Вернуться к себе, или русская литература в долгу перед народом! Рассказ

 

(Псевдоним Ольги Яковлевны Злотник). Москвичка с Петровки. В детстве объездила всю страну со своим папой – военным строителем. Училась в четырнадцати школах. Поступила в Московский инженерно-строительный институт. Окончив его и поработав по профессии, получила второе высшее образование во ВГИКе. Автор пяти изданных книг, включающих рассказы, повести и роман, а также более двухсот публикаций в центральных газетах и журналах, в том числе интервью с ведущими мастерами отечественного и мирового кинематографа. Член Союза кинематографистов России, член СП Москвы.

 

«Последнее время я совсем ничего не чувствую. Все-таки надо вернуться к себе, нельзя все время жить, примериваясь к вымышленной героине в вымышленном романе, который то ли будет, то ли нет. Я хочу жить своей жизнью, а не жизнью этой артистки, у которой есть все: роли, дорогая машина, просторная квартира, норковая шуба, очень хороший муж, собачка и лишь любви ей, видите ли, не хватает. Ну, бесится баба с жиру, и фиг с ней! Я-то тут при чем?»

 Она опаздывала. Надо было успеть до половины пятого. «Позвонить, что ли, что еду? Нет. Позвонишь, тогда точно все будет впустую. А, как получится, так получится!» – решила она, выйдя из метро. И быстрым шагом пошла к переходу.

Летний город жил своей жизнью. Женщины и девушки шли навстречу нарядные – легкие платья ведь стоят недорого. Ватага галдящих школьников перекрыла путь. Она обошла, сойдя на мостовую, джип, проезжавший мимо, вильнул в сторону.

Проскочив в длинном переходе мимо всех торговцев с их развешенным на стенах товаром, не сбавляя темпа, поднялась наверх. Еще раз чуть не столкнувшись с тупомордым джипом, перебежала дорогу. «Ну сколько их здесь, будто все сюда съехались! – ругнулась про себя и подумала: – Если опоздаю, лишь на какую-то минуту!»

Так и получилось. Когда она поднялась на третий этаж, у выхода из лифта стояла симпатичная женщина.

– Вы случайно не Белянкова? – догадалась она.

– Белянкова.

– А я как раз к вам!

– Ну, раз так, идемте, – пригласила женщина. – Меня собаки ждут, в такую жару им жарко. Поэтому я работаю до половины пятого.

Женщина отперла дверь кабинета.

– Вот, кладите сюда.

Оглядев стопки лежавших уже на длинном столе книг, Галя вытащила из пакета свои и подумала: «Мои, конечно выделяются. Она, наверное, удивится». И взглянула на женщину. А та даже глазом не повела. Лишь сказала:

– Можете три оставить, если надо будет еще, я вам позвоню.

«Ну и хорошо, у меня больше останется. А что тут мне светит – еще неизвестно. Хотя, конечно, получить премию – хочу! И даже очень!»

Пока они вместе спускались в лифте на первый этаж, Белянкова успела показать ей на мобильном своих собак.

– Вот они какие, мои голубые колли!

– Надо же, я голубых никогда не видела! – искренне удивилась Галя. – Они похожи на моего тибетского терьера.

– Надо же! – воскликнула довольная Белянкова.

Старый лифт, громыхнув, остановился. И Галя сказала:

– Мой тибетский терьер Чипа когда-то дружил с колли. Колли, его звали Тироль, был очень высокий. И когда они играли, садился на снег, и тогда они становились одного роста.

Но Белянкова её уже не слушала, потому что торопилась к своим собакам. «Зря я ей про Чипу рассказала», – пожалела Галя. Это было сокровенное.

Она вышла из ЦДЛ, представила, как это тут работать, в большом старом доме на спокойной улице, а потом бежать к собакам? И одернула себя: «Опять примеряешь чужую жизнь? Ты же, кажется, хочешь выскочить из той, в которую уже себя засунула?» И она снова вспомнила про свою литературную Люсю: «Пора, пора заканчивать роман, но... до этого надо еще много работать!»

