Под знаком небесного узора. Главы из романа

Тамара Ветрова

Для них в бессмертном нет чудес:

Где в волнах край земли исчез,

Их путь лежит над бездной вод –

Туда, где звездный хоровод

Ведет в волшебный сад планет,

Где каждый плод, как самоцвет,

Играет, – и лучи длинны

От яблок солнца и луны.

У. Б. Йетс 

Глава 6

Действия червивых чародеев опасны тем, что сразу не видны. Внешне предмет может быть совершенно благополучен, но внутри сидит червь – ученик чародея – и делает свою неви-димую разрушительную работу. История черви-вых чародеев пока еще никем не написана. Некоторые контуры, однако, неизбежно просту-пают сквозь толщу времени, подобно спинам древних чудовищ – отвратительных, но влия-тельных в своих утонувших в прошлом эпохах. Так, совершенно точно установлено, что к древ-нему червивому роду принадлежали некоторые крупные исторические деятели великой Римской империи. Проклятые черви пробрались даже в каменные бюсты благородных императоров; у Нерона, к примеру, проедена выпяченная нижняя губа; естественно, это работа внутрен-него червя, который распоряжался неистовой душой знаменитого негодяя. Поступки Нерона, уверяют некоторые исследователи, – следствия неутомимой работы внутреннего червя, выгры-зающего Нероновы внутренности и толкающего императора на отчаянные и громоздкие исто-рические нелепости. Изгрызенными червем представляется Петр Первый – огромный чело-век с маленькой головой, изъеденный гордыней. Не случайно город, возведенный им на болоте, долгое время стоял пустынен и необитаем; одни лишь бледные призраки утопших и увязнувших в ледяных водах метались по мертвым проспе-ктам. Строгий, стройный вид города потому и был чудо как хорош, что сохранялся в кладби-щенской неприкосновенности. Да и после за-селения красивого города живыми людьми еще продолжительное время сохранялась путаница: решительно никак нельзя было разобрать, где живой человек, а где призрачный покойник. Из-за этой путаницы выходила и историческая неразбериха. Иные правители оказывались со-вершенно непригодны к делу, именно в силу того, что числились (да и были) натуральными покойниками. Курносый император с нежной душой, но влюбленный в парады на каменном плацубыл по всем признаком от рождения поставлен за черту жизни. А откуда бы иначе взяться романтическому облику у жестокосерд-ного, упрямого, самолюбивого и неистового маленького человечка с белым, без кровинки лицом и молодцеватой походкой безумца? За чертой жизни – вот и весь секрет; в отличие от собственной матушки, которая, не в пример дураку-сыну, так и брызгала жизнью, так и пер-ла… Одного мяса под парчой носила чуть не десять пудов, а постель оборудовала таким образом, что в ней умещались одновременно полдюжины бравых гренадеров! Вот какова бы-ла матушка, уж тут жизнь, кровь, мясо, не считая жара ланит! Все как на подбор, сыночку не чета…

Червивых чародеев хватало в истории, и уж в чем-в чем – а в них никогда не бывало недостатка. Они даже и родились будто не из материнской утробы, а выскакивали откуда ни попадя; десятками, дюжинами, сотнями! Конеч-но, многие тут же и помирали, заеденные собственными червями. Не успевали не то что развернуться, но и встать на младенческие ноги. Иные, однако, оказывались покрепче и просто на диво живучи. В известном Восточном пределе, помещенный под непроницаемый колпак сидел и правил собственным невидимым народом желтолицый мертвый червивый чародей с замашками небесного владыки. Никаким не-бесным владыкой, впрочем, не был и быть не мог. Да и человеком был только на половину; а другая половина была выполнена из воска, хотя и превосходного качества. Этот восковой импе-ратор до такой степени вошел во вкус абсо-лютного правления, что планомерно истребил подведомственный народ, а взамен отсутствую-щего народа велел наставить в разных позициях восковых человечков с восторженным выра-жением на плоских желтых лицах. Уже от-мечалось, что воск был превосходен, так что народ получился на славу; стояли эти восковые фигуры неподвижно, но, однако, ухитрялись восславлять своего мудрого правителя немыми ртами. К небу поднимался фимиам, имевший вид подкрашенного облака.

