Елизавета Баранова

Стихотворения

***

 

Перелетные птицы-кочевники, где

Та земля, что прекрасней других во сто крат?

Отразились рябины в озерной воде,

Образуя нечеткий, размытый

квадрат.

Расскажите мне, птицы, о море,

о том,                                                

Как цветет олеандр у подножья

секвой.

…Оседает туман сероватым

платком

На ольхе, преждевременно

ставшей седой…

Распадается небо пронзающий

клин

На две равные рваные полу-дуги,

И вожак птичьей стаи,

коснувшись седин,

Приземляется возле той самой

ольхи.

Говори!

Я по-птичьему точно пойму,—

Я учила с младенчества

птичий язык.

Понимая, что я обращаюсь к нему,

Говорит мне седой перелетный

кулик:

«Жить оседло любой среди нас

был бы рад,

Но крылом от себя мы беду

отвели…

А красивей всего — там,

где дом твой и сад,—

Ничего нет прекрасней родимой земли»…

Я молчу.

Я смотрю, как кулик облака

Обогнал, разметал,— его крылья

сильны.

Он летит надо мной и кричит

свысока:

«Ничего нет прекрасней родимой земли!»…

Ухожу. Водоем до весны

отрябил,

Спеленал его льдом мимо

шедший ведун,

И натянуты тени теперь от рябин

На манер золотых балалаечных

струн.

Вот и дом. Вот и сад. Обхожу их,

сама

Будто плаваю в свете вечерней зари,

Повторяя запавшие в сердце слова:


 

«Ничего нет прекрасней родимой земли»…

 

***

Шита белыми нитками зимняя ночь
И трещит от морозного ветра

по швам.
Сердце бьется в стенаниях:

«Боже, отсрочь»,—
Бог молчит
и безмолвствует черт-шарлатан.
А в прозрачном окне,

жгуче чувствуя боль —
От того, что ты не был

(а не был ли?) зван,— 
Плачет воском цветным,

как дитя, жирандоль
И тужит, и горюет, и верит слезам.
Я тебя не спасу — 
не смогу, но… люблю,—
Признаюсь, как в любви

признавалась вчера
Молодая метель старику февралю
И касалась его голубого чела,
И касалась губами заснеженных рук,
И просила: «Люби — не терпи и не жди»…
Только бился о небо серебряный круг 
Лунных пялец метели —

влюбленной швеи.
Сбереги, убеги — 
Приворожен — не будь. 
Я колдую уже, ждать себе не веля.
…Белошвейка-метель

на иссохшую грудь

Сложит руки крестом

своего февраля…
Не губи — пригуби мой настой.
И прости — 
Привороженным жизни иной

не иметь.
Веет — чувствуешь?—

раннейкостлявой весной,
Февралю предвещающей скорую смерть…
Я не вскрикну — смолчу. 
…Но послышался треск — 
Это ночь парусами небес порвалась,
Это так сокрушается мачтовый лес
И моя наболевшая женская
страсть…

 

***                          

Слушать песни скрипучих телег

Выхожу к переспелым колосьям.

Попросилась ко мне на ночлег

Перехожая странница — осень,

—Попросилась ко мне на порог,—

Закручинилась сразу крушина,

Как меня жить под чертополох

Осень выгнать из дома решила.

Ах, беда ты моя — не беда!

Ах, ты горе мое— не горе!

…Продырявит собою арба

Небо сочное и голубое.

Собирать по оврагам пойду

Черной ночи березовый деготь.

Только хочется в небе арбу,

Дотянувшись, рукою потрогать,

Только тянется в гору обоз,

Только в след мне ругается осень,

И поют крестовины колес,

И шумят межколесные оси.

Мне себя согревать — горевать                         Под тележные песни и крики.

…И грустят, опустев, погреба

В ароматах сухой костяники. 

К списку номеров журнала «КОВЧЕГ» | К содержанию номера