Константин Иванов

Перед последним единеньем

Из фарисеев — в мытари


I.

Багровый диск садится за гору,
Бросая кровью на пески.
Опять куётся где-то заговор
И к чьей-то казни мы близки.
Опять закат голгофу вытворил —
Я рёбра копьям отдаю...


Иду из фарисеев в мытари,
Гордыню пережив свою...


Всё. Хватит. Сыт по горло доблестью
И самосовершенством душ.
Не красен путь в иные области,
В которые теперь иду.
Я вырос. Не нуждаюсь в присмотре,
И мне не надобно бежать...


И Рим, и Иудея при смерти.
Мне больше их уже не жаль.


II.

Зажглись снега багровым пламенем,
И небо в тысячу голгоф
Пылает над Сибирью знаменем,
Зовущим к долгу всех долгов...
Отсюда?
Здесь планета хладная,
Здесь римский воин начеку,
Здесь блазнит мысль безотрадная —
Лишь хлебу врачевать тоску...


Но век со мною что-то вытворил,
Лунатик пойман на краю.
Иду из фарисеев в мытари
И гордость потерял свою...
И где же ты,
Где моё воинство?
Где повесть о моём полку?..
Какое может быть достоинство,
Когда в долгу я как в шелку?..


Иду из фарисеев в мытари,
И мысль, как боль в виске,
Проста:
«Ступай к гробам, что ждут нас исстари, —
Ты только так придёшь в Христа!»


Римские наброски


I.

Иисус из Назарета в Риме не был.
Его столицей сразу стало небо.
Но умирать пришёл в Иерусалим.
Невестилась провинции столица
И вынуждала катов торопиться,
Чтоб не заволновался гордый Рим.


Стучали топоры, толпа потела
И предвкушала праздничное дело,
Как предки их у жертвенных костров...
Краснели гвозди и глумилось хамство.
Внимало разрежённое пространство
Прикосновенью к миру новых слов...


А в славном Риме время загустело,
Над духом восторжествовало тело,
От плотской жизни некуда бежать.
И, ублажая царственные силы,
Свободный разум отворяет жилы,
И время начинает умирать.


II.


...Ювенал, Лукиан

Всё умерло. Умолкли голоса.
Лишь два сатирика прощаются с богами.
Античности облупленный фасад
Ещё солдатскими крепится сапогами.
Ещё на пляже моется Пилат,
О воспитанье думают матроны,
Горит германским пламенем закат,
Потомок Цезаря ещё разводит сад,
Ещё смакует стиль «Сатирикона»...


* * *

Воля к власти — не русская воля.
Наши степи — кровавые соли
Подмерзающей крови земли,
Закипающей боли любви.
Нас пространство бескрайнее мучит,
Равнодушьем терпению учит,
Этот холод безмолвных лесов
Словно ищет единственных слов.


* * *

Мне не надо изысканных слов
И тошнит от великих материй,
Я хотел бы коснуться основ
Этих уличных сирых мистерий.
Подорожник, лопух, и пырей,
И полынь, и крапива, и клевер,
И медлительный скарабей,
И мушинок танцующий веер —


Всё как будто к пощаде моей
Обратилось и смотрит, доверясь,
Словно я среди малых детей
Заклинатель какого-то зверя.
И смиренных племён этих вождь
В этот миг, что летит над веками,
Я хотел бы заплакать как дождь
И как пыль согревать эти камни.


* * *

Тихой речью не разбудишь...
Что кричит кричащий век?
Что он грезит? Что иудит?
Что читает в синеве?
Что выискивает в звёздах?
Что услышал под землёй?
Что ему поведал грозный
Гул небес над головой?


Сын натуры, слеп и тёмен,
Как в возглавии времён,
Как тогда, пуглив, нескромен,
Страхами обременён.
От своих устав деяний,
Отрекаясь от ума,
Любит марево гаданий
И волшебные тома.


Любит призраков и тени,
Хочет взять у них секрет
Быть живым и в смертной сени —
Детской смелости обет.
Хочет баловать с богами,
Быть с богами заодно,
Все владения с правами
Потерявшими давно.


Лишь по-прежнему страшится
Прямо истину признать,
Повзрослеть и научиться
Одиноким богом стать
И на вызовы вселенной,
Чуждой и непросветлённой,
Светоносно отвечать.


* * *

 

      Ю. Л.Ах, как ты права, золотая Марина!
Сквозь дали — какая печаль...
И каждая встреча разлукой ранима,
Как мартом — февраль.
И горсточку звуков, как дождик упавший
На спёкшихся глинах души,
Ловлю с изумленьем пред силою давшей,
Шепчу: сокруши
Ползущей Сахары всесилье немое
И ужас привычный вокруг,
Чтоб всё же однажды сверкнуло иное
В разомкнутый круг!