Кого только не знала история в лице собственных вождей! Кто только не прохромал, не проко-вылял, не прогарцевал перед изумленными народами! Очи отказываются глядеть, право (как написал бы в сердцах известный писатель); глазоньки бы не глядели (как присовокупил бы простой народ). Были среди чудесных прави-телей различные, ох, различные: один – тут нету никакого преувеличения – вообще родился с копытом и так ловко им орудовал, что вверг в состояние исступленной любви сразу несколько поколений одуревшего от счастья народа. Осна-щенный копытом вождь имел черный, неот-мываемый и до такой степени отвратительный лик, что даже придворные художники и поэты застревали с отворенными ртами; некоторые вовсе померли в поисках точной метафоры (так ничего и не сыскав); а другие, половчее, срав-нили черную физиономию с ночью, мерцающей путеводными огнями. Боже, боже! Открыть вам, что за путеводные огни? Это ходы, проеденные неутомимым внутренним червем. С течением времени дыры подзатянулись и сделались похожи на рябые отметины. Так и носил тиран свою щербатую рожу до самой смерти; рябая физиономия, железное копыто, черный лик… За какие проступки наделил Всевышний  этаким даром безмолвный народ?!

Другой знаменитый червивый чародей был на деле бессильным импотентом, лишенным не только мужского снаряда, но даже и памяти о нем. На том самом месте, где должен был по-мещаться детородный орган, тиран носил какой-то бледный оттиск печати с пометкой «Да здравствует!». Но разве славословие может воз-местить то, чего недодала природа? В поисках потерянного члена пролетела вся юность тирана; то была юность (как описывают некоторые со-чувствующие историки), полная невзгод, лише-ний и романтических порывов. Естественно, а как же. Бесплодные поиски вечно оканчиваются вначале романтическими бреднями, а потом созиданием, нацеленным на полное истре-бление. Логики в этом маловато, зато имеется пафос и красивая мечта о Совершенном Чело-веке. А чем все заканчивается? Человек, не способный поиметь одну женщину, вдруг наме-ревается поиметь целый мир. Кровь в очередной раз приобретает статус очистительной жертвы и становится  призраком подлинного величия, а увечный тиран подыхает, изъеденный полчи-щем собственных червей. Туда ему и дорога, конечно; но вот беда: крови, крови столько, что никак не может уйти в землю, не вмещается, выходит из берегов… Теперь уж она не так заметна – разве что сочится из-под ногтей, из десен, либо вдруг полыхнет таким нестерпимым закатным огнем, кровавым заревом, что даже и лик природы заставит отшатнуться.

Червивый чародей, который покоился в мав-золее, беспокоил Нефритового владыку. На это имелись особенные причины. Небесный влады-ка всерьез опасался, что червивый чародей обладает уж очень бойким нравом и никак, ну никак не может смириться с собственным нынешним лежачим положением. Хрустальная фея уже докладывала, что беспокойный чародей дважды ворочался с боку на бок, а, пере-вернувшись, сопровождал эти действия нетер-пеливыми наставлениями, раздаваемыми своим помощникам. Никаких помощников рядом не было, мавзолей, как и следовало могильному помещению, был пуст и безмолвен. Голос чародея гулко отлетал от каменных стен, и тут и там слышалось: «А мы вас, батенька, по шее!»; или: «Отделаем вас, господа хорошие, так что и мокрого места не оставим». Из уст червивого чародея вырывались смешки, угрозы, проклятия, не избегал мертвый правитель и площадной брани. Так и лилось, ввергая Хрустальную фею в трепет и смущение: «Засранцы! Говнюки! Про-ститутки! Крахмальные  головорезы!». Послед-нее уж настолько перепугало Хрустальную фею, что она молча прикрыла тонкими руками сверкающее лицо и, как говорится, уронила серебряную слезу на шелк небесной синевы. Заслышав хрустальный перезвон, червивый чарод-ей натурально уселся на своем ложе, по-вертел со скрипом заиндевевшей шеей и вор-чливо заметил:

— Прекраснодушничаем, господа? Умыли белые рученьки? А говно-с разгребать?

