Давид Маркиш

В дебрях еврейского мира

   Сколько мер, столько и миров. Папуасские людоеды, говорят, мерят все вещи мира пядями, и это их сближает с древними русичами – те тоже отлично обходились пядью, размещённой меж кончиками большого и указательного пальцев… Совершенно незачем увлекаться парсеками, пускать ракеты в небеса и усложнять себе быстротекущую жизнь; это не прибавляет спокойствия душе. И мир представляется уютным, тёплым и в меру загадочным.  

   А китайцы! У них иной взгляд и другой охват мира: «ли» - полкилометра, упоительное «дзинь» - полкило. Сразу видно, масштаб покруче, чем у папуасов, а ведь «ни пяди своей земли» никому уступить не готовы, зато прикупить и припаять к своим границам соседскую землицу очень даже готовы. А прикупать в далёких пределах и нужды нет: во всяком крупном западном городе есть свой чайна-таун, свой «Шанхай», а где его ещё нет – будет. Китай незаметно, без шума и скандала, расползся по всему белу свету, неукоснительно неся с собой свои традиции, свои порядки и свой уклад жизни.

   Китайский мир, Русский мир. Еврейский мир. Сегодня это актуально – пожалуй, ещё актуальней, чем вчера. Такое секторальное деление вполне соответствует политической обстановке, сложившейся к началу долгожданного Третьего тысячелетия: расшатывающий планетарную стабильность террор, головорезные религиозные войны, социальное бурление на фоне невиданной доселе технической революции. Дальновидным мудрым китайцам нет нужды консолидировать свои многолюдные общины, разбросанные по всем континентам – связанные с Пекином шёлковыми приводными ремнями, они и так у него в кулаке.

   Все в наше время переживают кризис – за исключением, разве что, папуасов, не заглядывающих за границы своего кругозора. Даже китайцы, надев приветливо-непроницаемое выражение на полтора миллиарда лиц, испытывают некоторое беспокойство: в отличие от европейцев, им известно, что всё плохое бездонно, в то время как всё хорошее имеет свой потолочный предел, выше которого не подняться никоим образом. Догнать и перегнать Америку, стать первой экономикой мира – можно. А потом? Это «потом» утопает в чёрной китайской туши и немного тревожит китайцев – ну, пусть не всех, пусть лишь один миллиард душ. Тоже немало. 

   Но китайцы нас интересуют лишь отчасти: они далеко, наши с ними интересы не совпадают и друг другу не препятствуют; воевать с ними мы не планируем. В их многомиллионной диаспоре, отделённой от метрополии и составляющей «китайский мир» рассеяния, мы видим экзотическое вкрапление в привычную для нас европейскую или европеизированную жизнь: звучащий немного по-птичьи язык на улицах этих китайских вкраплений в чужие города, китайские рестораны, захватывающие истории о междоусобной борьбе местных криминальных группировок, не выплёскивающейся за пределы китайских кварталов. Единственное, пожалуй, что позаимствовали мы у наших соседей, живущих замкнуто в своих «Шанхаях», это практический интерес к еде палками.

   «Русский мир» - дело другое, сугубо идеологическое. При большевиках, до развала СССР это понятие было не в ходу. Эмиграция советских граждан не то что не поощрялась, но, строго говоря, томилась под запретом, и лишь отдельные счастливчики - «лица еврейской национальности» - пользовались, с грехом пополам, привилегией выезда из страны своего рождения на ПМЖ в Государство Израиль ради мифического «объединения семей». Никто, разумеется, не причислял их к русскому корню – напротив, отъезжающие числились отщепенцами и предателями родины, семимильными шагами поспешающей в красное коммунистическое завтра. Вплоть до последнего десятилетия прошлого века советские подданные были крепко-накрепко заперты в пределах своей родины, и поэтому само существование русской диаспоры исключалось по определению. А немногочисленные, как кот наплакал, русскоязычные на Западе – эти подсыхающие брызги двух – послереволюционной и военной - эмиграций воспринимались державной Москвой как идеологические враги, и привлекали интерес лишь советских спецслужб.    

   Нынче – иначе. Сегодняшний «Русский мир» возник и оформился после развала СССР и открытия границ, через которые на Запад хлынули массы русских людей, включая сюда евреев и других советских нацменов. Всякий русскоязычный человек, где бы он ни жил, объявляется идеологами «Русского мира» соотечественником, съезды и слёты этих сомнительных, «не первой свежести» соотечественников регулярно проводятся в Москве, с одобрения и под надзором властей предержащих. 

   Нет нужды останавливаться здесь на возникновении «Русского мира» и его тряском, с пробелами, росте на протяжении десяти веков, до наших дней: с этим всякий интересант может познакомиться в справочной литературе.

