Артем Родькин

Прерывания. Стихотворения

Прерывания


      «Цвета преследуют меня. Они даже беспокоят                

                                                                    меня во сне».
                                                                        Клод Моне

Каменный ангел укутанный мхом
Смотрит на нас… Просыпаюсь рывком,
В горле рождается горький комок.
Солнце в глаза.
Шторы задёрнуть (внутри головы).
Утро такое, что хочется выть
Или, себя не жалея, навзрыд
Губы кусать.
Из сновидения тихо звучит
Нежное слово. Как редкая дичь,
Я не найдусь и теряю ключи
К жизни своей.
Сложно вернуться в течение сна,
Не изменившись. Считаю до ста.
Я — этот камень, глядящий на нас
Между ветвей.
Лишь, не мигая, смотрю в тишине:
Я неподвижен, я скован, я нем.
Пара танцует, забыв обо мне.
Будто в кино.
Пара танцует, купаясь в огнях,
В отблесках этого странного дня.
Каменный я не умеет обнять —
Мне не дано.


Ночной звонок



В той же самой стране,
но на разных кроватях —
рядовой инцидент
несовпада симпатий.
Тот же тёмный прибой
океански настойчив:
«Депрессуй, долбо**,
до полночи, до ночи».
Умирает вино,
хоть бокал не пригублен.
Надо сесть за фоно,
наиграть себе буги.
Восемь звуков за такт —
веселеть на пределе.
Невпопад, наугад
развеваться как лента.
Наступая на дых
набегающей песне,
засмеяться «хи-хи».
Взгромождая нелепость
полуночных гудков
на предмет разговора.
Равнодушный кивок — 
никому, без укора.
В никуда напрямик,
по своей (мизан)тропке —
рядовой Арлекин
на правах катастрофы
оставляет в тылу
только груду развалин: 
«Никогда, никому,
и не я, и не с вами».

 


Неоконченная история

 

Вентилятор режет спёртый воздух
непонятно кем и для кого.
Детектив подверженный психозу
пьёт вискарь и дёргает ногой.
Вечный плащ, наброшенный на спинку,
вечно мят. Контора заперта.
На вконец замызганной машинке
пару слов настукать до утра
— как финал избитой до абсурда
драмы на десяток человек.
Девять из — отъехавшая труппа,
плюс один — играющий за всех.
«Если вдруг актёры не выходят,
трагик сам поклоны на партер
отбивает… В меченой колоде
королей выносят без потерь».
— в тишине непрошеные мысли
возникают швалью в рукаве.
Тишина напросится на выстрел
до краёв заполнив Логан-Сквер.
Там снаружи бродит утончённый
драматург, искусник красных пьес.
Детектив, играя в отрешённость,
ждёт когда алмазный стеклорез 
впустит отзвук спящего Чикаго
и подвижный сгусток темноты.
Ждёт когда неосторожным шагом
тень раскроет имя и мотив.


Стансы



Засыпай, дорогой мой снег,
не учусь: мне не к первой, но паре.
В единичном живом экземпляре
я паломник для множества Мекк.
Уходи, мой родной городок,
за дороги, за шпалы, за реки:
путь качает, как мирное регги.
Для кого я и хаос и док?
Как же выйти за грани 3D,
если время стоит как обычно?
Нет исхода, когда гармоничность
не напомнит тебе о тебе.
Если небо есть кладбище звёзд,
значит все обитают в отрезке
где от смерти до смерти без треска
путь рассчитан, проложен, разверст.
В белый день не найти маяка,
в тёмный — в море никто не выходит.
Чей-то парус заметен навроде,
но ему не поймать ветерка.
Я такой же, как тот капитан:
после шторма подохну при штиле.
Обелиск прочно к небу пришпилен:
время с грустью стучать в барабан.

ЗОЖ


                                     "Жизнь — это то, что болит".
                                                               Тимур Алдошин

Если чувствуешь боль, значит точно живёшь…
Сам себя превращая в знакомый падеж
«отстрадательный». Плюс — сокращение «ЗОЖ»
означает не случай, где весел и пеш
я иду беззаботно (как по беговой)
по неторной тропинке заезженных дней,
а известный набор необузданных слов
«одинокая жизнь» (это, знаете, тренд!).
«За*бала» — достаточно модный глагол,
чтобы как-то разбавить, понять, оправдать.
Эта троечка в сумме — хороший предлог
для «нежизни» / для «вместе» / для взятия в штат
корпорации «ЭтоКонечноПройдёт»…
Всё сбывается, даже — сбывается смерть.
Даже счастье сбывается — наоборот,
от обратного хода, как ход теорем.

 


Oblivion


Ты легко меня забудешь, ты не вспомнишь обо мне –
рвётся узел наших судеб в гулкой звёздной тишине…
Ты легко предашь забвенью всё, что связано со мной.
В тусклом свете наши тени не становятся одной.
Да, становимся чужими, только были ли «свои»?
Мы — кино в старинном стиле, это значит — не зови
никого: на чёрно-белом фоне проще рассмотреть
цвет трагедии. Несмело время движется: на треть
годы пройдены, а значит всё, конечно, впереди
(этот вывод так заманчив, но неверен). Наш мотив
затихает, удаляясь. Недописанная жизнь
длится, только исчезает, что внутри меня дрожит,
только длинные секунды всё проходят рядом, нас
не задев. Себя абсурдно ощущать живым. На глаз
я прикину расстоянья до звезды и промолчу,
потому что, прибавляя к ним длину разбитых чувств,
получаем то, что нынче от меня и до тебя
не добраться: без кавычек — это Вечность. И, дробя
тишину на части звуком неуверенных шагов,
мы расходимся. Разлука начинается. Легко
отдаляться, но труднее — не оглядываться. Сталь
я в глазах, нет, не сумею удержать: теперь настал
тот момент, когда не нужно, а точнее — ни к чему
закрывать себя: игрушка продаётся — подчеркну.