Высказался этак, да и улегся с треском назад на продавленное покойницкое ложе. Будто и не ду-мал вставать!

Наблюдая прыть червивого чародея, Нефрито-вый владыка скорбно качал головой. Понимал, какие неисчислимые бедствия может принести пробуждение лихого покойника; но заботился так же и о мире и благополучии Нефритового дворца. Дело в том, что сам Нефритовый вла-дыка имел отчасти таинственное происхожде-ние, которое не торопился открывать своим земным и небесным подданным. Происхожде-ние Нефритового владыки и явление его в Красном тереме было, как принято говорить, секретом за четырьмя замками, за восемью печатями и шитое невидимой парчовой нитью. Эта нитка так прочно стянула концы великой тайны, что не мог бы подглядеть и яшмовый проворный муравей! Знал историю только один только Нефритовый император и его нефритовая тень. Вот эта история – для человека с благород-ным лицом цвета спелой сливы и с оттянутыми книзу ушами.

История вступления в Красный терем Нефритового императора

Как-то в незапамятные времена один темно-лицый путник стоял, перегнувшись через перила моста, и увидел двух резвящихся в воде драконов. Тут проходящие мимо девушки вос-пользовались тем, что путник засмотрелся на драконов, и толкнули его. Путник громко вскрикнул и проснулся. Не было рядом ни моста с витыми перилами, ни девушек, ни резвящихся драконов. Путник по-прежнему пребывал в кумирне, освещенной луной. Была полночь – тот час, когда сбываются сны. «Что же хорошего, однако, в том, если мой сон сбудется, и я упаду в реку, прямо в лапы праздных драконов? – мрачно задумался путник. – Драконы наигра-ются мной, а потом, когда пресытятся игрой, зашвырнут меня куда подальше, может, и на Луну». Путник тяжело вздыхал, печальная участь ничуть не радовала беднягу.

Покинув одинокую кумирню, путник с мрачным и темным лицом побрел по дороге. Каждый ка-мень на этой дороге был освещен луной и свер-кал, как серебряная монета. Путник с горечью произнес: «Даже дорожные камни более люби-мы светилами, чем я, ничтожный. Мое лицо все так же темно, а мысли блуждают в бесконечном лабиринте». Дело в том, что путник был – увы! – самого низкого происхождения. Это был совсем еще юный червивый чародей, и внутренний неутомимый червь уже начал свою разруши-тельную работу. Вот почему, несмотря на моло-дость, путник был мрачен и темнолиц. Под нога-ми струились светлые ручьи, так что хотелось сложить подобающее случаю стихотворение.

А в Лумэне месяц сияньем

Деревья открыл во мгле.

Я незаметно дошел до места,

Где жил в тишине Пан Гун.

