Главная | Журналы | Персоналии | Книги | Медиа | ПОМОЧЬ МЕГАЛИТУ |
Центр |
Юрий ГорбачевОб авторе: Автор романов, повестей, рассказов, эссе, очерков, репортажей, журналистских... >>> |
Владимир КозловОб авторе: Родился в 1980 г. в Брянской области. Доктор филологических наук, автор книги... >>> |
Ольга СорокинаОб авторе: Родилась в Рязани. Окончила Московский государственный университет культуры. В... >>> |
РегионыЦентрРоссияАбаканАнадырьАрхангельскАстраханьБарнаулБелгородБлаговещенскВладивостокВладикавказВладимирВолгоградВологдаВоронежЕкатеринбургИжевскИркутскКазаньКалининградКалугаКемеровоКраснодарКрасноярскКурганКурскЛенинградская областьЛипецкМоскваМосковская областьНарьян-МарНижний НовгородНовосибирскОмскОрелОренбургПензаПермьПетрозаводскПетропавловск-КамчатскийПсковРостов-на-ДонуРязаньСамараСанкт-ПетербургСаратовТверьТулаУлан-УдэУфаХабаровскЧебоксарыЧелябинскЯкутскЯрославльЗападная ЕвропаАвстрияАлбанияБельгияБолгарияБосния и ГерцеговинаГерманияИзраильИрландияИспанияНорвегияПольшаРумынияСловенияФинляндияКавказАзербайджанАрменияГрузияАзиатско-Тихоокеанский регионАзиатско-Тихоокеанский регионАфрикаАфрикаВосточная ЕвропаБеларусьМолдоваУкраинаЦентральная АзияКазахстанКиргизстанТаджикистанУзбекистанСеверная АмерикаКанадаСШАСтраны БалтииЛатвияЛитваЭстония |
Ара МусаянНа фоне летних впечатленийI
Незаменимость глаза художника: зоркость «оптики» – оптимальная наладка «глубины поля», выдержки диафрагмы, с идеальной точностью воспроизводящая особенности света вандейского приморья, его – не совсем как в Нормандии (Буден, Моне…) – дымку, голубизну и глубину неба, розоватость облаков, зеленовато-фиолетовые прожилки вод океана, «шоколадные» оттенки песка, не забывая характерный «колорит» фигур – купальщиков на пляже, гуляк на набережной… «Набережная Сабль-д Олон» (1933). Абсолютное – объективное соответствие палитры художника тонам и нюансам вандейской Атлантики, но «объективность», недоступная никакому фотообъективу – достаточно вспомнить поверхностную красивость открыток, всюду сопровождающих туриста вдоль тротуаров, или – почему бы и нет – самому щелкнуть сотовым телефоном. Все передо мной точь-в-точь, как на полотнах художника: изумрудные воды океана, голубизна далеко вглубь уходящего неба – с повисшими в нем «кукурузными хлопьями» облаков, буроватые оттенки песка с «кукольным театром» отдыхающих и резвящихся на пляже, а на экране аппарата, или на любой, пусть самой «артистичной» открытке, лишь пресный – бездушный набор цифровых «синий», «желтый», «зеленый», «оранжевый», «красный»… Альбер Марке, для ретроспективы которого кураторы выманивали оригиналы у самых престижных и чужедальних музеев мира (Эрмитаж, Метрополитен…), а прозевали, пожалуй, самые – на мой взгляд –показательные и лучезарные, что были под боком – в скромном, правда, провинциальном музее...
* «Музейная литература» – в которой, как на фотографиях запечатлеваются типы, костюмы, моменты быта – городских улиц, кварталов, деревней... Дотель, Бергунью, Мишон – во Франции; Платонов, Шолохов – в России? * Научная фантастика: в окне (густой утренний туман) – с зажженными фарами бесшумно приближающаяся и так же неслышно мимо дома прометнувшая – машина. На фоне деревенской глуши – петушиные, голубиные, гусиные крики…
* Мсье Пино показывает через улицу дом, где родился: – Так что, видите, за свой век переезжать мне далеко не приходилось... «Сорок лет назад тут были одни луга и паслись коровы, а сегодня – сплошная кукуруза, клевер, подсолнух: земледелие целиком вытеснило животноводство»…
* Каждый вечер жена отливает сметану в фарфоровую (завалявшуюся на даче) чашечку, разбавляя водой из крана – для беспризорного, явно недоедающего молодого кота, и каждое утро чашечка чиста, как «монета» (так по-французски звучит русское «стеклышко»)… Уверена, что это ее черненький, который временами показывается в саду, растянувшись в траве на солнце – но таких же черных я видел сразу двух, плюс утром белого с серыми пятнами, так что вопрос остается открытым: кто из трех (а то и четвертый…) пользуется нашими щедротами, кто первым разыскал или попал случайно на «миску», и с тех пор каждую ночь наведывается в место находки, уповая на закон повторяемости природных и прочих явлений (приношений, подаяний)...
