Дмитрий Дзюмин

«Кыштым и Други(е)» Александра Петрушкина: рецензия на книгу стихов «Пойми, никто не виноват»


Обшим местом критических высказываний о поэзии Александра Петрушкина является, на наш взгляд, полифония различных лирических голосов, утверждающих исконечную Правду 1, которую всякий критик толкует по-своему. Кто-то видит в стихах Петрушкина только «музыку над хаосом» (Ягодинцева), не принимая сам высший онтологический смысл подобных пост-апокалиптических конструкций2, кто-то утверждает обратное Ягодинцевой (Янис Грантс3), кто-то вообще, отказываясь от более-менее объективного взгляда на стихи Петрушкина, говорит больше о самом авторе.
Поэзия Петрушкина, действительно, абсурдна и пост-апокалиптична, но она давно позабыла об этом свойстве из-за множественных анестезирующих влияний, совершенно перекрывающих её первичный импульс. Если продолжать разговор о праформе этих стихов, то можно прийти к ОБЭРИУ и Александру Введенскому – «звезде бессмыслицы», отзвуки которого через наслоения позднейшей поэтики «барачников» (Игорь Холин, Ян Сатуновский и нек.др.) иногда слышны в стихах Петрушкина. Более значимой нам представляется локальная специфика поэзии Петрушкина, её принадлежность Уралу, Кыштыму и «сугомакской метафизике». Это своеобразный культурный код / фирменный знак Петрушкина, определяющий его быт и представляющий собой экзистенциальное основание авторской поэтики, так что перед нами – случай жизнетворчества4.
Новая книга Александра Петрушкина – «Пойми, никто не виноват»(2010) – поэтическое свидетельство жизнетворчества, перешедшего через границу самого себя, ставшего полноценной художественной системой, способной обходиться без  лишних аллюзий-идейных установок. В стихах почти исчезли многочисленные упоминания фамилий друзей-поэтов (мне тут неизменно вспоминается «ложки нет говорю тебе ивкин ложки нет») и непосредственных творческих предшественников (Санников, Туренко, Божнев, Векшин, Губанов и т.д.)5. C формальной точки зрения Петрушкин стал писать гораздо «литературнее», чем писал в начале «нулевых», и стихотворения нынешнего Петрушкина руинными камланиями точно не назовёшь, хотя в тех самых камланиях была своя прелесть6.

КЫШТЫМСКИЙ ТЕКСТ

***
ты жил в кыштыме жид кыштыма жив
ты лез на ветки но орал от боли
от всякой задыхающейся воли
ты жил в кыштыме между твёрдых жил

церквей которых здесь всегда четыре
и рек подземных от которых три
пруда стоят по ним ночами ходит
один один престранный человек

и если с ним идёшь то он заводит
в такие дебри где незрим нам лес
он каркает он говорит но внятен
отнюдь немногим
поднимает воды

В «Пойми, никто не виноват» Петрушкиным предпринимается более осознанное, чем раньше, конструирование кыштымского текста. Кыштым предстаёт в виде структурного инопространства, куда помещается загадочная фигура(ы) то ли того, о ком рассказывается, то ли самого лирического героя. ЛГ при этом если не тождественен автору, то очень близок ему. Петрушкин занимается метафизическим описанием места, постепенно всё более в него углубляясь,  постигая  важную личную истину:

и небом едут некрылатые подводы
собака кропит весь январский свет
а ты лежишь и смотришь из подводы
на этот проникающий нас снег


В одном из стихотворений у города обнаруживается ангел, а сам он превращается в живое существо:

через седьмые руки речи сидит кыштым у русской печи
еврей евреем среди льдин
немой с немым

поговори со мной я смертный за это дан двойной язык
чтоб ангел говорил до смерти
как смерть иным

как в «-20» дети зеки смотри живут
с кыштымским ангелом до смерти
и там и тут

Говорение лирического героя с «кыштымским ангелом» - заклинание сакрального места, попытка очерчивания «своего» круга. Язык выступает метафизическим медиатором между пространством и человеком, а стихотворение превращается в мифологическое осмысление «маленького» себя в «большом» своём, себя–в–бытие мета-Кыштыма. Дальнейшие метаморфозы ведут в мертвецкую древность кыштымского места, его  традиционность и погружённость в века:

крутые берега кыштымской хиросимы
нас вспоминают кругом и призывают кости
и кости прорастают из земляного мяса
и звонят панихиды как веселяци гости


КЫШТЫМСКАЯ СИСТЕМА

Многие стихи Петрушкина, хоть и не посвящены Кыштыму, но косвенно соотносятся с ним, как и фигура их автора – «гения места». Они образуют «кыштымскую систему» поэта – три ключевых лейтмотива поэтики Петрушкина: 1) осмысление бытия собственного, бытия Другого и бытия Других в сакрализованном, и в тоже время бытовом пространстве; 2) стремление к метафизическому «ограждению» от Чужого и задушевности собственного высказывания посредством внедрения в текст знаков "домашней интимности"; 3) соотнесение себя, своего опыта с опытом традиционным, национальным и т.п., часто с опытом коллективного бессознательного. Эти три лейтмотива «работают» в большинстве стихов, в т.ч. и в цитированных выше.