Проговорив красивое стихотворение, червивый чародей горько заплакал. Он плакал оттого, что чувствовал красоту Земли и Неба, но при этом с горечью вынужден был ее отвергать. Назначе-ние червивых чародеев вовсе не в том, чтобы вос-певать красоту природы и подвиги мудрых. Заливаясь слезами, молодой и неопытный чер-вивый чародей присел на корень величавой сосны, извивающийся, как змея Цзюй. Пропла-кав так до вечера, он утер глаза, сделавшиеся от горечи крохотными и достойными имени «зрачки-человечки»; и вдруг над его головой раздался звук мягко струящегося шелка. Вскинув вверх голову, чародей увидел, как откуда-то из густых ветвей дерева, а возможно, прямо с небес к нему спускается кусок свитка, изгибаясь на воздухе, как шелковый парус. Вот прошло еще мгновение – и в руках пораженного чародея оказалась, точно, страница книги, да не простой, а Небесной. С трепетом сжимая в руках бес-ценный дар, чародей вгляделся в рисунок иероглифов и вдруг ощутил во рту вкус драго-ценного вина и нежную сладость фиников. Юно-ша принялся с жадностью вчитываться в та-инственные знаки, но ничего не мог разобрать. Только с неба – вторично и запоздало – раздался звук раздираемого шелка. Но часть небесного свитка, оказавшаяся в руках чародея, не по-меркла и не исчезла. Покрытая неизвестными иероглифами, она оставалась в почтительных руках червивого чародея. Наступила ночь. Не-счастный чародей приготовил себе ночлег под деревьями, среди могучих корней и сочных трав. Устроившись на расстеленном халате, юноша, перед тем, как заснуть, бросил взгляд на небесные светила и с трепетом увидел, как небеса горят множеством огней, словно оза-ренные курительными свечками. Знамена де-вяти небес, знамя Большой Медведицы, зна-мена девяти сияний,  двадцати восьми звезд зо-диака, шестидесяти четырех триграмм и девяти чертогов трепетали под Нефритовым куполом. Уставившись диким взглядом в небо, чародей пытался прочитать небесные сигналы, как пре-жде силился прочитать страницу Небесной книги. Так он пролежал некоторое время среди корней и трав, пока отдельные смыслы не начали проявляться в его уме. «Наверное, – размышлял чародей, – небеса подают мне важный знак. Мое дело понять сигналы неба, не возгордиться и смиренно выполнить назна-ченную роль». «Что с того, что я родился нич-тожным червивым чародеем? – думал он далее. – Разве человек властен в своем рождении? Нет, рождение и смерть вне границ человеческой власти; всякий рожденный по эту сторону неба должен лишь исполнять высшую волю, стре-миться к послушанию и терпению». Сжимая в руках кусок чудесного свитка, юноша вообразил, что слышит глас небесный (а это так и было). Дело в том, что как раз в то самое время в небесах объявили Эпоху Великого запустения. Это случилось не потому, что небеса вдруг оскудели. Небесные жители, все – от могу-щественных фей и духов до мелкой небесной челяди – были на своих местах. Отсутствовал один только Верховный владыка. Он исчез в первый день Эпохи Великого запустения, подчи-нившись внутреннему голосу, повелевшему ему отправиться восвояси и так идти, покуда перед ним не станет волшебный персиковый сад. После этого следовало вступить в этот сад и начать лакомиться чудесными персиками, каж-дый из которых мог прокормить одну деревню в течение целого земного года. Исполнив пове-ление, небесный владыка точно так и поступил. Оправился восвояси и шел, шел, шел, пока не стал перед ним волшебный персиковый сад. Вступив же в сад и надкусив первый персик, владыка разом позабыл о своих небесных вла-дениях, о многочисленных подданных и даже обязанностях. Ему внезапно открылось, что луч-шее из возможных предназначений – кто бы ты ни был: небесный правитель или червь земной – состоит в том, чтобы прогуливаться по перси-ковому сад и вкушать плоды, отринув рассу-ждения о судьбах земли и неба. Так он и по-ступил. А оставшиеся в Нефритовых палатах мно-гочисленные слуги вначале шепотом, а потом и в полный голос зароптали. Они передавали друг другу тревожную весть о том, что их высокопо-читаемый правитель удалился от дел и теперь гуляет незнамо где. Они же предоставлены собственной своей судьбе – как и вся великая Империя, лишенная драгоценного кормчего.

Расслышавший небесный глас червивый чародей начал действовать. Он мигом вскочил на слабые ноги, укрепил дух свой созерцанием ближней из звезд Большой Медведицы, отвесил четыре то-ропливых, но  почтительных поклона в разные стороны поднебесной империи и двинулся строго на запад, полагая, что так или иначе доберется до цели. Точных сведений, где расположено Не-фритовое царство, червивый чародей не имел. Но однако твердо верил, что всякая земная дорога и даже тропинка неизбежно приведет тебя к Не-фритовым воротам – в том, конечно, случае, если ты  крепок  духом и необратим на жизненном пути. «Дойду, – решил чародей. – Настанет и для меня, ничтожного, время посидеть на фарфоровом сту-ле». Подумал так, а о Нефритовом троне и не мечтал! И вот то обстоятельство, что чародей не возгордился, а смиренно мечтал лишь о фар-фором стуле – в то время, как мелкая челядь сидит в Нефритовых палатах на фарфоровых стульях! А уж в самом Красном тереме, стоящем в центре Нефритовых палат, даже собачья конура и та из благородного фарфора! – это обстоятельство было замечено в небесных палатах. И ноги чародея сами собой свернули с тропы и поставили вла-дельца своего на другую, верную тропу. Вскоре юноша уже приблизился к деревне под названием Пун-нянь, что означает Сбитый войлок. Пораз-мыслив самую малость, чародей вступил в деревню и постучал в двери первого дома. Дверь скрипнула и отворилась сама собой. В темном неприбранном помещении на низкой кушетке сидела старуха, с распущенными волосами – точь-в-точь ведьма. Она и была ведьмой, которую прислужница кормила пирожками с человеческим мясом. В тот момент, когда юный чародей стал в дверях, перед старой чертовкой как раз поставили блюдо с румяными пирожками.

