Попытка сценария мыльной оперы. Десять, двадцать попыток, пока мыло не станет душистым, а лаванда, конечно, горной. Особенно, когда время не располагает. Что нам это течение, плыть вдоль… А петь – поперёк. Оперу… На сто с лишним серий.

Автор живёт на Ближнем Востоке, здесь всегда не скучно, и раскручивался очередной виток напряжённости. Так его называют издали, снаружи. Война односторонняя, так нам её видно изнутри. Веселуха, в общем.

Летели в нашу сторону ракеты, зато пехота не наступала, слава Богу… И позвонила Автору подружка из Хайфы, как раз очередные ракеты прилетели из синего неба, год был 2012, тысячелетье третье на дворе.

Чтобы утешить Автора, сказала вдруг подружка:

– А знаешь, напиши мыльную оперу... В конце концов, что у нас есть, кроме мыла?

Не тот это был человек, который смотрел бы мыльные оперы сериалами. У неё вообще телевизора не было. Автор недоверчиво переспросила:

–  А ты что, читать будешь?

– Ну да, – отозвалась она, – только умоляю, никаких концепций с далеко идущими планами, просто пиши, и всё.

Так что пишем, пока теория не успела наступить на горло практике. Надо же как-то отвлекать мозги от всего остального… Главного героя назовём дон Педро, если сериал бразильский...

 

Заставка

 

Светлый день в июле. Дон Педро идёт по экрану спиной к публике, не разглядеть лица на фоне босановы.

Строгая спина в белоснежной рубашке, и такие же брюки.

Над ней пытливый взгляд замечает компактный затылок и остальную голову, стрижка седоватая, поворот головы, крупный кадр – взгляд отстранённый.

Небо и берег.

Отдельные облака, похожие на музыкальные инструменты.

Солнце в зените.

Сюжет никак не двинется с мёртвой точки.

Он вообще ещё не начался, сюжет, только панорама...

Море и облака.

Ветерок колышет листья пальмы, камера зависает, виснет и не хочет двигаться дальше.

     Прекрасное зрелище. Так бы смотрела и смотрела... Но приходится оглянуться в поисках дона Педро.

1-я серия

 

Он идёт в парусиновых штанах и рубашке с воротом, лицом к зрителю. На нём успела появиться шляпа. Присаживается к столику.

Знаете, такой круглый, под зонтом, большим, почти пляжным зонтом пляжного цвета. То есть полосатым. Тент! След бандитской пули посреди тента пропускает света луч, прямо в глаз дону Педро. Тот, соответственно, щурится и закуривает. Дым моментально пропитывает окружающий пейзаж, просачиваясь к Автору в комнату... 

 

У Автора, между прочим, аллергия на дым. А дону обязательно курить? В ожидании кофе. Все доны обязательно курят, особенно если они Педро.

Но он же там, у моря, в сценарии, а Автор здесь, в ожидании новостей. Хорошенькое здесь, я тоже чувствую запах...

И Автор чувствует. Мы с ним, Автором, – одно, в смысле, заодно…  Кстати, не помешает выключить газ, свет, вообще убрать кастрюльку с плиты…

 

Дон Педро достаёт из широких штанин детский калейдоскоп. Любовно ощупывает – случайно, буквально только что добыл его в лавке древностей. Калейдоскоп новый, но под старину. Продувает сигар... что я несу, протирает стёклышко большим клетчатым пиратским глаженым платком светло-зелёного цвета. Закуривает...

Неееет!!! НЕ закуривает. Просто плохо видно издалека, на большом расстоянии. Панорама южного городка у моря с акациями – то ли Хайфа, то ли Одесса... как они там называются, в Бразилии?..

Издали детский калейдоскоп напоминает большую сигару, но приставляется к глазу. Теперь крупно: стекляшки сине-голубые, по кругу, а повернуть калейдоскоп – переворачиваются в тёмно-вишнёвые, переливаются... На чём я остановилась?

 

Картинка превращается в розовый куст, рядом с которым стоит мальчик и смотрит на бабочку. Потом на розу, потом опять на бабочку. Хороший такой мальчик лет восьми, темноволосый, неизвестно о чём думает, но смотрит – на бабочку.

 

– Дон Педро, – спрашивает официант, – вам как обычно или всё-таки выпьете? 

Дон Педро, советуясь, смотрит на дырку в тенте, сквозь которую на него падает солнечный луч. Можно подумать, что он советуется с лучом.

–  Кофе, – просит он, – черный. Жизнь без кофе теряет всякий смысл. И сливки, чтобы белое на столе. Рядом с чёрным.

Звучит сирена, Автор отправляется в убежище знакомиться с соседями, когда ещё их встретишь вот так, лицом к лицу. Некоторые с детьми, кое-кто с собакой. Обмениваются кулинарными рецептами, обсуждают цены на помидоры. Потом тревога заканчивается, отбой, все открывают мобильные, и я звоню маме.