* Утром (без жены) на пляже... Прохлада. Синева.
* Райское видение: загорелая, загорающая – элегантным движением руки что-то записывающая в тетрадь... И – о, разочарование: не иначе, заполняет клетки в кроссворде или что-то в этом роде...
* Корейский турист (студент, подрабатывающий на ферме) – в интервью журналисту: «Время во Франции протекает медленно. Люди обедают под одной крышей». И вспомнился семейный круиз Москва-Петербург (1997), и такое же «экзотическое» восприятие русского пульса времени – с необоримым, казалось, желанием порвать со всем, и остаться…
* Никогда доселе – ни в жизни, ни, как сегодня во сне, не доводилось познать ситуацию «объяснения в любви»: прошу девицу сказать мне «да», та в ответ нежно меня обнимает, и признается: да – давно собиралась, все – откладывала…
* Любить (кого-то): быть способным спать (не бдеть, а иной раз, коротать время в бессоннице) с кем-то рядом в постели.
II
Архитектура (дворцы, палаты – с их внутренним убранством) – материальное ли это еще (комфорт) или, раз «архитектура», то уже искусство, уже духовное? Архитектура: то, что не размножается, как «хлеба» – чего невозможны репродукции, как в живописи, звукозаписи…
* Есть в пикардийцах нечто от неандертальской породы человеческой: коренастость, общая округлость физиономии (но без характерной вмятины лба) – нечто, явно расходящееся с соседними (западнее) – долихоцефалыми нормандцами, и выше ростом, и изворотливее умом, общее – (восточнее) с фламандцами, голландцами, но уже вновь не скандинавами... Туристический поезд Кротуа – Сен-Вальри-сюр-Сом, 20 км – час туда, час обратно. Дети в сопровождении бабок и дедов, дяди и тети в сопровождении таких же теть и дядь – сохранившие в себе детскую способность радоваться всему, восхищаться – чем попало: движущимся, свистящим, отстукивающим такт, раскачивающимся, как наш сегодняшний косолапый паровоз… * «Надвигающаяся» масса деревьев: две могучие пикардийские ивы, как сросшиеся воедино – на фоне белых, убегающих вдаль облаков…
* Контраст почти метафизический – между темнотой зелени окрестных рощ, кукурузными, еще дозревающими уделами, камышом вдоль оросительных (осушительных?) каналов, и желтизной – буроватой, сегодня под пасмурным небом и дождем уже убранных пшеничных полей – с остатками стеблей, еще светящими накопленным за лето солнечным светом…
* Что видим мы в Христе – распростертом у подножья креста с открытой раной в груди: Его самого, или – скульптора с его явными (в непосредственной близи от публики – Абвильский коллегиальный собор) недостатками и гипотетическими достоинствами?..
* Благотворный – «восстановительный» эффект от одного (правда, трехнедельного) отдыха в исторических местах (Бухта Соммы) становления Новой Европы – раздела (раскола) тысячу лет назад Империи Карла Великого между восточной, сегодня – Германией, центральной и юго-западной, сегодня – Францией. Пикардия, Сен-Рикье, Абвиль…
* Можно ли допустить, после того, как имя Карл иные стали произносить Шарль, а еще кое-где и Чарльз, чтоб не дошло до издевок, обид, драк и, под конец – поножовщины?..
* На «ч» среди наземных животных, кроме человека, есть… червь. У французов homme восходит к «гумусу», где изобилуют черви – нем. Mann сильно напоминает фр. main – рука, арм. март тоже отсылает к сражению с оружием в руках, а по-французски «арм» — оружие, по-английски — рука… У одних — упор на общее с червями происхождение, у других — на самоотверженность в бою.
III
Сегодня домработница впервые опростоволосилась перед нами. Точнее, сняла с головы платок при жене, пока меня не было дома. Тут-то и дошел до меня смысл мусульманского запрета: вмиг взлетел в моих глазах половой рейтинг Айши.
* Самый тихий, спокойный, мирный момент дня — это сейчас, когда все уже на местах, машины доставили кого надо, куда надо — понедельник, одиннадцать утра. Солнце, синее небо – и даже самолетов меньше в небе, как будто.