Вперив в вошедшего дикий взгляд, ведьма сделала рукой приглашающий жест, намекая на то, чтобы гость приблизился к ней. Юноша повиновался, хотя его дыхание временно пре-секлось. Конечно, он и сам родился не человеком, а червивым чародеем, но это не спасало его от треволнений и испытаний. Опустив голову, он сделал так, как велела старуха. Но только скло-нился к отвратительному блюду, как получил сильнейший удар по голове, и в мыслях его помутилось. Не зря бедняга опасался, что старая ведьма загубит его своими чарами и приго-ворами! Так оно и вышло. Будь голова червивого чародея более закаленная, такой пустяк ему бы не смог навредить. Не зря говорят, что монахи, преуспевшие в самосовершенствовании, не стра-шатся ни проклятий, ни козней, ни побоев, ни воды и ни огня. Но червивый чародей ни в чем подобном не преуспел, был к тому же молод и неопытен. И вот рухнул, как подкошенный, на пол грязной хибары, позабыв свое имя и звание. А старуха тем временем, ловко прикинувшись пос-традавшей стороной, проворно кинулась прямо в управу и, склонившись в три погибели, подала чиновнику донос на злонамеренного чародея. Вы спросите: почему? Зачем старой ведьме было губить ни в чем перед ней не провинившегося человека, пусть и червивого чародея? Ответ прост: злобная старуха, с помощью волшебных чар, проведала, что будущее червивого чародея необычайно; и что это сегодня он червивый чародей – но завтра, если не воспрепятствовать, светила повернуться, и червивый чародей займет совершенно другую ступеньку на великой лест-нице, соединяющей Землю и Небо. Ведьма не желала этих перемен. Она была завистлива, ко-варна и злонамеренна; и вот кинулась к судей-скому чиновнику с жалобой на невинного путника.

— Поднимись с колен, старуха, – велел чиновник. – Мы рассмотрим твою жалобу (а чиновник не про-знал, что перед ним ведьма, и обращался к ней, как к обыкновенной деревенской жительнице).

— Ваша милость! – вскричала старая чертовка. – Велите схватить дрянного человека. Я дала ему приют, а эта неблагодарная тварь ограбил меня, побил, да еще пытался влезть на мое ложе.

— Гм! – сказал на это судейский чиновник. – Влезть на ложе? Что же этот разбойник – слепец? Разве он  не видел, что ты стара и отвратительна?

Старуха злобно блеснула глазами, но пояснила:

— А у разбойника были нестриженые длинные волосы. Они заслонили его взор и не дали раз-глядеть меня хорошенько.

— Ну, если так, – с сомнением молвил чиновник. – Тогда, пожалуй, схватите злодея, закуйте его в колодки и бросьте в смрадную яму. Пусть сидит там до весны, пока к нам в деревню не пожалует столичный судья. Уж он-то разберет, где правда, а где грязная ложь.

Сказал так, и удалился в свои комнаты.

А солдаты бросились по адресу, указанному ста-рухой, в намерении схватить нечестивца. Но по пути солдаты (а их было двое – и оба крепкие деревенские увальни) затеяли спор. Они спорили о волшебных свойствах гриба Сян. Первый уверял, что гриб Сян обладает целебным действием и, будучи употреблен темной ночью у входа в пеще-ру Су, тут же начнет творить чудеса.