Она посмотрела на мобильнике время. «Так – сейчас пять, мне еще два часа кантоваться. Если домой поехать – приеду и сразу обратно!» И решительно направилась в «Макдональдс». Она себя тут чувствовала уютно. Пожалуй, иногда уютней, чем дома. Взяла себе чизбургер, картошку, и уселась за свободный столик напротив окна.

«А вот если бы пришлось описывать ситуацию с Люсей, надо было бы рисовать шикарный интерьер. Как же, артистка! Разве она будет сидеть в «Макдональдсе»? Нет, не буду я с ней больше возиться!» – Галя упрямо тряхнула головой и принялась за картошку.

Картошку она любит. И есть ее можно медленно. Эти длинные поджаренные ломтики – так вкусно! А Люся, небось, такие вещи и не ест. И получается, если сравнивать ее с Люсей, она свою жизнь прожила глупо? «Да хрен с ней, с Люсей! – уговаривала себя Галя. – Пусть живет сама по себе! А вообще, правда, часто ли бывают у авторов конфликты со своими героями?» – задумалась она.

В окно, выходящее на площадь, видна была праздная публика, потоком двигающаяся по Тверской, облепившая лавочки бульвара. В «Макдональдсе» тоже все столики заняты, причем чувствовалось, что большинство здесь обосновалось всерьез.

За столиком рядом мужчина и женщина обсуждали новости из интернета и газеты «Коммерсант». «Единственный тут деловой человек – уборщица», – подумала Галя, глядя как ловко собирала пустые пакеты худенькая женщина в форменном фартуке с красным подносом в руке.

– А про эту ты читал? Сегодня в интернете. Якобы она причастна к коррупционному скандалу... – доносилось от соседей.

– Ну да, в «Коммерсанте» пишут, что она дочка этого лауреата Ленинской премии...

Женщина была еще ничего собой – блондинка в тигровой накидке, крупная, на руках полно золотых колец. Вид властный. Он – коренастый, голубоглазый, седые волосы ежиком. «Что нужно написать, чтобы им было интересно? – подумала Галя. – Про тайны Кремля или любовные похождения эстрадных, так называемых, звезд?» И ей захотелось, чтобы они побыстрее ушли.

И тут, словно послушавшись её, женщина, выпив водички из бутылки, спрятанной в сумочке, поправила макияж густо подкрашенных глаз и, сверкнув крупными клипсами под жемчуг, встала. Он пошел за ней. Галя посмотрела им вслед. У него были широкие брюки, в которые заправлена рубашка вишневого цвета. Дама была на каблуках, а когда выходила, зло оглянулась.

Гале казалось, что после картошки и чизбургера сил у нее прибавилось, и она отправилась в кафе «Пегас».

Когда Галя туда приехала, обсуждение уже началось. Она села с краешку и огляделась. Народу набилось достаточно. За длинным столом, на котором стояло несколько бутылок с вином и утварь, сидели человек пятнадцать. Все внимание было сосредоточено на женщине в желтых брюках и темных римских сандалиях, расположившейся сбоку. Женщина говорила медленно, с большими паузами, как бы прислушиваясь к собственному голосу.

«Это, видимо, и есть Серпикова», – поняла Галя. И стала ту разглядывать. А та все говорила, присутствующие уважительно слушали. Подсевший сбоку к Серпиковой мужчина ее рисовал. Высокая женщина в темном платке с бусинками фотографировала. Но Серпикову это нисколько не смущало.

– А теперь почитайте нам, пожалуйста, – почтительно предложил ведущий.

– Сейчас! – с радостью откликнулась Серпикова. И стала читать свой ранний рассказ. Читала она также медленно, с выражением, время от времени с восторгом в глазах обводя взглядом собравшихся. То, что она читала, Гале нравилось. Она тоже любила летать, тоже чувствовала когда-то от этого нечто похожее на восторг. И слушая, думала: «Какая смелая женщина. Читать свои рассказы столь уверенно! Наверное, избалована успехом, а может, от природы такая?» Гале казалась необыкновенной эта женщина с длинноватым носом, карими глазами, хитрым взглядом и немного лоснящейся от жира кожей.

Художник ее дорисовал и торжественно преподнес ей рисунок. Раскланявшись, сел рядом с Галей, а потом вытащил из сумки тоненькие небольшие книжки и стал, надписывая, их всем дарить.

