражённо произнёс дед, – явился… Артист народного театра! Где ты шлялся? Идиот! 

– Дед, ну, извини, – устало сказал брат, – у нас была репетиция. 

– Репетиция? В два часа ночи?

– Ты не понимаешь! Через неделю мы сдаём спектакль… 

– Павлик! – крикнула бабка, – я же не могу заснуть. Где ты был? Тебя набьют хулиганы!

– Бабушка, не волнуйся, я уже дома! 

– Завтра тебе к семи на работу, а ты ещё с Сашей болтать будешь, – сердито сказал дед. – Верхний свет не включать. Если сам не поднимешься, так и знай – я налью на твою голову холодную воду… 

Он ушёл в свою комнату, и как только за ним закрылась дверь, Павлик быстро подошёл ко мне и, торжествующе улыбаясь, сунул под нос свои руки:

– Понюхай, понюхай! Мои пальцы… Они пахнут женщиной! Я сейчас был с женщиной, Саня!

– Тише! Дурак… Убери! Что, опять? Где ты испачкал плащ? Он весь в пыли.

– Плащ – ерунда.

Брат снял его, бросил на стул и сел рядом.

– Я был с Аллочкой, сейчас расскажу.

– Павлик… – вдруг громко крикнула бабка.

Брат замолчал.

– Не ходи поздно… смотри – попадёшь в яму Куприна!

– О чём она? – тихо спросил брат.

– Не знаю, – вздохнул я, – совсем старая стала…

– Соня, – проворчал дед, – сколько раз я тебе говорил: зыц унд шваг! Не вмешивайся, не твоё дело! 

– Ну, слушай, – сказал Павлик, – сегодня была репетиция, последняя перед генеральной, Костантин Андреевич нас долго гонял. А когда она закончилась, мы решили ещё остаться, выпить парочку сухого. Посидели, поболтали и пошли по домам. Я провожал Аллочку.

Шли по Пушкинской, и вдруг она попросила почитать стихи… сначала – Блока, а потом – Есенина. Как я читал, Саня! Я был в ударе... Вот дошли мы до кинотеатра «Пионер», тут нам в разные стороны, я ей и говорю, так просто говорю: «Пойдём, посидим в детском саду, здесь рядом, у церкви. Я тебе ещё Есенина почитаю». Не думал, что она согласится!

– А как вы туда попали? Там же закрыто!

– Через забор, Саша! Светила луна, я повёл её в беседку. 

– Паша, и как у тебя всё получается!

– Это спасибо Есенину. Я для себя теперь твёрдо решил: все его стихи наизусть выучу! А ты что читаешь?

Брат взял лежащую рядом с подушкой книжку.

– Бальмонт, – прочитал он, – «Будем как солнце», девятьсот пятый год. Саня, ну, где ты берёшь такое старьё? 

– Отдай! 

Я вырвал у него из рук стихи.

– Ты, ничего не понимаешь в поэзии! 

– Не понимаю? Поверь, Саня, ни одна нормальная девчонка не захочет слушать твоего Бальмонта и одной минуты. А вот Вознесенского, Есенина могут часами! У тебя с ним ничего не получится. Скажи честно, ты хоть с одной девушкой встречался?

– А тебе какое дело?!

– Мне просто жаль моего брата, – пожал он плечами.

– Ну, хорошо, выучу я Есенина… а дальше что? Ведь всё не само по себе происходит!

– Конечно, не само по себе… – задумчиво сказал Павлик. – А хочешь, я тебе сейчас покажу, как нужно действовать?

– Конечно, хочу! 

– Хорошо, тогда слушай. Представь себе, что ты – девушка. Симпатичная девушка, а я – это ты. Вы сидите рядом в беседке. Вон там, справа, луна, а вокруг кузнечики поют, птицы разные… Я, то есть ты, читаешь ей стихи. Для начала пойдут несколько лирических стихотворений, скажем, «Собаке Качалова» и ещё что-нибудь подобное, а что именно, я тебе завтра напишу. Только когда читаешь Есенина, нужно обязательно – с чувством. Без чувства ничего не получится! А потом тихо начнёшь:

Дорогая, сядем рядом,

Поглядим в глаза друг другу

Я хочу под кротким взглядом

Слушать чувственную вьюгу…

Тут её тихонько обнимаешь за талию…

– Не надо меня обнимать.

– Я же для примера!

– И для примера не надо. На мне больше не показывай.

– Ладно, не буду.

Это золото осеннее,

– мечтательно продолжал он, –

Эта прядь волос белесых…

здесь слегка коснёшься рукой её белокурых локонов, и ласково их погладишь …

– А если девушка брюнетка?

– Это неважно. Не мешай! 

Всё явилось, как спасенье  

Беспокойного повесы…

Кстати, было бы неплохо, если бы от тебя немного пахло алкоголем. Тогда девушка решит, что ты точно – пропащий, и тебя нужно спасти. 

– Ну, а дальше?! 

– Дальше она посмотрит на тебя с нежностью и скажет: «Сашенька!».

– Она скажет: «Сашенька»?

– Конечно, скажет, – ответил Павлик. 

– Ну-у-сим! Нусим! – простонала за стеной бабка, – мне нужен

горшок.

– Что? – спросил дед.

– Горшок! 

– Сейчас несу… 

– Всё, на сегодня урок закончен, – вдруг сухо сказал брат.

Он достал из кармана пачку «Дойны».

– Выкурю сигарету, и спать.

– Как!? На самом интересном месте! – воскликнул я. – Так нечестно. А дальше что?

– Дальше страстные поцелуи и объятия, и ты начинаешь её распрягать.

– Как это – распрягать?

– Раздевать. Эх, ты, романтик… – усмехнулся Павлик. – Завтра после работы у меня свидание с Аллочкой, а через неделю у нас премьера. Константин Андреевич обещал, что повезёт показывать наш спектакль в Тирасполь и, возможно, даже в Кишинёв…

– Павлик, – сказал я, – можно задать один вопрос? Я давно хотел спросить... Только не ругайся!

– Задавай. Обещаю, что ругаться и драться не буду.

– Это правда, что ваш Сирик, Константин Андреевич, во время оккупации Одессы румынами… танцевал у них в кабарэ? – выпалил я.

– Откуда ты знаешь?

– Люди говорят.

Брат закурил сигарету, встал и подошёл к окну:

– Я тоже об этом слышал, и однажды прямо его спросил.

– И что он ответил?

– Он сказал, что работал на подпольщиков. Выключить лампу?

– Не нужно, я сам.