— Какие же чудеса он творит? – спросил первый солдат, став среди улицы и с недоверием глядя на товарища.

— Превратит тебя в пчелу, – сказал другой солдат.

— Что же тут целебного? – удивился первый и ле-гонько потопал ногами, точно прогоняя наважде-ние.

— Превратившись в пчелу, ты не будешь знать человеческих недугов, – сказал первый солдат. – У тебя не заболит поясница.

— Зато век пчелы короток.

Тут оба солдата тяжело задумались. Они стали, пе-регородив узкую деревенскую улицу, точно два крепких дерева, которым некуда торопиться, пока не исчерпано их земное время.

Старая ведьма, наблюдая эту остановку, вначале притворялась терпеливой и кроткой; но вскоре ее терпение сменилось раздраженным ворчанием и попытками сдвинуть неподатливых солдат с их мест. Она подталкивала крепких стражей корот-кими тычками и подбадривала выкриками, но все было напрасно. Однако в ту минуту, когда тре-бования старухи сделались совершенно назой-ливы, один из стражей молча отмахнулся от ведьмы, причем таким неудачным образом, что угодил старухе прямо в магический камень, ко-торый та носила на своей отвратительной груди. Прикосновение к камню чужой руки оказалось губительно: изо рта и ушей старой ведьмы пова-лили клубы смрада, а сама чертовка завертелась юлой. Но занятые спором солдаты этого не заметили.

— Гриб Сян, – говорил один, – это полезный гриб. От него желудок превращается в бутон лотоса, так уверял верный человек в моей деревне.

— Для чего же желудку становится бутоном лотоса? – с недоумением спрашивал второй солдат.

— По-твоему цветок лотоса хуже мешка с дерьмом?

— Не хуже, но и не лучше. Один мудрый человек в моей деревне уверял, что все в Поднебесной равно друг другу. Каждого из нас подстерегает смерть, и она уравняет мешок с дерьмом и цветок лотоса.

Солдаты, таким образом, оказались большими спорщиками; а что же в это время поделывал бедняга чародей?

Несчастный, получивший крепкий удар по голове, пролежал некоторое время в беспамятстве. Открыв глаза, первым делом вспомнил про дра-гоценный свиток – страницу из Небесной книги. Пошарил за пазухой и нащупал прильнувшую к груди тончайшую бумагу. Чародей покрылся холодным потом, перепугавшись, что утерял бесценный дар; но, к его неописуемой радости, кусок свитка пре-бывал на прежнем месте. Пробегая пальцами по небесной бумаге, чародей словно читал неви-димые строки. Так, ему сделалось понятно, что в центре Красного Терема, в палатах Нефритового дворца оказалось вакантным место небесного владыки. Оно пустует, сиротливо стоит в свер-кающем зале с той минуты, как небесный владыка удалился восвояси. Продолжая ощу-пывать страницу небесной книги, чародей узрел, что Нефритовый владыка в эту самую минуту прогуливается по неисчислимым  дорожкам пер-сикового сада (а этих дорожек не менее десяти тысяч, и они разбегаются в разные стороны, как лучи волшебного цветка под названием Синий огонь). Владыка гуляет в персиковом саду, лако-мится волшебными персиками и отнюдь не со-бирается возвращаться. Да и это было бы со-вершенно невозможно: персиковый сад устро-ен таким именно образом, что путнику, углу-бившемуся под его кроны, никак не удается за-вернуть назад. На каждой ветке сидит по хру-стальной птице, которая оглашает сад дивным пением, так что даже тени, отбрасываемые пер-сиковыми деревьями, и те поют голосами, в которых звенят серебро и хрусталь.

«Ну, коли небесный владыка так занят, что покинул Нефритовый трон и Красный терем, ни-чего не остается, как мне, ничтожному, занять его кресло». Подумав этак, юноша поднялся на ноги и твердой походкой покинул негостеприим-ный кров злонамеренной ведьмы. Он двинулся прямо на Запад, все еще полагая, что Красный терем и Нефритовые палаты расположены в за-падных пределах Империи.

Глава 6