– А мне? – шепотом спросила его Галя.

– Вас как зовут? – поинтересовался он. Его печальные глаза смотрели на нее дружелюбно. – Я вас раньше здесь не видел.

– Галя, – сказала она. – Я здесь впервые.

Тот кивнул и, надписав, вручил ей книжку.

 – Тут ваши иллюстрации? – уточнила она.

 – Тут все мое.

 – Так вы и пишете тоже?! – изумилась Галя.

 Он, взглянув на нее немного недоверчиво и удивленно, кивнул и застенчиво улыбнулся.

 В это время в зал вошел еще один мужчина. Он был коренаст, широкоплеч, голову держал высоко, тронутые сединой вихры топорщились, и он казался от этого еще выше.

 – Наш знаменитый сибирский правдоруб Короедов! – представил его ведущий. Короедов, оглядев всех, сел напротив Гали и, вытащив из сумки бутылку красного вина, поставил ее на длинный стол.

– Коль, на тебе бутерброд! – ведущий подвинул в сторону Короедова одиноко лежащий на тарелке бутерброд.

– Я сюда не за бутербродом пришел, – сказал Короедов.

– Я знаю, – сказал ведущий, – так же, как и все – за субсидией на издание.

И предложил выпить за живой и такой великий русский язык. Галя, почувствовав себя немного уверенней, заметила, что Коля с интересом смотрит на нее. Все выпили.

 И Серпикова снова начала читать. Второй рассказ Гале по мере чтения нравился меньше: женщина замужем, но любимым у нее был не муж. А муж знал об этом и ничего не мог сделать, и терпел. А потом героиня познакомилась с другом любимого, и стала жить уже с этим другом. И никакие сомнения и угрызения ее не терзали. Угадывалось в этом что-то биографическое и мечтательное. И Галя понимала, что эта Серпикова никогда про Люсю и думать не стала бы. Зачем ей другие персонажи, когда самое интересное – рассказать про себя, а еще сладостнее – придумать себя. Такую необыкновенно сексуальную и всеми желанную, для которой никаких рамок и мерок, кроме литературы, не существует.

Когда в рассказе появился четвертый возлюбленный, вошел еще один вельможный мужчина и тоже сел слушать. И Серпикова, блеснув глазом, лихо закончила чтение словом ненормативной лексики.

– А теперь давайте обсудим, – радушно предложил всем ведущий.

– У вас там про любовь, – громко и угрюмо сказал Короедов, – а вы мне не нравитесь!

– Ну, что ты так сразу, Коля?! Так нельзя, – бросился на защиту не рассказчицы, а спокойствия ведущий.

– А меня по-другому не заставишь! Это ты привык вихлять и подлаживаться! – отрезал Короедов.

– Ну, погоди, погоди! – отмахнулся ведущий. – А вам, Верочка?

Пухленькая Верочка давно уже не слушала, а читала что-то в планшетнике. И вопрос застал ее врасплох.

– Я девушка закомплексованная, мне это слушать трудно, – сказала она, виновато пожав голым плечом.

– Ну, что же, – произнес раздумчиво вельможный, – мы, конечно, будем иметь вас в виду, но мат здесь не нужен. Он как бы сужает понятие, которое несет в себе более широкий смысл.

– Да, да, я не против, – поспешила согласиться Серпикова. – Это можно убрать. Это для моей прозы не принципиально.

– Давайте еще выпьем! – предложил вельможный.

– Будешь? – кивнув на свою бутылку, спросил Коля Галю.

– У меня еще есть, – она показала взглядом, что в чашке, из которой она пила, еще есть вино.

И тут в комнату стремительно вошел еще один мужчина. Он был с окладистой бородой, в желтых брюках, бейсболке и с гитарой через плечо. И сразу стало как-то интересно, будто ты попал на карнавал.

– О!– воскликнул ведущий. – Кого я вижу! Вадим! Вы не знаете, кто это! – обратился он ко всем. – Это лучшее бельканто в России!

Вошедший белозубо улыбнулся.

– Извините, что опоздал. Я прямо с концерта!

Он снял с плеча гитару и сел за стол.