* Спрашивается, можно ли полагаться на озаряющие нас время от времени пики вдохновения и, в остальном, жить обычной, повседневной жизнью, или необходима постоянная бдительность — поддержание какого-то минимального давления (вакуума), способствующего этим мимолетным вспышкам, взлетам, проливам?.. Но не слишком ли слабые количества, пакеты материи тогда бы выходили наружу, которые, без нашего вмешательства, наверняка так и оставались бы зимовать в «материнской породе» — капельки, копейки, из которых уже не сколотить рубля.
* Когда есть о чем поговорить с особой противоположного пола – можно вполне ограничиться разговором, а когда нет…
* Есть авторы «одной книги», есть — одного крылатого слова, а сегодня, в свежем номере толстого литературного журнала открываю автора одного просто слова: «…уярить», вмиг упразднившего в моих глазах все остальные достоинства публикации.
* Что лучше – когда нечего было жрать, и людям оставалась одна духовная «пища» или, как сейчас, когда появились на стеллажах (от слова стелить – скатерть-самобранка) аппетитно выглядящие продукты, и люди, забыв о духовном, бросились добывать хоть что-нибудь из неизвестно откуда взявшегося и грозящего скоро так же бесследно пропасть — изобилия?
* Дети активно забывают прошлое — переворачивают страницы, не дочитав до конца: жизненная реакция к бытию («определяющему сознание»), изо дня в день отворачивающемуся от еще неокрепших созданий, с трудом переживающих бурный процесс появления/ исчезновения — о, Гегель! — вещей, окружений, нянек, бабок, товарищей – по яслям, садику, школе… В отроческие годы память уже не так целенаправленно работает на забытье: сохраняется, и исчезает плавно. Моментами всплывает — или «оживает», как живая картина, как булькающая в проруби вода, и интересно, чьими это в нас «стараниями» или в каких условиях воспоминание «всплывает» — прорубается сквозь многометровые толщи льда?
* Человек — примерно, то же, что бегемот, но с одной из передних конечностей, насобачившейся писать.
* Из «Советов молодому поэту» (1941), Макс Жакоб: «Спрашивают Рокфеллера: Как Вы сумели разбогатеть? – Пытаясь вообразить, как можно разбогатеть на каждом предмете, который мне попадался» – и: «Я погубил свою литературную карьеру из-за интереса к живописи, а карьеру живописца – из-за литературы. Теперь уже поздно. И, слава Богу!»
* Идти по улице — в сопровождении льющегося каскадами из окон верхних этажей, ничем другим не покрываемого, никаким гулом мотора не оглушаемого — Шопена!..
* Каждое 11 ноября (или 8 мая) момент выхода на прогулку совпадает с передачей парада, и вот, я — шествую, напевая: «в ногу»!
* У молодежи все жесты содержат момент ускорения, рывка — как в тяжелой атлетике. В возрасте, движения ближе к «жиму», — почему, видимо, и отменили вид как расходящийся с идеалом бодрости, молодцеватости…
* Насильник, как и любой из нас, хочет лишь, чтоб его не забыли, заметили, выделили — видели, что он есть. Из тени, наконец, превратиться в плоть (увы, через самое, что ни на есть плотское в человеке)... Ангельские лики… Одна — австрийка, другая — американка, как две капли воды друг на дружку похожие. Похищенные десяти, одиннадцати лет и заточенные на годы в подвалах, сараях, для удовлетворения — о, Зевс! – иные говорят, божественной страсти...
* Люди бегут от родных, друзей, соседей, едут за границу, иной раз, навсегда — когда надо не то что страну менять, а перебираться в совсем другие, а то и в самый, что называется, «потусторонний» — мир.
* Мужское дело религия: женщины инстинктивно знают о материальности всего (сами рожают), как и об отсутствии, в корне, какой-либо «потусторонности»; боги, для жен — это отцы и мужья, которые и создают мир для жизни «человеческой».
* Спрашивают: «Пишете»? — А что остается?.. Было бы занятие достойней, стали бы позориться — писать!..
* Проходя мимо здания в двухстах-трехстах метрах от нашей сегодняшней квартиры, куда переезжали тридцать лет назад для расширения жилой площади подрастающему поколению – всеми клетками тела вспомнилась бодрость тех лет, когда еще только завязывалась «борьба за жизнь», со всеми ее экзистенциальными конфликтами, компромиссами, удачами, досадами и радостями… Сегодня шаг все еще бодрый, но отсутствует стимул, стрекало… Некое инерционное продление чего-то, ни на жизнь, ни на борьбу уже никак непохожее.
