Пяйви Ненонен

Два стихотворения. Перевод с финского по подстрочнику Сергей Шилкин

БАШНЯ

 

Подстрочный перевод


 


Поехал король со своим отрядом поскакать. Начали от топота дрожать горы и долы. Его отряд выказывал доблесть, И он завоевал своей мощью новую землю И поставил там замок свой. Замок великолепный поднялся, со многими башнями, Вознесся важно к небу, Был он красив и велик, и бел, Были золотом покрыты купола его, И он сиял и сверкал, и блистал. Но одна из башен была странной: Не было в нее входа ниоткуда, Ни ворот, ни дверей внутрь ее, Ни щели даже для мыши, Хоть ищи, хоть обыщись. И над этим стали задумываться лишь позднее, Поначалу были другие заботы, Украшали другие части замка Другие залы, башни обставляли мебелью И не замечали башни той. Но однажды опять король воевать Поехал с отрядом своим в чужую землю. И победу и добычу привез он, возвратясь. Осветили замок для праздника победителя. И заметили, что одна осталась без света, Без света праздника и красоты Осталась одна лишь единственная башня, В которую никто не нашел ворот И мрачно указывала она на небо, Словно черный обвиняющий палец. Тогда сказали: «Случилась, верно, Некая ошибка у ее строителей, Башню можно было бы, конечно же, снести, Но снаружи она выглядит неплохо». И так дозволено было оставить башню там же. Затем однажды опять король из похода своего Возвратился с поражением, изнемогая. Устали уже ждать его. Были темны окна в замке его, Был он одинок в миг сей. И он, израненный и опечаленный, Устал от пребывания в войнах. И заметил тогда: в странной башне Горел свет, настолько теплый и отрадный, Словно бы ожидая его и зовя домой. Тогда сказали: «Мираж, верно, Видел ты, король, утомившись, Возможно, солнце последними золотыми Лучами пламенело в окнах башни». И остался вопрос этот все еще открытым. О той башне, еще более темной, чем раньше, Многие ходили в замке слухи, Все же молча ждет своей очереди Башня странная, но в свое время заговорит она, когда другие говорить не будут.

 

Башня

Древний конунг с дружиной пошёл на войну.

Вёл он войны жестоко, без правил –

Бился зло, за собою не чуя вину.

Много стран оказалось у князя в плену –

В землях тех он свой замок поставил.

 

Замок с башнями взмыл – стройка быстрой была –

Возвышался он глыбой матёрой.

И красив и велик – кладка стенок бела

Золотились червонно его купола.

Он сиял и сверкал солитёром.

 

Только башня одна в нём чудна: ни ворьё,

Ни разбойник, ни тать или огуд,

Никогда ни за что не войдут внутрь её –

Нет ни щели, ни двери – и даже зверьё

Или мыши влезть в башню не смогут.

 

Но об этом задумались много поздней –

Закружили другие заботы:

Надо замок убрать, коль есть деньги в казне.

А про башню, что мир не впускает извне,

Позабыли до Страшной Субботы.

 

Но однажды опять наш воинственный князь

Двинул рать на заморскую землю.

Он победу добыл, от беды хоронясь.

К встрече князя был замок готов – не чинясь

Засверкал, будто с солнцем играющий язь.

Башни столп (я истории внемлю) –

 

Среди света объят был ночной чернотой.

Люди пили, «собачась» беззлобно –

Праздник шёл беззаботный своей чередой.

Столп стоял, зря в чертог за надмирной чертой,

Аки перст, с обвинением словно.

 

Кто-то молвил: «Тут зодчий ошибся, видать.

Дело – всё разрушать – не благое.

И не ясно – сносить…или всё ж обождать?

Башня лепа, как будто на ней благодать…»

И оставили башню в покое.

 

Как-то князь был разбит в битве при Монтево.

Долго князя с той битвы встречали

Блики чёрных глазниц в окнах замка его.