– Ну, сначала штрафную! – ведущий протянул ему стопку с водкой. Тот выпил одним глотком. – А теперь давай сходу твою коронную! – предложил ведущий.

Все замерли. Вадим запел под гитару что-то незнакомое.

– Это настоящее бельканто, слушайте, слушайте! – восклицал время от времени ведущий.

– А что это за красивая девушка? – спросил певец, закончив петь и уставившись на высокую женщину, что фотографировала Серпикову планшетом.

– Вадик, знакомься, это – Маша, она из Вятки! – рекомендовал ведущий.

– Вятка! – вскричал Вадик. – Я так люблю это русское слово! Когда-то я купил мотороллер «Вятка». Такого потом у меня никогда не было! Это был сказочный мотороллер! И вы, Маша, сказочная красавица!

Маша зарделась, а Серпикова обиделась. И с вызовом сказала:

– А кто-то предпочитает «Мерседес»!

В воздухе повисло напряжение.

Но тут пришел, будто подкрался, какой-то плотный парень и что-то зашептал ведущему, тот что-то сказал вельможному. И они, как по команде, встали.

– А сейчас нам надо ехать в Тверь! – объявил вельможный. – Там фестиваль русской письменности.

И они гуськом вышли.

– Ну, что ж, еще споем? – не растерялся Вадим. И запел снова. А закончив петь, театрально воскликнул: – Вот не думал, что я встречу сегодня еще кого-нибудь в желтых штанах, – и направился к Серпиковой. – Значит, мы родственные души. Заказывайте, что хотите!

– Я?.. – начала кокетничать Серпикова. – Я бы хотела самую плохую из того, что вы знаете.

– Не понял?! Как это самую плохую? – задумался Вадим.

– Ну, например... а было так, а было так!.. – попробовала она что-то напеть. Слуха у нее не было. Вадим в растерянности молчал. Как бы придя на помощь, у него заиграл мобильник. Вадим выскочил в коридор, а вернувшись, сообщил, что вынужден срочно уехать. И уехал.

К Гале подошла критикесса Пескова. Села и зашептала на ухо:

– Он сбежал, потому что у нее слуха нет. Абсолютно! Но это еще не все. Главное, у нее нет таланта. Ни граммулечки.

– Но... – попробовала вступиться за Серпикову Галя.

– Но у нее есть муж. И ее печатают только из-за мужа.

Верочка сидела рядом и смотрела на тарелку с бутербродом.

– А чей это бутерброд? – задала она мучивший ее вопрос.

– Ничей, – сказала Галя. Верочка его взяла и съела.

Короедов, беседовавший с соседом, повернулся и увидел пустую тарелку.

– А где мой бутерброд? – удивленно спросил он.

– Я съела, – сказала Вера. – Он лежал, лежал...

– Ты съела?! – изумился Короедов, взирая на нее с восторгом. Верочка – кругленькая, пышная, с большой грудью и большим декольте, заметно выделялась среди присутствующих.

– Вера, тебе так юбочка идет, – сказала Пескова, глядя на ее коротенькое платье.

– И кофточка, – добавила Галя.

– Комплименты от женщин дорогого стоят, – продолжала Пескова.

– Особенно, если они искренние, – вставила Галя.

– А почему никто не замечает мои босоножки, которые я купила в Каннах?! – Вера встала на своих коротеньких пухленьких ножках. Галя и Пескова уставились на босоножки. Они были на высоком толстом каблуке, полосатые – красное, оранжевое, зеленое.

 – Классные, – сказала Галя, – как попугай. А кого мы ждем?

И тут дверь вошли еще несколько человек. Первым шел молодой человек в серой футболке, за ним – невысокий пожилой, в котором Галя узнала известного критика. Затем появилась женщина средних лет с волосами апельсинового цвета. И высокий, седой человек с походкой и осанкой короля в изгнании.

– А вот и пополнение! – обрадовалась, засияла Пескова.– Кто тут у нас на новенького?!

Вошедшие быстро расселись вокруг стола. Критик, за которым наблюдала Галя, почему-то чувствовал себя неуверенно, приткнулся в уголке, на лице его играла улыбка, а в голубых глазах – светился вопрос, на который он пока не знал ответа.