* * *

Разворошён, грозою полный,
Готовый мраку на съеденье,
Мир погружён в раскаты молний
Перед последним единеньем.
И в ужасе, в себе отчаясь,
Страшась ступить в живые воды,
За тень истории цепляясь,
Теснятся люди и народы.
И шар земной окутан снами,
Навеянными пышным прахом,
Тысячелетними тенями,
Кормящимися нашим страхом...


Но верю, что наступит время,
Когда душа опять проснётся
И навсегда покинет племя,
И человек к себе вернётся —
Но не в бессилии пещерном,
А в битвой обретённом праве
В себе, как в Боге, духом верным
Крепчать и в разуме, и в славе.


Однажды хлынут знанья реки
И обнажатся наши раны,
И упадут тогда навеки
Мечети, пагоды и храмы.
И вновь блеснёт искрою кремень
В руках у подлинного Бога...
Я знаю, что несвоевремен,
Но для прозренья нету срока...
Так, весть фиксируя строками,
О совершенстве забывая,
Простыми русскими стихами
Передаю вам то, что знаю.


Песня к России




Степь да степь кругом...
      Народная песня

 

Уходя, начинаешь отбрасывать позы,
Ищешь, слово кому передать: «Береги!».
На просторах родных только степь да берёза,
Только бледное небо да колючки тайги.
Частоколом долгот околдована пьяным
Тут душа поклонилась пространства богам.
Можно спутать спросонья Кёнигсберг с Магаданом
На холодных широтах у Земли по бокам.


Если хочешь родиться для нового века,
Брось молиться, и плакать, и свечки палить.
Купола не спасут на земле человека
И на небо ему не позволят ступить.
Рабским потом и кровью не добудешь свободы —
Станешь детской игрушкой в безмозглых руках,
Потому что кружатся убийцы-народы:
Танцплощадку планеты не поделят никак.

 

И тебя, как и прежде, заставит насилье
Не каштаны, а смерть доставать из огня...
Если хочешь бессмертья, опомнись, Россия,
И у Бога учись, распиная меня.
Ты немного теряешь, теряя пространства,
В них любовь лишь потеряна, не разлита.
Но зато земношарное новое братство
Открывается взору — как космос — с креста...


* * *

Я могу зажигаться от своего огня —
Это значит, светильник уже налажен.
Это значит, тьме не загнать меня
В безысходный угол — в одну из скважин
Всё равно ускользну, погрузившись в свет,
Что струится, кругом наш мир обтекая.
Параллельная жизнь, без секунд и лет —
Предваренье любви, преддверье рая.
Я туда проскользну, как библейский змей.
Может, кожу оставлю земле в добычу;
Даже тело всё — пусть! Лишь души размер
Как билет предъявлю и права величья.
...А пока давленье извне растёт,
Батисферы своей укрепляю стены.
Холод чудищ глубинных ко мне влечёт...
И поют Одиссею со дна сирены.


* * *


Век живи — век учись...
      Народная мудрость

 

Учусь у Пушкина свободе бытия,
Возвышенной науке как не падать,
Свинцовым тяжестям уплачивая подать,
Не покидая отчие края.
В том нет патриотизма ни на грош —
Скорее, битва с краткостью мгновенья
И жажда выпить чашу вдохновенья,
Пока не просвистал дамоклов нож.


Нет времени на поиски тепла,
Нет времени на поиски уюта,
Нет во вселенной тихого угла,
Где до тебя не досягает смута...
И если ты не просто мотылёк,
Здесь и сейчас танцующий в дремоте,
Твой долг, не сокращая жизни срок,
Продлить его в таинственной работе.


И не беда, что ты всегда один.
Пойми, что Ум и Сын — одно и то же.
Ведь Бог воззвал однажды из глубин
Автопортрет, на нас с тобой похожий...


Взгляд из поезда

 

Не на балтийских берегах,
Не на Бискайе, не на Бренте, —
Живу у чёрта на рогах,
На азиатском континенте.


Здесь галактический Китай
Угрюмо дышит нам в затылок,
И три мифических кита
Ещё лежат в основе ссылок.


Здесь замирает давний спор
Евангелия и Корана
И открывается простор
От Шамбалы до Чингисхана.


Здесь голос истины разлит
Всё в той же неохватной мере...
И степь монгольская пылит
Под самой русской из Америк.

К списку номеров журнала «ДЕНЬ И НОЧЬ» | К содержанию номера