 

2-я серия

 

–  Нет, – говорит Внутренний Голос, – лучше кофе со сливками. Я имею в виду – лучше звучит. В смысле, капуччино.

– С сахаром? – с отвращением переспрашивает Автор, – ни за что. Ненавижу молоко с пенками.

– Да, – печально соглашается Внутренний Голос, – с этим не поспоришь...

 

Дон Педро смотрит на сливки. Такого чистого белого цвета в природе достичь трудно. Надо собрать все цвета радуги в один калейдоскоп, в тонкий луч, падающий прямо с солнца через отверстие в тенте прямо над головой. Тогда сливки на фоне белой скатерти будут выделяться.

Разве там была белая скатерть?..

 

«Армия обороны Израиля может начать действовать в любой точке Ливана, – неожиданно сообщает радио. – В ответ на бомбардировки Хайфы».

Дон Педро недовольно морщится, и радио умолкает.

 

– Надо как-то организовать глобальную победу света над тьмой... что-то вроде «да будет свет», – неожиданно произносит Дон Педро.

Голос оказывается с хрипотцой, баритон. Звучит убедительно.

Такой сможет, думает Автор.

– Такой сюжет, – добавляет Внутренний Голос.

– Какой сегодня день? – спрашивает мама по телефону и читает мне из Губермана пару гариков в утешенье.

 

Дон Педро смотрит мимо Автора, хотя прекрасно знает, что Автор сидит у компьютера и пишет про него и про его кофе. Хотя на самом деле, конечно, о победе света над тьмой.

Если в тёмной комнате зажечь свечу, то ситуация, безусловно, улучшится. А если белый лист чёрной краской... и потом попробовать белилами? Что будет после?..

Дон Педро оглядывается в сторону моря, но обращается к пока неизвестному зрителю.

– Как, – произносит он задумчиво, – когда и во сколько мы посмотрим это кино?

– Постепенно, – отвечает Автор, – вопрос о сроках некорректен, – и отхлебывает кофе.

3-я серия

 

Донья Изабель сидит у телевизора и смотрит новости – про погоду, температуру и на чьи деньги выпускается программа.

Большой доллар полощется в телевизоре, заслоняя сумму и большие нули. Доллар зелёный. Нули переливаются. Изабель вздыхает.

Донья Изабель молода, родители за границей (допустим, во Франции, невзирая на душное метро и круассоны). Очень многие сейчас оказались во Франции... Франция оказалась на грани, но пока держится.

Сегодня тихо. Гигантский кот Байрон развалился поперёк доньи Изабель и урчит, отвлекая её от новостей. Тем более, что по телевизору уже гонят ненавистную кошачью еду, несъедобную для уважающего себя кота (кошки).

Потом заговорили про выборы в Занзибаре. Выборы раздражали и напоминали о необходимости свободного выбора между этим и тем, причём постоянно.

У нас тут планета свободного выбора, если кто не знает. Так что если Дон Педро выберет курить пеньковую трубку обеими руками, это его право. Но Автор имеет право выбрать некурящего дона Педро из них двоих, а трубку закрыть потоком ассоциаций. Каждому своё.

Опять заговорило радио. В Орлеане начиналось наводнение.

Кто-нибудь знает, там есть ли море, в Новом Орлеане?

Географию Автор решила выучить в следующей жизни, а сейчас всё заслоняет чёрный кофе, который едва успевают оттенить белые сливки на белой скатерти. Белые тени светлого дня...

Итак, в Орлеане начиналось наводнение. Смерчи-ураганы придумывать не хотелось, а от наводнения все успеют спастись. По крайней мере, хотелось бы… С утра объявили, что пора вымыть побережье от старой энергии, пропитанной обидами и горечью прежних лет, а вода очень помогает очищать всё.

Нужно было покинуть побережье на неделю. Все стали звонить друзьям, и в доме Изабель раздался звонок.

 

–  Ты здесь? – встревоженно спрашивает тётя. – С тобой всё в порядке?

–  Да, – отзывается донья Изабель, – ты можешь приехать.

Пора принимать гостей, тревожно думает Автор, согласно законов гостеприимства.

Она уже несколько лет охраняла свой покой от гостей, особенно с ночевкой. Теперь нужно, что поделаешь. Накормить детей, уложить взрослых. И выключить радио…

 

4-я серия

 

Жалюзи поднималось плохо и медленно. В поднятом виде оно должно было осветить всю фактуру, то есть донью Изабель и её приехавшую в конце концов тётушку, то есть почти главных героев. Если бы жалюзи не считали СЕБЯ главным героем, они бы открывались автоматически...

Роль жалюзи часто бывает свойственна и другим предметам обстановки, философски подумала Автор.