Высокий, седой мужчина сел на главное место в торце стола, а женщина с апельсиновыми волосами – рядом с Серпиковой.

Напротив Гали деловито начал раскладывать свои бумаги узкоплечий парень в серой футболке. И в том, как он это делал, медлительно, ни на кого не глядя, она почувствовала надвигающуюся угрозу. Как будто перед ней трансформер, который готовится к прыжку и через мгновение может превратиться в нечто огромное, что уже не поместится в этом помещении и начнет механически крушить все привычное и уютное своими металлическими челюстями.

– Ну что, следующим выступит Вискасов? – предложила Пескова.

– Давайте, сначала скажу я, – сказал критик и встал. – Вискасов – это фигура знаковая, он ни на кого не похож. Ведь недаром его отметил Битов.

Узкоплечий парень посмотрел на сидевших напротив него слушателей, не смутился. «А взгляд у него, как у крота, как будто внутрь смотрит», – подумала Галя. Вискасова она тоже раньше не читала, как и Серпикову. И приготовилась слушать. Но этот был не прост – его рассказ начал читать приглашенный актер. Все терпеливо слушали историю о том, как к мужчине пришла замужняя женщина.

Наконец толстощекий чтец закончил свое выступление. И в комнате повисло молчание. Его нарушил сам автор.

– Меня волнует тема женской неверности, – значительно произнес он.

– Ну и как – он понимает женщин? – взяла на себя роль ведущей Пескова. – Может быть, вы, Якунина, скажите? – обратилась она к тоненькой женщине в синей кофточке, весь вечер внимательно, но молча всех слушавшей.

– Я думаю – нет, – поспешно сказала та, встав с места, – он просто пишет о чувствах, которые испытывает мужчина...

– Интересно, это биографическое? А было у вас что-то похожее? – заинтересовалась красавица Маша из Вятки.

– Какая разница! – глухо сказал автор.

– Ну все-таки, – настаивала Маша, – тогда понятнее...

– По-моему, тут все понятно, – пренебрежительно сказала та, что в синем, – это о мужском эгоизме.

– Ну, тут герой великодушный, он же ее отпускает, – пыталась докопаться до истины Маша из Вятки.

– А мне кажется – он эгоист и вымещает на ней свои комплексы! – уверенно произнесла тоненькая.

– Я чувствую здесь мусульманские корни? Я правильно говорю? – вкрадчиво спросил статный мужчина с актерской внешностью. – Коран же осуждает, да?

– Я вас не представила – извините! – поспешно сказала Пескова. И обращаясь ко всем: – Знакомьтесь – Шиповский! Это человек, который издал в Югославии всех русских эмигрантов!

Присутствующие зааплодировали. «А я-то чего хлопаю?» – подумала Галя.

– Время Карениной кончилось, и никто не собирается из-за таких пустяков, как измена расстраиваться! – глубокомысленно заметил критик. Налил себе вина, помедлил и отодвинул бокал.

– Как только мусульманская женщина станет свободной – кончатся все наши проблемы, – Шиповский говорил с едва заметным акцентом и это, как ни странно, придавало всему, им сказанному, какую-то достоверность и притягательность выстраданного. Все с интересом слушали. А Шиповский продолжал: – Я как-то сидел в ресторане с одной женщиной в платке, ну вы понимаете – в хиджабе, так вот, когда она сняла платок, потому что было жарко, я оценил, как сексуальны волосы...

– Шиповский – потомок эмигрантов из России первой волны, – пояснил всем толстяк, до этого ни произнесший ни слова, и важно добавил: – Он есть в нашем каталоге.

– Буйволов, когда меня в него включишь? – спросил Короедов у толстяка. – Чего тянешь?!

– Ты не торопись, всему свое время, – успокоил тот Короедова. – Время придет и – включим.

– А помните, как у Бальмонта: «Она отдалась без упрека...» – сверкнув серым глазом, продекламировал Шиповский. И победно оглядел женщин.

Буйволов встал и принес две пачки черных сухариков.

– Он их сам и сушит, – сказал со значением Короедов.

Галя сгребла с тарелки горсть и, попробовав, сказала:

– Вкусно.

– Раньше они были у него соленые, а теперь нормальные, – справедливости ради сообщил Короедов.

