Дум лоскутный камень. Стихотворения

Склонила голову ко мне

 

Склонила голову ко мне 
И подошла помолодиться. 
До боли женщина, но не… –  
Пожалуй, птица. 
Не «жар-…», конечно, и не зной – 
В глазницах – холод. 
«Ну что, приятель старый мой, 
Опять немолод? 
Опять грустишь (о чём, о ком?), 
Не залит краской. 
И бело-лунным колпаком 
Черпаешь сказку. 
Присяду близко и уйду, 
Махнув руками»,– 
До боли женщина и дум 
Лоскутных камень. 

 

Чувства

 

Разлуки кроткие с любимыми людьми

И встречи душные в надежде прикоснуться:

Тебя не тянет от немой любви

Ни убежать, ни сослепу уткнуться

 

В моё плечо в безвкусных свитерах.

Но тянет запах вереницу жилок,

А от него цветок в горшке зачах,

И я беру удачу за загривок.

 

Ищу последним, пятым – не шестым!

И ощущаю всей своею кожей,

Что я ещё от Вари не остыл,

Да и она не охладела тоже.

 

Сегодня аллергия удалась

 

Сегодня аллергия удалась,

И я чихал на всё, что было лишним.
А плющ в саду, мешая белым вишням,

Увял совсем, и ягода зажглась.
Прозрачней воздух, яростнее свет.

Как не бывало раньше, знаю, будет.
Косые листья, сорванные с лет,

Минута ждёт и, дожидаясь, удит.
Идёт рыбалка, изредка клюёт,

На стол встают те части из мозаик,

Которые в нечаянный уют
Приводят саек,

 

Арктические ветры, корабли
И полыньи, что плещутся за бортом.
А за окном на вишнях снегири,

Как маяки когортам.

 

Разбуди меня. Зачем?

 

Разбуди меня. Зачем? –
Чтобы ночи не спать.
Слишком долго вставал ни с чем,

Так теперь и секунд не трать.
Сколько звоном из этих мест
Будет небо сердца колоть?

Вопрошай же, пока не жнец
И муку не пошёл молоть.

 

Долго ль там до бурлящих рек?

Всё равно, что мосты – труха.
Утирается всякий грех:

По холодной реке – рукав.
Чёрный сокол сидит и зрит
На высокой горе назад.
Без меня в небеса летит,

За крылом колосится ад.
Разбудили меня. Зачем?

Продолжал бы и дальше спать.
Я иду по мосту... ни с чем
У высокой горы... летать.

 

Moulin Rouge 

 

Как два актёра в МуленРуж,

Как тот поэт и куртизанка.
В немом кино попкорн, и душ
У водостоков замка.
Немой ответ на твой приказ –
Невольный уголок усмешки,

Инедовыстроен каркас
Измены, верности и слежки.
Влитая жизнь в руно забот
О кошельке, о паре, прочем.
Блестит испариной мой рот,

Атвой– стихами заколочен.

 

Всегда я с Пушкинской

ходил в Литинститут

 

Всегда я с Пушкинской ходил в Литинститут,
Хотя с Тверской, конечно, было ближе.
Не экономил этих двух минут
Я по причине той, что нужно слышать

 

Звук собственных шагов в виду лица
Поэта древности глубокой, что не скроет
Ни звона колокольчиков конца,
Ни палочки начальственной, что строит
Шеренги и когорты молодых
Под флагами цветастее фиалок.
А мы даём их времени под дых
И раздуваем тлеющий огарок
До пламени мартеновской печи,
Где языками дантового ада
Готовятся украдкой кирпичи
Из нового культурного уклада.
Пройдёт эпоха, жерла отопрут,
Зальют водою раскалённый кегль.
И он проступит, строки поплывут
От берегов мерцающей Онеги,
И с Пушкинской падут, как снеги,
На названный в начале институт.

 

Осень-псевдоним

 

Под ногами хрустит, как чипсы,

Опавшая прель, и листва
Последним покровом ложится
На вечно сырые дрова.
Наземный фонарик мигает,

Компания гопников пьёт.
Никто не поймёт, не узнает,

Кто в домике старом живёт.
Заходит в осенние чащи
И с порохом курит мундштук.
Быть может, ненастоящий…
В закрытые ставенки: «тук!»,

 

 

Калиточкой крашеной: «скрип» –
Смешная ветра игра.
А между поваленных лип
Растёт временная дыра.

И ты, попадая в неё,

Выходишь немного другим.
В заброшенном доме твоём
Пугающий ждёт псевдоним.
Клубится под сумерки щель,

И встреча миров не сладка,

Как та придорожная прель
И призрачный свет с потолка.