– Нашла время думать, – недовольно отозвался Внутренний Голос, – время раскладывать листы по полочкам тумбочки.

– Время порвать эти листы на мелкие кусочки, – отозвался Другой Внутренний Голос, неизвестно чей, кстати, а где Дон Педро?

 

Камера переходит на развалины старого замка в крепости Судак. Мальчишки запускают воздушного змея, он летит так высоко, что не разобрать неба... потом опускается – мальчишки бегут около стен старого города в Иерусалиме, рядом идёт загорелая мама в зелёном купальнике и кепочке набекрень.

–  Хватит, – говорит, – домой пора, сегодня жарко.

 

Жарко. Дон Педро смотрит на часы, там бежит секундная стрелка, а из центра смотрит Изабель. Без улыбки смотрит, словно хочет спросить: «Ну, и что ты хочешь? Пломбира, любви или кальвадосу?»

 

По сюжету тут как раз полагается быть счастливой любви, но это дело тонкое, не для публики. Публика любит драмы.

А как только у героев счастье – то и говорить сразу не о чем, счастливый финал, и наше вам с кисточкой. Кстати, не только у героев. Это только так говорится – «герой произведения». А на самом деле – герой собственной жизни. Какой есть…

Дон Педро вздыхает и смотрит в калейдоскоп.

 

Серии атлантические, штук восемь

 

Со времён Атлантиды не обходится без жертв, тогда целый материк уходит под воду. Впрочем, и Лемурия успела куда-то исчезнуть в своё время. То ли борьба света и тьмы, то ли бурное развитие прогресса на одной планете. Трансформация материи. До трансформации сознания нам ещё жить и жить, а мыло пускай будет душистым… Что у нас есть, кроме мыла?..

Все меняются, рождаются заново, другой цвет волос, наощупь всё другое, и на цвет – товарищей нет…

Так что, с седьмой по четырнадцатую серию герои выясняют отношения, из чего заинтересованной публике становится ясно, что история тут есть, но очень длинная. Что счёты у них давние и серьёзные.

Что счастье лучше выдавать не в финале, а пораньше, иначе времени не остаётся ни на что. Так что, они просто иногда бывали счастливы… Во времена Атлантиды дон Педро был Матушкой-кормилицей, хотя поверить в это трудно…

А Изабель была тогда Начальником стражи.

Они поссорились, потому что каждый хотел решить за обоих, особенно дон Педро, потому что был Кормилицей и знал, что нужно, чем кого нужно кормить и в какое время, а Начальник стражи – сами понимаете, тоже всё обо всём знает сам. В этом все и дело.

Каждый знает сам, невзирая на пол, возраст и тысячелетие.

Кого, куда и с какой скоростью. В общем, им пришлось выбирать разные направления.

Атлантида тогда переживала не лучшие времена. Ей предстояло уйти под воду. И не в последнюю очередь из-за того, что Начальник стражи и Кормилица (возможно, их звали как-то иначе) боролись на тему «кто главный». Придётся признаться, что тема эта всё ещё актуальна.

С тех пор многое изменилось. Например, у Дона Педро появилась привычка пить чёрный кофе, молча глядя в сторону горизонта, а Изабель стали звать Изабель.

Но счастливый финал пока никто не отменял. Хотя обетов-обещаний не даём, а только выпечку, халы к субботе, чёрный кофе утром.

А у нас война идёт к концу, мы все успели, мыла хватило на всех…

Сюжет брошен на полпути в поисках ответов, но вопросы продолжают накапливаться.

Сирены звучат реже, зрелище взорвавшихся облачков в небе даже как-то успокаивает, хотя звук по-прежнему не радует.

Некоторые вспоминают недавний конец света, когда все долго готовились, а кто-то даже закупал спички и картошку. Тоже сильные впечатления, но обошлось без жертв.

 

Финал

 

Финал назначается, когда приходит час, новое начало ждёт, нетерпеливо подталкивает сзади ниже спины – ему пора! А который час нынче, его мало интересует…

Что касается Автора, то как раз собралась в дом Тихо на встречу с писательницей Натальей Валье, третий год как решили созвониться и встретиться, наконец.

За это время кто-то успел придумать и осуществить боевик «Вторая ливанская война», а дамы всё не могли решиться начать записывать сценарий. Заказали кофе.

Внезапно светлое будущее заслонило пейзаж дома Тихо, плетёные стулья и жаркий дрожащий воздух.

 

Послесловие

 

Видимо, в следующие жизни придётся подаваться в художники, подумала я.

– Клиповое сознание, чисто калейдоскоп, – неодобрительно отозвалась Автор.

– Что есть, то есть, – вздохнул Внутренний Голос.

– Да, записывай, – легко вздохнула Наталья Валье, – картинки у нас уже есть.  На обложке поставим арку.

                                                                                            Иерусалим, 2007-2017