Князь, бредущий подавленно по ездовой

Тропке, был одинок и печален.

 

Ранен он и от битвы смертельно устал –

Надоели и свары, и войны.

И заметил: вдали, как волшебный кристалл,

Тёплый свет в странной башне отрадно блистал,

В дом зовя его к жизни достойной.

 

Но сказали монарху: «Должно быть, мираж –

Вас, Владыка, сморила усталость.

Солнце, делая свой предзакатный вираж,

Полыхнуло в стекле, словно кёльнский витраж…»

С тайной башня навеки осталась…

 

Бродят слухи, что башня темнеет rapid,

Даже вран над ней каркнуть не смеет.

Башня молча ждёт час свой и мудро не спит.

Её время придёт – и она возопит,

Когда всякий другой онемеет.

 

ОНИ УШЛИ…

 

Подстрочный перевод


 


I. Мороз усиливался. Блестя, звезды смотрели на мир. Умерло все, и только двое шли из-за белого леса. На снегу не оставила следов пара босых ног, Они парили в воздухе, оставив неприветливую землю далеко позади. И никто из них не страдал, не дрожал от холода ночи, Они летели друг за другом следом — мать и новорожденный. Уже они поднялись выше, над высокими кронами к небу. Спереди мать и сзади дитя. Мать обернулась взглянуть на ребенка своего. Была печаль во взоре её. «Ты ли это, бедное дитя мое? Значит, ты не получил жизни?» Но прекрасной улыбкой улыбнулся ребенок. Затем молвил матери своей: «Какая же жизнь там? Кому такая нужна? Жизнь потрепала облик твой, и когда я поглядел вниз, то там Только жестокость, холодность, страх. Ничего другого я больше не увидел. Моя душа в страхе стремится далеко прочь от земной жизни. И если ты любишь меня, наверняка также пожелаешь мне ее избежать». «Что ж, беги прочь, если не можешь иначе, но душу мою печалит, Что того не понимаешь ты, дитя мое, что жизнь все-таки прекрасна». Пожал плечами ребенок, удивляясь. Мать утерла слезы свои. И оба знали что-то, но каждый свое. Мороз усиливался. Ворота уже были открыты в небе, К этим воротам приближались одновременно фигуры матери и ребенка. Земля осталась уже давно позади. Путь их заканчивался. Они летели молча и в душе очень жалели друг друга.

II. Они ушли с болью в сердцах, ускользнув от сурового ангела ждущего впереди, в странную угрюмую нижнюю долину. Они ушли в свой час, трепеща, бросив свои дома на обветшание, всё самое любимое оставляя позади. Отгородившись от мрачных мыслей, с кровоточащими ступнями и коленями, к новой сущности, к новой работе. Они ушли с болью в сердцах двумя хрупкими человеческими колоннами — и исчезли в тлеющей ночи. Возможно, так было предназначено случиться: им в один прекрасный праздничный день должно было удалиться из сада Господня. И так они ушли с болью в сердцах, воспитав себя чувством тоски, как и все мы уйдем однажды.

 

Они ушли...

I 

Злой мороз наступал. В мир смотрела, пылая, звезда.

Всё замёрзло. Лишь двое из леса, как с бела листа,

Шли по снегу босыми – и не было сзади следов.

Они взмыли, оставив планету – в объятиях льдов –

 

Далеко позади. И никто не дрожал, не страдал.

И летели след в след – мать с младенцем – там выход, провал

Открывал звездный путь. Они плыли над пиками крон.

Мать, ведя за собою ребёнка, как верный Харон,

 

Вдруг взглянула на чадо – печаль в её взоре была.

«Это ты, моя детка?» – но тень только молча плыла.

«Ты несчастен и свят – ты ещё не успел нагрешить,

Но тебе не позволили в мире подлунном пожить».

 

Улыбнулся младенец – улыбка чиста и нежна –

«На Земле разве жизнь? И кому же такая нужна?

