Из шотландской гэльской поэзии

Роб Донн (Роб Маккей)

(1714–1778)

 

            Принято считать, что родился трагик и сатирик Роб Донн («Роб с коричневыми волосами») в 1714 году в Стратморе, Сазерленд. Принадлежал к клану Маккеев, хотя вариантов его полного имени предлагается много. Он не только не выучил английского языка, но не научился даже читать по-гэльски. Еще в детстве он был замечен состоятельным скотопромышленником по имени Йан Маккей, писавшим стихи; тот, распознав талант мальчика, взял его на воспитание. Роб Донн служил в армии, но не в качестве простого солдата. Его период военной службы пришелся на 1740-е, когда он, по всей вероятности, находился на положении полкового барда.

            Вся его жизнь была ограничена границами Сазерленда, говорившего тогда почти исключительно на гэльском языке, притом на диалекте, ныне полностью отмершем. Чаще всего, как это принято не только в Шотландии, он использовал в качестве ритма мелодию, притом нередко собственного сочинения. Если мелодия известна, это во многом упрощает задачи переводчика, ибо мелодия превращает силлабический гэльский стих в русский силлабо-тонический. Согласно биографу Донна, Иану Гримблу, Донн оставил больше мелодий, чем любой другой поэт восемнадцатого столетия, кстати – больше, чем Бернс, который записывал бытующие мелодии, но сам почти не был сочинителем их.

            Записей его поэтических произведений, сделанных под диктовку, сохранились единицы. Прочие были записаны современниками со слуха или на память. Их аутентичности повредило не только изъятие при записи всего того, от чего в те времена вспыхивали лица и бумага, но и намеренное упрощение умирающего диалекта. Однако поэт был настолько популярен в родном краю. что до самого конца XIX века продолжали отыскиваться ранее неизвестные его стихи и песни. Это были в прямом смысл устные стихи; сохранности их способствовала многовековая кельтская традиция слагать не столько стихи, сколько песни.

            Первое отдельное издание стихотворений Роба Донна вышло через полвека после его смерти, в 1829 году. Второе воспоследовало лишь в 1899 году, и содержало ноты к многим его песням. Буквально сразу появилось еще одно, где количество стихотворений

превысило 200, что делает Роба Донна едва ли не самым плодовитым гэльским поэтом XVIII века. К сожалению, за этим почти ничего не воспоследовало. С тех пор больше книг не издавалось ни в оригинале, ни в переводе. Переведены по сей день на английский только 3-4 хрестоматийных вещи, прочее же остается толком не изучено. На основе содержания стихотворений отчасти реконструируется его биография, на основании же документированных событий того времени, преимущественно имевших место на землях кланов Маккей и Сазерленд, где жил Роб Донн, реконструируется и сама эпоха патриархального быта гэльской Шотландии, стремительно отмиравшего к концу XVIII века. Научное издание произведений Донна пока что остается лишь мечтой его многочисленных поклонников.

 

Гимн Йану Маккею

 

Приемный отец Роба Донна, Джон Маккей из Мусала (или Страт), как его часто называли, был ипотекодержателем части Стралмора и жил в Мусале, недалеко от места рождения поэта. Он сам был поэтом, и рано оценил гений барда. Роб Донн был нанят Маккеем и состоял при нем скорее как компаньон, чем как слуга. В 1729 году Йан Маккей собирал деньги с арендаторов по закладным земельной собственности в Классяхе.

 

Уже не нужно звать врачей,

            Ты путь окончил, Йан, сын Йана,

Благорассудный казначей,

            Нас опекавший постоянно;

И тем, что ты – в земле сырой,

            Мы опечалены до гроба,                 

А что придет такой второй,

            Так в это верю не особо.

 

Вовек не требовал похвал,  

            На повод к оным невзирая,  

Ты многим деньги раздавал,

            Со многих деньги собирая.

Добравшись до порога тьмы,

            И оглянувшись у предела,

О многих не промолвим мы:

            «Земля без них осиротела».

 

Они друг другу не враги,

            И не замечены в пороке,

У них записаны долги,

            Они проценты платят в сроки;

Но крохоборственна рука

            У оных бережливых скаред,

И в кошельке для бедняка

            Она монету не нашарит.