   Еврейская диаспора возникла ещё до разрушения Второго храма римлянами и крушения нашего национального государства; значительные общины обосновались и в соседней египетской Александрии, и даже в самом державном Риме. Но не только там: социально замкнутые и бережно охраняющие религиозные традиции компактные группы евреев жили достаточно привольно в Грузии и Центральной Азии. Они появились там, согласно древним преданиям, заключающим в себе, предположительно, бриллиант истины, - они появились там 2600 лет назад, после Вавилонского пленения. «На реках вавилонских сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе» - вот оттуда… Трудно понять, чем объясняется такая тяга евреев к дальним странствиям и блужданиям по чужим дворам – насущной необходимостью или особенностями национального характера. Сожжение Храма, разрушение Иерусалима и военная победа римлян спровоцировали массовую эмиграцию евреев из своей страны. Но это было после 70-го года Новой эры – а до? До триумфа Тита Флавия, когда Храм, казалось, стоял незыблемо, и евреям ничто не угрожало, кроме междоусобных распрей, столь губительных?

   Римские легионы выдавили моих неугомонных  предков из Обетованной; ни с кем такое не случалось, а с нами стряслось. И это траурное, судьбоносное событие положило начало Еврейскому миру диаспоры. А другого мира у нас с той поры и не было: отчизна осталась, а душистую душу народа ветер запустения вымел с  благословенной родной земли.            

   Рассеянный по белу свету, разобщённый труднопреодолимыми во вчерашнем мире пространствами суши и морей, еврейский народ был разодран в клочья. Лишь библейское прошлое, с ходом трудного времени казавшееся всё более героичным, золотой нитью связывало общины, рассыпавшиеся по всей земле: «Пусть отсохнет моя правая рука, если забуду тебя, Иерусалим!»… И помнили, не забывали. 

   В еврейском мире, действительно, политая слезами мечта о Иерусалиме олицетворяла неизбывную надежду на спасение от всех тягот и бед рассеяния, об обретении независимости от окружающих народов и обустройстве в отчем Национальном доме. Чудесное «Возвращение в Сион» - это и было идеологией общенациональной виртуальной партии целого народа. Иерусалим, после римлян переходивший из рук в руки, светил им, как путеводная недостижимая звезда в небесах. Созерцатели возносили молитвы и дожидались чуда, а мошенники, присущие всякому обществу – хоть жестоковыйному, хоть какому – уговаривали соплеменников собирать пожитки и в назначенный час выступать походом на Святую землю. Жалкие сбережения рекомендовалось для пущей сохранности передавать организаторам похода: так будет лучше! Наиболее хитроумные жулики обещали воспламенившейся публике перенос в отчизну по воздуху – и им верили… В защиту этих сомнительных героев следует сказать, что некоторые из них являлись в значительной степени фанатиками, и это многое списывает на счёт их психического нездоровья.

   «Возвращение в Сион» из стран рассеяния – это и есть первобытный сионизм, родившийся в дебрях Еврейского мира. За два тысячелетия сцена осталась неизменной; кардинально изменилась декорация. В конце 19-го века дремучий сионизм оформился в организованное политическое движение, а пятьдесят лет спустя сионисты подняли из пепла веков независимое Еврейское государство. Евреи мира – от Америки до Австралии – обрели свою метрополию. Иерусалим из пыльного захолустья превратился в современную столицу. И незачем стало теперь отсыхать правой руке рассеянных евреев – можно было подняться в самолёт и лететь на историческую родину… И поднимались, и летели – штучно. 

   Евреи диаспоры и посейчас превосходят численно обитателей Национального дома – Государства Израиль. Эти далёкие наши соплеменники и составляют Еврейский мир, в отличие от мира израильского, состоящего из держащихся особняком уроженцев страны – новой популяции, нередко усматривающей в своих заграничных единокровцах родственников третьего ряда. Худо это или хорошо, но у коренных израильтян свои политические, культурные и социальные ориентиры, отличные от взглядов их зарубежных соотечественников. Встречаются, конечно, и исключения из правил – как же без этого!

   Отток израильтян, коренных и новеньких, в дальние зарубежные края, вызывает горечь в душе. Этот отток, спаси Бог, не носит массового характера, но понуждает задуматься над тем, что за две тысячи лет евреи растеряли чувство нерасторжимой принадлежности к родной почве, что Иерусалим являлся для них символом, а не собранием тёплых домов вокруг Храмовой горы. Обретя рукотворный Иерусалим и оглядевшись, неукоренившиеся здесь евреи предпочитают нашему диковатому бытию культурную жизнь в диаспоре. Не всех «спускающихся» с отчих высот привлекает европейская культура, многие мыслят коммерческими категориями. Тамошний антисемитизм? Да, это надсадно, но покамест не смертельно. «Антисемитизм есть тень еврейства» - утверждал Альберт Эйнштейн абсолютно безотносительно и совершенно верно.