как ни смотри война воде война
из дыма руки тянутся до дна
на кухне авраам и иафет
застыли ищут старых сигаре

т (в смысле тень) глядит на тень себя
снег – 20 темная пора
картавая как речь моя похмелье
война войне почти что очищенье

Метафизическое переплетается с бытовым настолько, что едва отличимо от последнего. Собутыльник может внезапно стать библейским персонажем, а банальная пьянка превратиться в онтологическое событие и, возможно, через двадцать лет – в историю русской литературы.

поздней осенью один он стоит с бутылкой пива
ахуительно един

осенью и без бухла ангелы его встреча
юг прекрасен после пива и особенно
вчера

ДРУГИЕ

Ещё одной значительной группой стихов Петрушкина являются стихи о чём-то (о ком-то)
кардинально Другом, что (или кого) поэт пытается понять и сделать опять же «своим». Эти стихи трудно отличить по стилистике от предыдущих, но мы полагаем, что в них актуализируется мотив освоения чужого пространства вроде:

хвалённый брат иди в Сибирь
Соседский Коля там стоит
под лампочкой в руке
он держит по карманам стыд
и этот стыд огнём горит
и шмель не дерево простит
а мякоть семи сит

ТАК ЧТО ЖЕ ВСЁ УХОДИТ БРАТ
МЫ ПЕРЕХОДИМ БРОДОМ АД
СВОИХ ПРОЩЕНИЙ И ЩЕНКОВ
ГОСПОДЬ ГОТОВЫЙ НЕ ГОТОВ
И МЕСТА НЕ НАХОДИТ
А КОЛЯ В ПЕРЕХОДЕ

Лирический герой куда-то либо постоянно движется, либо с ним что-то происходит, но всегда перед нами достаточно активный, экстравертный ЛГ в отличие от интровертного героя первой и второй группы текстов7.

Т.о. новая книга стихотворений Александра Петрушкина – есть логическое продолжение творческих поисков поэта, начало нового этапа поэтического конструирования «кыштымского» текста, осмысляемого в качестве уникальной метафизической константы. В «Пойми, никто не виноват» художественная система Петрушкина стала логически проницаемой и более цельной. Именно в этой книге она оформилась как система.  

***
Я думаю, что поэзию Александра Петрушкина следует рассматривать как самостоятельное и признанное явление современной русской литературы. В силу этих причин его оценка – лишь дело времени и, по всей вероятности, не критиков. Войдёт ли через двадцать – двадцать пять лет поэзия Петрушкина в историю русской литературы первой трети 21 в., сейчас трудно сказать. Лично я склоняюсь к утвердительному ответу. Впрочем, что гадать. Поживём – увидим. А пока всем любителям отечественной словесности всячески рекомендую эту книгу.


Примечания

1 «Петрушкин – толпа голосов» (Андрей Санников), «неожиданное лирическое многоголосье» (Данила Давыдов), «Александр Петрушкин выходит к залу и произносит «последнее слово» (Сергей Ивкин) и т.д.
2 Ягодинцева бессознательно возводит поэзию Петрушкина к традиции абсурда, что, в принципе, подкрепляется достаточным аргументом остаточности, «руинности» смысла в поэтике автора. «Первый – и главный -  вопрос: что остаётся, что держит стихи, когда из них уходит мысль – связная, слитная?. Надёжна только музыка – воздух. Нужна колоссальная внутренняя необходимость, чтобы решиться пройти по этим развалинам». Цит. по. Н.Ягодинцева "Музыка над хаосом" // Урал, №11, 2004 )
3 См. интересную, но достаточно субъективную  статью Яниса Грантса «Кровь, дым, рыбы, собаки, или неконечная станция  Александра Петрушкина», основанную, как мы понимаем, на личных эмоциональных впечатлениях от самого поэтического явления Петрушкина. В том же ключе написана и оригинальная заметка Дмитрия Машарыгина под названием «Ква»
4 Параллельный случай – Дмитрий Машарыгин.
5 К вопросу о наследовании Петрушкиным "уральской поэтической традиции".
6 Нынешние стихи Дмитрия Машарыгина, особенно, авторская манера исполнения – и есть камлания. В этом мы усматриваем связь двух авторов. Машарыгин, в какой-то степени, проходит путь, близкий пути раннего Петрушкина.
7 Один из примеров полифонии в поэзии Александра Петрушкина, когда лирические голоса сменяют друг друга в разных стихотворениях.