Одиночество, холод и страх – год идёт там за три.

Эта жизнь потрепала тебя – в зеркала посмотри.

 

Из юдоли рванула душа моя в ужасе прочь.

Ты меня успокой, приголубь, мои силы упрочь.

Моей жизни земной слишком многое будет мешать.

Если любишь меня, пожелай мне её избежать».

 

«Прочь беги, коль иначе не можешь – но, всё же, печаль

Душу гложет мою. Может, милый, попробуй – причаль

К одинокому пирсу земли, где тоска и разлад,

Но любовь шанс даёт превозмочь наши страхи и хлад».

 

Сын плечами пожал, мать утёрла скупую слезу.

Пахла вечностью бездна, как утро в осеннем лесу.

Плыли призраки тихо, как ночью над полем совьё.

Оба знали про что-то, но ведали каждый своё.

 

Вечный холод трезвил. Тут открылись на небе врата.

Пётр в хламиде махал им рукою – «Быстрее сюда!»

Позади всё осталось давно – путь кончался уже.

Они молча летели, жалея друг друга в душе…

 

II 

Боль в сердцах – им пришлось в неизвестность уйти,

Обхитрив серафима, что ждал их в пути,

В странный дол через устье входное.

 

Они в час свой ушли, от беды трепеща,

Бросив домы любимые на обветша…

Позади всё оставив родное.

 

Шли вперёд, мыслей мрачных чураясь, они –

В кровь изрезаны локти, колени, ступни–

Гости нового брачного пира.

 

Круто вниз – им утраты сердца болью жгли –

Как два хрупких столпа человеческих шли

И тонули в мерцании мира.

 

Над страдальцами в небе грядущего тень:

Предназначено было им в праздничный день

Удалиться из сада Господня.

 

И ушли они с болью туда – где ни зги,

Приучив себя к чувству вселенской тоски –

Куда все мы уйдём… не сегодня…

 

 

ПОСЛЕСЛОВИЕ РЕДАКЦИИ

 

Пяйве Ненонен – современная финская поэтесса, прозаик, переводчик русской литературы. Стихи пишет на родном языке, прозу – по-фински и по-русски.

В этом номере «РВ» представляет читателю два стихотворения, переведенных по подстрочнику Сергеем Шилкиным. Перевод стихотворения «Они ушли...» дан с незначительной редакторской корректурой – но, принимая во внимание предельную ясность позиций переводчика, мы считаем необходимым познакомить читателя с альтернативными вариантами текста.

Первоначальный вариант строфы:

 

Далеко позади. И никто не дрожал, не страдал.

И летели след в след – мать с младенцем – туда, где Портал

Открывал дальний Путь. Они плыли над пиками крон.

Мать, ведя за собою ребёнка, как верный Харон... -

 

был изменен по просьбе редакции.

Безусловно, первоначальная версия звучит гармоничнее итоговой – этим и объясняется выбор переводчика – но, по мнению "РВ" слово "портал" вошло в широкий обиход одновременно с такими "терминами" как "мыслеформа", "энергетика", "аура" и пр. С другой стороны, вспоминая готическую архитектуру (ассоциация, уместная в контексте приведенных стихотворений), – мы будем говорить о «порталах» без малейшей оглядки на массовую культуру.

Кроме того, в редакторской версии слова, написанные переводчиком с заглавной буквы (Небо, Врата, Путь, Любовь, Тень и пр.), были даны со строчной. Нам кажется, что "Небо", "Добро", "Свет", "Тьма" с прописной буквы вызывают отчетливые ассоциации с модой на "Ночной Дозор" или "Сумерки". Однако Сергей Шилкин справедливо указал, что названия таких феноменов, как Бог или, в данном случае, Путь, Небо – могут писаться с заглавной буквы, если автор желает подчеркнуть их сакральный контекст.


 

 

 

К списку номеров журнала «Русское вымя» | К содержанию номера