– А вы знаете, что коллекционировала Гиппиус? – вдруг спросил Буйволов.

– Что? – почему-то испугалась Галя.

– Обручальные кольца, – усмехнулся Буйволов. – Их у нее вот сколько было! – Он показал, широко разведя руками.

– Помните, у нее... «в свободе счастье и в нелюбви...»? – вставила Серпикова. – И это актуально на все времена!

– Конечно, к ней можно относиться по-разному, но то, что она – поэт!.. – сурово произнес Шиповский. – У нее не отнять.

– Как сказал Бунин – женщина или любит, или забывает, – глубокомысленно произнес критик. Придвинул к себе бокал с вином, помедлил и отодвинул.

– Вы тоже пишете? – подсела к Гале женщина с апельсиновыми волосами. В глазах у нее тлел странный огонек. Он то разгорался, то гас. Поначалу это даже пугало. – Я вообще – актриса! А потом стала писать. Сказочное удовольствие!

Галя неопределенно кивнула.

– Ну, конечно, бывают и трудности, – уловила та. – Но ведь интересно! Без этого скучно. Ну, что – телевизор, магазины, а что еще? А в молодости я была потрясающе красива. Меня занимали в кино, но мало. Потому что, если бы меня снимали, где бы оказались все их звезды, которые «свои»? Ну – жены, любовницы. Враз бы померкли. Зависти было много...

В это время Вискасов говорил:

– Меня интересовали цветные революции, и я поехал в Белград. Ведь там, кажется, впервые была опробована эта схема? А сейчас я хочу написать роман о ментальности жителей Нижнего Новгорода...

Но его уже почти никто не слушал, кроме Шиповского, который как раз и был из Белграда, кстати – переводчик. «Бывают же такие совпадения», – думала Галя, когда эти двое вышли в коридор о чем-то договариваться.

Следующим выступал пожилой поэт-песенник. Что он говорил Галя прослушала, потому что в это время к ней наклонилась Пескова.

– А знаешь, в чем секрет успеха Достоевского? – зашептала она на ухо. – Потому что все его герои конфликтуют с ним! Он же на самом деле так, как они, не думает. Он же преступник! – Галя опешила. Пескова смотрела со значением.

Постепенно все начали расходиться. Ушел, раздарив свои книги, художник. Потом – красавица из Вятки. Следом Верочка с Песковой. Когда собралась Галя – за ней увязался Короедов, и все пытался ее обнять. Что Галю очень удивляло. Когда вышли на улицу, спросил:

– А тебе понравилось, что она читала?

– Кто она? – уточнила Галя.

– Ну... Серпикова.

Галя уже и забыла про нее.

– Что-то понравилось, а что-то нет, – начала она, вспоминая и стараясь быть объективной. – Я ее не читала раньше.

И подумала, что когда пожилая женщина читает откровенные рассказы про любовь, какая-то неловкость все-таки возникает.

– А мне не понравилось, – изрек Короедов. – Она все про любовь пишет, а любви там нет. Тебе куда?

– Мне до «Парка Культуры», – сказала Галя. – А вам?

– А мне на «Красногвардейскую». Давай я тебя провожу? Кофе попьем...

– Нет, – улыбнулась Галя, – поздно уже, я же сказала мужу, что пошла в парикмахерскую. Не любит он эту литературу!

– Так ты еще и замужем? – изумился Короедов. – А почему он... муж не любит литературу?

– Говорит, время ее прошло, – сказала она.

В метро ожидаемой прохлады не было. Чему-то улыбаясь, она стояла две остановки, глядя в стекло вагона на свое отражение.

– Где ты была? – спросил муж. – И чему ты улыбаешься все время?

– В сказке, – сказала Галя, – где все удивительные, необыкновенно талантливы и любят друг друга. И все женщины на удивление красивы! Но самая умная и красивая – Люся!

– А это еще кто такая? – не понял муж.

– Ты ее пока не знаешь... ее пока никто не знает, – сказала Галя, продолжая подозрительно улыбаться. – Но когда узнают, я уверена, оценят по достоинству и полюбят!

– Не сомневаюсь! – сказал муж. И сочувственно спросил: – Ужинать будешь?