 

Их перечислить не могу,

            Но в мире их большой излишек;

Для них отрадней быть в долгу

            У Бога, а не у людишек.

Воззрясь на тех, кто нищ и наг,

            Ворчат и сетуют сурово:

«Зачем лишаешь Ты бедняг

            Еды, питья, одежды, крова?»

 

Когда б умел я встать на путь

            Веденья ваших дел и хроник,         

Как много мог бы почерпнуть

            Из них ваш будущий сторонник;                

Узнал бы он в грядущий час,                                 

            Как ждали вас питомцы хижин,

И как надеялись на вас

            Те, кто оболган и унижен.

 

Юнцы, не ждите, чтоб пришла

            Немая просьба о защите;

Все ваши добрые дела

            Заблаговременно творите1;

Прислушайтесь к моим словам,

            Несложна доброты наука;

Жалеть не доведется вам,

            И в этом вам моя порука.

 

Решить легко, что я чудак,  

            Что обречен на неудачи,

Но я умею только так,

            И не хочу уметь иначе;

Не поворотишь время вспять,

            Так надо ли по доброй воле

Однажды вечность обменять

            На шесть десятков лет в юдоли?

 

Но к вам прислушивались мы,

            На мудрость вашу уповая.

И наши скудные умы

            Питала истина живая;

Здесь неуместна похвала:

            Должны не забывать потомки,

Что ваша мудрость провела

            Нас через бури и потемки.

 

Был горек вам кусок любой,

            При мысли о любом голодном,

Тот, кто тянулся к вам с мольбой,

            О вопле не жалел бесплодном,

Другой копить бы деньги рад,

            А вы делились год за годом,

И да воздастся вам стократ

            За хлеб, отпущенный по водам2.

 

Я вижу тех, кого нужда

            Как червь, не усыпая, гложет, 3

Тех, кто сгорает со стыда,

            Но ужина купить не может;

Я вижу страждущий народ,

            Вдовиц в опорках и обносках;

Я вижу нищих и сирот,

            Простых бродяг на перекрестках;

 

Я вижу смолкших скрипачей,

            Забывших танцы вкруговую,

Я вижу бывших богачей,

            Попавших в яму долговую,

Сей мироздания изъян

            Язвящий душу постоянно,

Исправить мог бы только Йан,

            Да только нет на свете Йана.

 

Пусть в горле застревает ком,                                           

            Но вас оплакивают ныне

Не только те, с кем я знаком,

            Но чуть не все в моей долине;

Мы потрясенно познаем,

            Что в небо звезды запустило,

Сойдя за темный окоем,

            Вчера сиявшее светило.

 

Как много песен в мире есть,

            Порой звучащих в час печальный,

В них дурно пахнущая лесть,

            В них нет отрады поминальной;

Пусть не похвалит судия

            Мой гимн в назначенные сроки,

Но лишь о том поведал я,

            Что уместилось в эти строки.

 

Портки Макрори 4

 

Рефрен

Всюду слезы, всюду горе:

Кто-то спер портки Макрори;

Накануне были танцы,

Ночь прошла, – пропали штанцы.

 

Все ходить бы Хью на свадьбы:                                         

Пить бы там, да танцевать бы,

А потом на сеновал

            Звать девчурок;

У такого парня, братцы,

Как порткам не потеряться?

Больно весел он бывал,

            Больно юрок.

 

Тут больные бы заржали:

Он надрался, как в кружале,

Он в утробу влил свою

            Жбан винища.

Вот уж горе у бедняжки!

Задирает парень ляжки.

Вон из кожи лезет Хью,

            Всюду рыща.

 

Йан-папаша, вы страдали,

Унесли портки подале,

Вам, видать, не по нутру

            Малый этот;

Но ни в чаще, ни в болоте

Вы их сами не найдете;

Уж, поверьте, не к добру –

            Этот метод.

 

Катриона, ставши тещей,

Поступите много проще:

Перед вами все равны,

            Тут забота:

Поищите домочадца,

Чтоб не думал отмолчаться

Если он забрал штаны

            Для чего-то.