   Декларируя «двойную лояльность» - и к стране проживания, и к Национальному дому – евреи диаспоры, граждане Еврейского мира оказываются в нелепом положении: выдуманная двоякость тут неуместна, она, раньше или позже, выйдет боком нашим дуалистам. Но, так или иначе, они живут с оглядкой на Государство Израиль – либо славословя его, либо, в значительном меньшинстве, осыпая проклятьями за действительные и выдуманные грехи. Как бы то ни было, эти евреи рассеяния, наши современники, остро желают видеть в Израиле свою национальную собственность, своё недвижимое имущество. Да и запасной аэродром, если на то пошло.

   Наши государственные власти не препятствовали и не препятствуют этой легкомысленной игре в бирюльки. Напротив: по мнению, пожалуй, большинства политиков и политиканов такая игра способствует упрочнению связей между еврейским миром и миром израильским, между галутом и метрополией. А то, что это только иллюзия, не волнует никого: всё в мире иллюзия, кроме войны.

   Существование диаспор, как это ни удивительно, сближает пропагандистские позиции России и Израиля. Не использовать миллионные массы эмигрантов было бы ущербным упущением для стран – источников массовой эмиграции. Сотни тысяч лояльных, а то и вполне доброжелательно относящихся к «бывшей родине»(?!) русских евреев являются как бы коллективным агентом влияния Москвы в Израиле. Многие получают российские пенсии, носящие скорее символический, чем экономический характер – но сам факт их получения означает якобы уважительное признание трудовых заслуг пенсионеров-эмигрантов. Я знаю немало пожилых выходцев из СССР-РФ, искренне скучающих по берёзам да осинам, по дружеской баньке с берёзовыми вениками, пивком и бутербродами с варёной колбасой. Всё это, в придачу к снегу и доминошному «забиванью козла» в замусоренных коммунальных дворах, с милыми соседями вокруг замызганного столика, называется – ностальгия. На удобренной почве этого явления, вызванного душевным расстройством, опытный селекционер взрастит отменную политическую петрушку…

   И взращивают. Один из саженцев этой затеи – сохранение или возвращение гражданства РФ: «Мы о вас помним, зарубежные граждане, мы вас любим! Голосуйте за милую душу, соотечественники!» За президента, за думцев, за чёрта лысого – какая разница! И не забывайте о том, что вы под нашим присмотром и приглядом, под нашей недреманной защитой – мы, если сочтём, что вам что-то угрожает, за вас заступимся так, что мало никому не покажется!

   В отличие от русских, мы, израильтяне, так нахраписто по отношению к нашим зарубежным соплеменникам себя не ведём, никого не пугаем и кузькину мать никому показывать не планируем; к этой проблеме у нас другой подход, более деликатный.      

   Мы делаем упор на нашу драматическую Историю, пропитанную солнцем и кровью – только она, пожалуй, одна-единственная способна пробудить эмоции и при благоприятных обстоятельствах объединить всех нас под крышей Национального дома. Наши пропагандисты трудятся в Диаспоре, не покладая рук – но пока, как говорится, не в коня корм: благоприятные обстоятельства никак не наступают, «возвращение в Сион» пробуксовывает. Но мы готовы ждать: две тысячи лет ждали, подождём ещё. Тем более что укоренённые зарубежные общины зачастую пользуются изрядным влиянием на государственный аппарат своих стран и служат связующим звеном между ним и нашими политическими лидерами. Это полезно, это приносит свои скороспелые плоды. А в домах наших «сестёр и братьев», рассеянных по всему свету, можно найти те или иные книжки из истории еврейского народа – документальные, научные или относящиеся к жанру исторического романа.

   Нашему сионистскому государству семьдесят лет. В 48 году – в войну за Независимость – здесь было шестьсот пятьдесят тысяч евреев. Сейчас – в десять раз больше. И это тоже можно отнести к области чуда.

   Да здравствует чудо! А за границами Государства Израиль проживает восемь с половиной миллионов евреев – на два миллиона больше, чем на исторической родине. Означает ли это, что сионизм - возвращение народа на родную землю - не состоялся? Разумеется, нет! Сионизм получил изрядный удар и устоял на ногах – за тысячи лет своей истории евреи научились держать удары.

   Не арабская угроза и уж, тем более, не экономическое положение Израиля клейко удерживают зарубежных евреев в странах их проживания. С опаской глядят они из своего далека на «семейные распри», расшатывающие стены нашего дома: правых с левыми, религиозных со светскими, мятежников с приспособленцами. И, всматриваясь зорко, не спешат укладывать чемоданы…

   Всматриваемся и мы – изнутри, и убеждаемся в бритвенной точности суждения Жаботинского о том, что лучшим пропагандистом возвращения в Сион является антисемитизм.