 

Опята

 

Свежесть с улицы доносится предвзято –
Я тебя не похвалил открыто.
Прорастают гроздьями опята
В голом пне, но глубоко зарытом.
Дальний лес и комната пустая,

Грустный пёс у ног грызёт калошу.
Если лямки рюкзака растают,

То спина удержит эту ношу.
Выходи тропинкой на прогулку,

Оставаясь в комнате стеклянной:

Каждый звук в лесу отныне гулкий…
И полыни запах… оловянной.

 

Эфир

 

Весь мир – большая пустота, 
А мы – эфир разболтанный и свежий, 
Пускаем пар на льдине изо рта 
И чаем след по сумраку медвежий. 
Плывём, по нам не застучит язык 
В оправе бронзовой, не вылетит спасатель. 
Панамой шлем, косынкой воротник, 

И ты приник к товарищу, приятель. 

Плывём. Нам вслед, перегоняя тьму, 
История несётся неизбежно. 
Мир – пустота, наполниться ему 
Даёт эфир, мерцающий надеждой. 

 

Развивая Высоцкого

 

Одинокий стоял на вершине горы безымянной,

И напился ветров. И туманов заоблачных мел
Белым красил его, как сынов Авраамовых манной...
У подножья шакал падаль-мясо без удержу ел.
Разбивая гранит, птицы листьями стукались оземь,
Приближая тоску, удаляя преступно капель.
В горном крае смогу пережить холодную осень.

Ну а зиму продлить уготовано мне ль?

 

Кредо

 

Я разделся – жарко в этом зале.
О жаре мне люди не сказали, 
Не мигнули, не предупредили, 
Что заслонки загодя закрыли 
Воздуху, что рвётся и буянит, 
И пьянит, и лает, и горланит. 
Тишина для духоты синоним, 
От ветров построен и заслон им, 
Как источник звуков отрешённых. 
Кто просеет через решето их, 
Времени тоске не пожалеет,
И оно безумно пожелтеет… 
Пожелтеют люди, небо, звёзды, 
Эту стену динамитом снёс бы! 
Но пока я только лишь разделся, 
Напоказ распахивая сердце. 

 

 

 

 

Игорю Волгину

 

Твоих стихов податливый гранит, 
Учитель мой, храни тебя Всевышний, 
Оставил след нежнее, чем ланит 
Порезы шрам впечатали на жизни. 
Но только так внутри он заискрил
И так взывал к подаренной свободе, 
Что я глаза на скорости закрыл 
И вот попал не глядя в этот полдень, 
В зенит, в январь, в мелодию часов… 
Начала всех когда-либо живущих 
Проистекают от прилива слов 
И от людей их нам передающих.

 

В шуме ветра забираюсь круче

 

В шуме ветра забираюсь круче,

На вершине жерло под ногами.
Кто меня из выживших научит
Не стоять в разбуженном вулкане?

Кто научит кругом у подножья
Обходить душевные проблемы
И винить в осечке только ружья,

А в пожаре ненадёжность клеммы?

 

Я смотрю, я излагаю прямо,

Точный взгляд мой в перспективе мёртвый.
Я стою на дне высокой ямы
У страны по небу распростёртой.
Вижу облака, но не верхушки
Осенью линяющих деревьев.
Для запоя не хватает кружки,

Без полёта не бывает перьев.

 

 

 

В шуме ветра забираюсь круче,

На вершине жерло под ногами.
Кто меня из выживших научит
Не стоять в разбуженном вулкане?

 

Пальцы пробуют клавиши

в темноте

 

Пальцы пробуют клавиши в темноте, 
Лампы погасли, и в них заискрился газ. 
Я вывожу слова, но буквы в них не те, 
На ноуте время спешит на целый час. 
Если мы вымрем, то можно поставить крест, 
Если мы канем, то память угробит нас. 
Но я пишу эти строки не на стене 
И перехожу с асфальта на синий наст. 
На хрупкую льдинку,плывущую незачем, 
Но клавиш не вижуи также не вижу вас, 
Как слабенький звук приманит узилищем, 
И верные буквы встают в моё «сейчас».

 

Перепуталась

 

Перепуталась серая пыль 
И пылинки приклеились к ночи, 
Мой кораблик под окнами плыл 
Как хотел, парусами упрочив 
Тучи белые около лун, 
Тучи серые, что на подходе, 
А все прочие взвешенный ум 
Оставлял, огибая. 

 

Уходит

Мой кораблик из гавани в шторм, 
А пылинки приклеились к ночи. 
Перепуталась пыль, и пошёл 
Дождь косой, заливая город.