Владислав Городецкий

Диета Уробороса. Рассказ

Foto4


 


Родился в городе Щучинске на севере Казахстана. Окончил бакалавриат Казахского агротехнического университета им. С. Сейфуллина по специальности «архитектура». В настоящее время продолжает обучение в магистратуре Петербургского государственного архитектурно-строительного университета. Участник XV Форума молодых писателей России и зарубежья. Публиковался в сборнике «Новые имена в литературе» (ФСЭИП, 2016), интернет-журнале «Кольцо А», литературных журналах «Октябрь» и «Дружба Народов». Участник Совещания молодых писателей СП Москвы (2016).


 


 


Сыну моему посвящается. Мудрость в простоте, сказал я когда-то, но не помню, тебе ли.


 


Архитектор В. свернул с набережной в криволинейный переулок, на изломе которого стоит наш дом. Мы видим его в окно, и пускай под нами пять этажей, а до архитектора В. не меньше двухсот шагов, видим мы его отчетливо, как если бы стояли лицом к лицу. Он желт от недосыпания, он щурится, но боится признаться себе в том, что пора носить очки. На нем пальто, великоватое в плечах, брюки, узкие в области паха, ботинки впору, но и с ними что-то не так. В. страшно сутулится и, переставляя ноги, еле заметно подпрыгивает на пятках.


В дверях продовольственного магазина архитектор В. сталкивается с выходящим из здания вторым архитектором В. Второй В. глядит на первого с некоторым презрением и, прочистив горло, плюет на крыльцо. До времени первый В. нас больше не интересует, мы принимаемся наблюдать за вторым.


Он желт, он щурится, он неладно одет, он совсем как предыдущий В., но в его руках старая засаленная авоська, а в авоське главная мудрость:


 


буханка хлеба,


десяток яиц,


связка сосисок,


бутыль молока.


 


Если бы этот набор В. приготовил для себя, следовало бы думать, что в настоящий момент он проектирует новое здание, но нам известно иное. Продукты куплены молодому студенту – не для употребления, а в назидание.


В. покамест не переходит дорогу – идет по противоположной стороне улицы, но мы видим его отчетливо, как если бы смотрели в бинокль. Он перекладывает мудрость из правой руки в левую; свободной же касается лба и делает вид, что поправляет прическу. Затем он опускает руку на живот, после – как бы невзначай поглаживает левое плечо и правое, словно проверяет невидимые эполеты. Тайное крестное знамение совершено, а значит, через несколько мгновений второй В. столкнется с третьим, выходящим из темной арки.


Они действительно врезаются друг в друга: второй В. – случайно, третий В. – покорно принимая необратимость дурной бесконечности по Гегелю. Второй В., озаренный стыдливой догадкой, сворачивает в арку, третий В. пересекает дорогу, застегивая ширинку.


В. заходит в здание общежития, на пятом этаже которого находимся мы. Далее наблюдать за ним невозможно, но нам и без того известно, что произойдет.


Сначала он встретит четвертого В. у окошка вахтера, дождется своей очереди и возьмет пропуск в нашу комнату. Затем четвертый В. не впустит третьего в лифт. Третий В., в попытке обмануть судьбу, взбежит по лестнице, но через несколько пролетов ему начнет казаться, что здание рушится, и он поторопится вниз – к лифту, где, в испуге за все сущее, не впустит второго В. Так он окажется на нашем этаже.


Мы слышим стук в дверь – это пятый В., успевший подкараулить четвертого в коридоре и, столкнув с ног, связать ему шнурки ботинок в охотничий узел, которому научился от шестого В., проделавшего то же самое с ним. Шестой открыл дверь пятому и теперь нас в комнате одиннадцать – с пятого до пятнадцатого.


Одиннадцать архитекторов в тесной комнате плотно выстроились цепочкой к окну. За столом сидит студент архитектурного, пытаясь работать. Пятый В. неприветливо озирается, достает из авоськи буханку хлеба и сдавленно шепчет студенту:


– Пришедшие в нашу профессию за деньгами рано или поздно их получат, но душу свою потеряют. Вот хлеб – он не даст тебе умереть. Слезы пусть будут тебе солью.


Студент не отрывает взгляд от наброска до тех пор, пока грифель карандаша не трескается под чрезмерным нажимом. Карандаш носится над листом бумаги еще какое-то время, производя деревянной культей раздражающий скрип. Когда смятый лист отправляется в урну, пятый В. откашливается и продолжает в полный голос:


– Вот яйца, второй по значимости продукт, с них начинается жизнь, ибо даже одно яйцо – это двойственность.


