Александр Орлов

Глубокий сумрак. О поэзии Алексея Прасолова

С первых строк поэмы «Рубиновый перстень» выстраивается магическая вереница символов, проникновенно увиденных и не забытых поэтом Алексеем Прасоловым в детстве. Автор видит в черном печном зеве скачущих былинных красногривых коней, перстень, в котором зажат минерал с кровавым оттенком, символизировавший в древности воина:

 

 


В черном зеве печном
Красногривые кони.
Над огнем —
Обожженные стужей ладони.
Въелся в синюю мякоть
Рубиновый перстень —
То ли краденый он,
То ль подарок невестин.
Угловатый орел
Над нагрудным карманом
Держит свастику в лапах,
Как участь Германии.А на выгоне
Матерью простоволосой
Над повешенной девушкой
Вьюга голосит.
Эта виселица
С безответною жертвой
В слове «Гитлер»
Казалась мне буквою первой.

 


Вот такое начало алфавита! Такая школа! Школа смерти! И все это непосильное к усвоению домашнее задание на всю оставшуюся жизнь.

 


Мелом беленные «тигры»
Давят лапами
Снежные русские вихри.
Новогоднюю ночь
Полосуют ракеты.
К небу с фляжками
Пьяные руки воздеты.
В жаркой школе —
Банкет.
Господа офицеры
В желтый череп скелета
В учительской целят.В холодящих глазницах,
В злорадном оскале,
Может, будущий день свой
Они увидали?..
Их веселье
Штандарт осеняет с флагштока.
Сорок третий идет
Дальним гулом с востока.

 


Чего только не видели сельские ребята, жившие в СССР перед самой войной, во время войны и после нее… Поэтому размышляя об условиях формирования личности поэта, я полагаю, что поэма «Рубиновый перстень» — одно из самых значимых произведений в его творчестве. В ней добро побеждает зло, в ней мы видим первоначальные причины внутреннего раскола поэта.

 


У печи,
На поленья уставясь незряче,
Трезвый немец
Сурово украдкою плачет.
И чтоб русский мальчишка
Тех слез не заметил,
За дровами опять
Выгоняет на ветер.
Непонятно мальчишке:
Что все это значит?
Немец сыт и силен —
Отчего же он плачет?..

 


Об этих пришагавших к нам «наставниках» гениальный композитор и философ Георгий Свиридов писал: «Мазать Россию однообразной черной краской напополам с экскрементами, изображать или объявлять ее народ скопищем дремучих хамов и идиотов, коверкать, опошлять и безобразить ее гениев — на это способны лишь люди, глубоко равнодушные или открыто враждебные к нашей Родине и ее народу. Это апостолы злобы, помогающие нравственно разлагать наш народ с целью превратить его в стадо и сделать послушным орудием в своих руках».
Разве сегодня мы встречаемся не с регулярной агрессией, разве сегодня апостолы злобы не кружат над тем, что мы называем русский мир? Каждый кто видел подлинное зло, знает одно, оно может вернуться, и в этом стихотворении Прасолова и в словах Свиридова явлено упреждение для нас, живущих сегодня, и для тех, кто будет жить завтра.

 


А неделю спустя
В переполненном доме
Спали впокат бойцы
На веселой соломе.
От сапог и колес
Гром и скрип по округе.
Из-под снега чернели
Немецкие руки.
Из страны непокорной,
С изломистых улиц
К овдовевшей Германии
Страшно тянулись.
И горел на одной
Возле школы,
На въезде,
Сгустком крови бесславной
Рубиновый перстень.

 


Это не просто стихотворное посвящение освобождению родного края от немецко-фашистских оккупантов после великого Сталинградского сражения, это высвобождение из крысиных объятий смерти, это первый луч холодного солнца, еще не греющий, но уже просветляющий и обнадеживающий. Потерявший во время войны отца и отчима Прасолов все последующие творчество посвятит высвобождению себя из глубокого обволакивающего сумрака. Он искал спасение в свете, но не дошел, на мой взгляд, до него.
Возможно, вследствие этого отношение к религии у Прасолова будет особенное, он словно выводит формулу равенства в стихотворной конфигурации, сравнивая и выравнивая передовую реальность и божественное творение. Это отыскание смелое и опасное, это опыт богоборческий и неизлечимый.