 

На штанах на тех разлатых

Только дыры на заплатах,

И сплошная канитель –

            Слезы, просьбы;

Йан Макдональд5, хрен богатый,

Не хранил бы в них дукаты:

Лоскута бы на кошель

            Не нашлось бы.

 

Йан Макдональд, стыд отринув,

В них не спрятал бы цехинов;

Том за этот маскарад

            Не в ответе;

Ни со страха, ни со злобы

Не налезли на него бы,

На его огромный зад

            Штанцы эти.

 

Йан из Мойна взял бы вряд ли;

Ведь на что бы этой падле

Силы тратить на штаны,

            Рвать здоровье;

Да и вовсе в селах наших

Не подаришь, не продашь их,

Лишь на вервия годны

            На коровьи.

 

Не пускайте парня в плавни:

Хоть и способ это давний

Убежать от мошкары

            В самом деле;

Но положено мужчинам,

Чтоб на месте на причинном

Пчелы, мухи, комары

            Не сидели.

 

Голый зад средь куманики

Для хорька соблазн великий,

Коршунью и воронью

            Заморочка;

Мало, что с умом не ладит.

Так еще и наземь сядет,

А к чему дразнить змею

            Пятой точкой?           .

 

Не пришьется дырка к дырке:

Этой тряпке не до стирки:

Парень жизнь провел в бою

            С долей жалкой;

Штопай тут или не штопай,

Просидел тяжелой жопой,

Всю протер ширинку Хью

            Буйной палкой.

 

При своих, при посторонних

Вам желаю, Йан Макконих,

Счастья в дочках и в сынах

            В доме отчем;

Жить легко и на свободе, –

Словом, при любой погоде

Оставаться при штанах

            И при прочем.

 

Городская и деревенская жизнь

 

Майри:

В деревне жить – и стыд и срам,

            Там жизнь – одна волынка.

Непросто лазить по горам,

            Непросто жить без рынка.

К чему скучать мне по селу,

            К чему терять здоровье?

Там лишь солома на полу

            И царство там коровье.

 

Изабель:

Укромен и хорош камин

            У короля в каморе,

Но воздух чист среди долин,

            Любых расцветок море;

Сюда, в раздольные края,

            Ручей стремится горный,

И сладкозучней песнь ручья

            Всей музыки придворной.

 

Майри:

Мне гадок эдакий досуг,

            Долины грусть растравят, –

К девице разве что барсук

            Там интерес проявит;

К чему мне лес, к чему река,

            К чему раздол хваленый?

Одна зеленая тоска

            От той травы зеленой.

 

Изабель:

Ты красоту земли не трожь;

            Лишь радоваться надо,

Смотря на то, как молодежь

            Перегоняет стадо;

Поди, и парень будет рад

            С тобой присевши рядом,

Не на один лишь водопад

            Глядеть влюбленным взглядом.

 

Майри:

На прелести земли взирай,

            Да только холодина

Навалится на горный край

            С приходом Халлоуина;

Пожухнув, облетят листы;

            Черед дурной погоде;

И ни малейшей красоты,

            Не сыщется в природе.

 

К доктору Мунро

 

О чуде доктора Мунро

            Трезвонят все соседи.

Великое творя добро,

            Он спас здоровье леди.

Не подвело его чутье,          

            А то ведь вправду горе,       

Что ни единый врач ее

            Не излечил от хвори.

 

Искусство дивное врача

            Явилось в деле данном:

Он применил, ее леча,

            Целебный лауданум.

Не нужно фунтов и гиней

            Чтоб сгинула хвороба.

На свете средствий нет сильней,

            Чем те, что есть у Роба.

 

Об этих средствиях из книг

            Не вызнать, тем не мене

Здоровье возвратилось вмиг,

            А не платить – ни пенни.

Теперь открыт ему кредит:

            Он дал отпор недугу;

Его судьба вознаградит,

            За оную услугу.

 

Здесь указанья вовсе нет

            На блажь и мягкотелость;

Со всею страстью юных лет

            Лечиться ей хотелось.

Попробуй, истину оспорь

            Сей песни немудрящей:

Сколь горше и тоскливей хворь,

            Тем исцеленье слаще.