С рейсфедера, зависшего над чертежом в руке студента, капает черная тушь. Расчерченный на плотной глянцевой бумаге план крестово-купольного храма испорчен. Студент с укором глядит на пятого В., тот продолжает:


 – Яйцо – это двойственность, а двойственность – начало всякой жизни.


На чертеж рядом с каплей туши падает слеза студента. Он соединяет две лужицы рейсфедером – в прозрачную каплю черной медузой вплывает тушь. В. говорит:


– Сосиски – это еще не мясо, но уже его предчувствие и обещание, – на этих словах студент разворачивает разрез из фронтальной плоскости в горизонтальную и с ужасом осознает, что чертеж выполнен некорректно – вместо одного отрезка, в который должно было слиться изображаемое, в этой проекции беснуются сотни самопересекающихся линий.


– А молоко, – облизав пальцы, продолжает пятый В., доставая из авоськи стеклянную бутыль, – нужно для постижения истинной ценности мяса.


Мы все отвлекаемся от слов пятого В. и глядим на возводимую студентом модель. Это прекрасный девятиглавый храм иже под колоколы с фигурными луковичными главками, расцвеченными таким образом, что стоящим поодаль они кажутся белыми, но распускаются десятками цветов для тех из нас, что располагаются ближе.


В студенте уже проступают знакомые нам черты, которые, преобразовавшись впоследствии, составят наше желтое, безжизненное лицо. Студент говорит:


– Не от себя ли вы услышали сказанное теперь? Оставьте это, мне не узнать ничего нового.


В силу возраста студент возмущен и взвинчен, но, признав порядок, он примет услышанное, как это сделали когда-то мы.


Пятый В., собрав продукты обратно в авоську, отступает к двери. Раздается стук. Когда в комнату входит четвертый В., совладавший с охотничьим узлом, пятнадцатый В. отворяет окно.


Первый В. уже перешел дорогу и намеревался войти в здание, когда на голову ему упал пятнадцатый В. У крыльца под окном осталось два мертвых тела.


Душа выпрыгнувшего из окна оказалась там, где плач и скрежет зубовный. Именно там, где нет жара любви божественной и тепла любви человеческой. Душа же первого В. оказалась в другом месте, ибо он с последней исповеди не успел совершить тяжкого греха и в смерти своей неповинен. На остаточных человеческих ресурсах первый В. отметил:


– Вот я. В земной жизни я близко подошел к черте, за которой кончается время, я заглядывал за эту черту, почти заступал за нее, в подтверждение моего существования остались здания, которые простоят еще долго. Но страстно желая вечности, я не понял ее сути. Вот я. Сейчас я растворюсь в бесконечности, а поскольку у бесконечности нет конца и начала, я всегда находился здесь.


Пятнадцатый В., еще пребывая в остаточной связи со всеми нами, услышал первого и возразил:


– И здесь! В трех мирах, в бесконечности и во всех мыслимых измерениях.


До нас – оставшихся в комнате, не исключая студента, донеслись эти слова, но не сразу и мучительно неразборчиво. Поэтому на осознание происшедшего и услышанного у нас ушло некоторое время, но когда осознание совершилось, стало понятно, что слышали мы это и прежде, а если уместны допущения – не переставали слышать с рождения.


Со спокойной душой мы оставляем студента и возвращаемся к нему в день, когда он должен принять таинство крещения в архитекторы.


Студент бодр, свеж и светел. Обнадеженные, мы рассредоточиваемся по залу. Перед тем как развернуть работу, студент набожно крестится, мысленно обращаясь за заступничеством к той части себя, что уже находится в вечности: с ангелами и архангелами, престолами и господствами.


Пока министранты устанавливают работу, студент В. оглядывает аудиторию, выискивая нас. Мы еще не видим проект, но уже чувствуем, как в желудочном соке расщепляется наша действительность. Мы понимаем: это хвост жрет голову.


На остаточном внимании мы замечаем, как некоторые члены комиссии падают в обморок, другие вскакивают с мест и уносятся прочь, третьи, не сдерживаясь, выкрикивают оскорбления в адрес студента. Так же мы замечаем, что вместо прекрасного девятиглавого храма на участке проектирования расположился стометровый жирный свиной пельмень. Неужели и планы, и разрезы, и фасады тоже – проекции этого пельменя? – задаемся вопросом мы, но больше не имеем возможности взглянуть и проверить.

К списку номеров журнала «Кольцо А» | К содержанию номера