 


Явись на землю — наверное,
Взъярился б кроткий Христос:
Ему здесь дарили тернии,
Гагарину — пламя роз.



* * *

 


Не я ли с горькой цифрой на спине
За тот же хлеб в смертельной давке терся,
И там была спасительница мне
Не Матерь Божья — тетенька из ОРСа.

 


 Вот она прасоловская поисковая параллель Христос-Гагарин, Божья Матерь — тетенька из ОРСа. Но разве это не зраки Господа? Прасолов видит Его так, видит в реальности следы Творца и сопоставляет. Для Прасолова полет первого человека на земле в космос — поступок равнозначный с вознесением Спасителя. Сопереживание тетеньки из ОРСа  — это проявления непорочности женского сердца, а у кого как не у Пресвятой Девы Марии самое милующее, он словно одновременно призывает и не допускает Спасительницу.
Жизнь Прасолова — это поиск человеческого начала, отыскание Спасителя и спасения. Из рассказа, названного после смерти поэта «В храме», известно, что в раннем детстве Алёша Прасолов зашел в церквушку, подошел к единственной горевшей свечке, долго разглядывал окровавленное тело распятого Христа, из темноты к нему подошел человек в черном с ясным лицом, седыми волосами и бородой и удивительно мягким голосом, который спросил мальчика:
— Мальчик, зачем ты здесь?
— Так, — ответил я и отступил от света перед распятием.
И снова, уже сверху, откуда-то из-под купола, голос:
— Ты знаешь, кто Он?
— Иисус Христос.
— Ты молишься Ему?
— Нет.
Рука человека в черном легла на мою голову, на шапочку, связанную руками матери.
— Так знай, мальчик, верующий человек в храме должен стоять…Незнакомец снял шапочку с мальчика, связанную его мамой, Алёша почувствовал холод, стало стыдно, а далее рассказ обрывается. Повествование об этой встрече словно линия жизни поэта, он получил в дар свыше жизнь, во время войны, и оборвал ее, как этот рассказ, на глазах у распятого за всех нас Христа.
В дневниках Алексей Прасолова есть такие строки: «Принимая Есенина, мы — в массе своей — часто впитываем разное. Есть в поэзии Есенина страшная сторона — Черный человек. Тот, кто примет его в свою душу, погубит в себе живое, надломит себя. Черный человек отнял у нас поэта».
Пытливый ум Прасолова рискует найти грань, за которую нельзя переступить, он хочет знать координаты этой грани, а это путь ужасающий, безвозвратный. И он находит эту грань, он пишет о предстоящем в своих дневниках так: «Я изойду всем, что накопилось, — и тогда до боли резко увижу свое, а вокруг меня, вокруг всех предметов — мягкий, теплый сумрак, и мир — из рембрандтовского глубокого сумрака».
Все пытавшиеся проникнуть в непостижимое пространство по собственной воле, всегда были и будут обречены, как и странный романтичный человек с берегов Дона, настигнутый апостолами злобы и самовольно ушедший за ними, но незабытый нами.
Во время выпускного вечера в Литературном институте имени А. М. Горького я сказал любимой женщине поэта Инне Ивановне Ростовцевой, которая была наставницей моих сокурсников: «Вы знаете, я много читал Алексея Прасолова, и мне кажется, что его трагизм, его поэтический голос созвучен лишь прозе его великого земляка Андрея Платонова. Скромность, чудаковатость, необъяснимость — эти платоновские черты характерны и для Алексея Прасолова. Даже инициалы этих загадочных творцов одинаковы П. А.» Инна Ивановна сказала: «Вы хорошо почувствовали его, а вы читали мою статью о нем?» — «Нет», — ответил я, и более мы никогда не общались, но статью я прочел.
В нашем православном Отечестве людей, совершивших самоубийство, не отпевают в церкви, но есть молитвенное обращение к святому мученику Уару, почитаемому в католической и православной церквях. Будем верить, что когда-нибудь Господь взыщет заблудшую душу поэта.

 

 

К списку номеров журнала «ЗИНЗИВЕР» | К содержанию номера