* В эти дни, во время моих моционных прогулок (что-то, моментами, чаще обычного слегка покачиваясь…) вспомнились фигуры крестных, о которых знаю лишь, по семейной традиции, что оба скончались от сердечного приступа еще молодыми — тридцатилетними, бездетными: она, во время сеанса кино, он — на улице, и каждый раз к рассказам об этих скоропостижных кончинах примешивалось в моем детском воображении чувство прекрасного: молодость — проявитель, смерть — закрепитель.
* Как, бывает, на прогулке встречная кошечка мяукнет вам «жалобно», что-то видимо желая этим вам «сказать», но «зная» заранее, что ее не поймут, и, не настаивая, так и сегодня, передо мной приостановилась в двух шагах от меня и повернула вспять фигура, которая издали показалась женской (плавность шага): паренек лет десяти-одиннадцати, с портфелем за спиной (а сегодня – 11 ноября – выходной), произнесший (не глядя в глаза, и без акцента, который мог бы быть у мигранта): «бонжур», и которому я не нашелся ответить ничем другим, кроме такого же неловкого, ни к чему не обязывающего «приветствия»... Записывая случай, вспомнилось: отцу тоже было одиннадцать – весной 1915 – в Орду, мирном рыбацком поселке Южного Причерноморья.
* Самоубийство как высшая форма любви… Смерть берет нас в объятия, и мы в нее просачиваемся — напиток! Смерть, насилуемая жизнью… Жить — не с постоянной мыслью, а желанием или вторичным (как от наркотика) сознанием, на каждом шагу его реальной возможности…
* Mahagonny… Mah – смерть, agon(n)y – понятно и так. Получается, что город Махагони, о «расцвете и падении» которого повествуется в опере Брехта – «город смерти и жизни», но жизни, понимаемой как исконно агония, – и это вовсе не аллегория капитализма, как утверждала критика и как это поддерживал сам автор, не желая вступать в бесполезные полемики с благомыслящими, а просто – участи человеческой: существа, со дня рождения приговоренного к смерти.
* Вторая симфония Брамса, Шестая – Бетховена… Чем-то эти «гимны природе» порывают с привычными – «героическими» тональностями Бетховена, «ностальгическими» – Брамса, что и понятно: нет места в природе человеческим страстям, возмущениям, плачу.
|
ГолосованиеВыберите название/тему следующего раздела проекта "Вещество"ЖурналыСИБИРСКИЕ ОГНИВРЕМЕНАКыштым-ГраниСОТЫВЕЩЕСТВОАРТИКЛЬДАЛЬНИЙ ВОСТОККОВЧЕГМОСТЫМЕНЕСТРЕЛЬПриокские зориВИТРАЖИДОНДРУГОЕ ПОЛУШАРИЕБАЛТИКА-КалининградНОВЫЙ СВЕТНАЧАЛОСлово-WordКольцо АЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРАДЕНЬ ПОЭЗИИЖурнал ПОэтовСВОЙ ВАРИАНТГРАФИТИНЫЕ БЕРЕГА VIERAAT RANNATЮЖНОЕ СИЯНИЕЛитературный ИерусалимЖурналы, публикация которых на сайте прекращена:Пятью пятьКочегаркаРусское вымяЕВРОПЕЙСКАЯ СЛОВЕСНОСТЬЕВРЕЙСКАЯ СТАРИНАЗДЕСЬЛитСредаЗаметки по еврейской историиСемь искусствЛиФФтОСОБНЯКСЕВЕРЛИТЕРАЧЕЛОВЕК НА ЗЕМЛЕЮЖНЫЙ УРАЛИЛЬЯСеверо-Муйские огниАРГАМАК-ТатарстанСлова, слова, словаЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАДВОРКИКАЗАНСКИЙ АЛЬМАНАХПять стихийЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАПИСКИГВИДЕОНИНФОРМПРОСТРАНСТВОСорокопутДЕРИБАСОВСКАЯ - РИШЕЛЬЕВСКАЯСТЕРЖЕНЬТело ПоэзииБАШНЯБЕЛЫЙ ВОРОН22ВОЛОГОДСКАЯ ЛИТЕРАТУРАНАШЕ ПОКОЛЕНИЕУРАЛРУССКАЯ ЖИЗНЬДЕТИ РАФУТУРУМ АРТАРТ-ШУМЛИТЕРА_DNEPRТРАМВАЙЧЕРНОВИКЗАПАСНИКЗИНЗИВЕРЫшшо ОдынПРЕМИЯ ПБЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫЛИКБЕЗЗНАКИ11:33ВАСИЛИСКДЕНЬ И НОЧЬУРАЛ-ТРАНЗИТНОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬАЛЬТЕРНАЦИЯ |