Константин Скворцов

Все крылатые - братья

Казарка

На небе лебеди, иль мне мерещится?
Куда летят они? Куда — Бог весть...
А здесь, на озере, казарка плещется —
Спасибо Господу за то, что есть.


И на ветвях берёз, моя хорошая,
Жемчужных бусинок не перечесть.
А на руке моей росы горошина —
Спасибо Господу за то, что есть.


Пусть о бессмертии хлопочут гении.
Влюблённым в вечности хвала и честь.
А нам с тобой дано Любви мгновение —
Спасибо Господу за то, что есть.


На небе лебеди, иль мне мерещится?
Куда летят они? Куда — Бог весть...
А здесь, на озере, казарка плещется —
Спасибо Господу за то, что есть.


Серафим

Летит река по зарослям ольхи,
Промозглыми кувшинками бренча.
В гнезде едва притихшего ключа
Дерутся листья, словно петухи.
Развеяли мы юность на ветру
Безверия... Но в памяти храним,
Как по ночам к таёжному костру
Слетал с небес неслышный серафим.


Он наклонялся бережно ко мне,
Горящим углем очищал уста.
Слова любви, как ягоды с куста,
Перекликались в звёздной тишине.
И, вековые ельники круша,
Я звонче пел, чем пели топоры...
Я потерял тебя, и с той поры,
Как филин днём, молчит моя душа.


Воистину не знаем, что творим,
Но всё на этом свете неспроста.
Забыл меня мой вещий серафим,
И потому молчат мои уста.
Не шапка Мономаха тяжела,
А груз самодержавной немоты.
Мне знать бы только то, что ты жива.
Мне знать бы только, что любима ты.


* * *

Ко мне из детского кино
Ворвался чистый снег в окно
И замер друзою хрустальной.
А вдруг из жизни, из другой,
Отец, что вечно пах тайгой,
Явился из поездки дальней.


...Я на плечах в страну Емель
Плыву за тридевять земель
По морю синему в лукошке.
Казалось, что я сам гребу,
Но на его горячем лбу
Мои намокшие ладошки.


И, чтобы мне мужчиной стать,
Я буду камни собирать,
Душа отца в них обитает.
А этот снег, что как в кино,
Влетел сейчас в моё окно,
Как всё не вечное, растает.


* * *

Сегодня солнце не взошло —
Нелепый случай.
Мне объясняют, что оно
Зашло за тучи.


Подумаешь, что солнца нет,
Никто ж не ропщет.
Слепил глаза им белый свет.
Живи на ощупь!


Вокруг меня теней конвой.
О солнце, где ты?
Я ударяюсь головой
О все предметы.


Кошмарный сон!..
Сто тысяч бед,
Сто куролесиц!


Открыл глаза, а солнца нет...
Не будет — месяц!
Лишь угли, словно снегири,
В камине шаят.
Я разорвал календари.
И бросил в пламя.


* * *

В глубинке русской посреди разрухи
У нищих окон, как у царских врат,
Сидели на завалинке старухи
И тихо пели, глядя на закат.


Ни радио хрипящего, ни света,
Ни вечных кур, ныряющих в пыли...
Остались только песни им... И это
Взамен молочных речек и земли.В чужие дали уходило солнце.
В чужие клети сыпалось зерно...
На мой вопрос: и как же вам живётся? —
Они глаза подняли озорно.


Святая Русь, не знавшая покоя,
Омытая слезами, как дождём,
Где б я ещё услышать мог такое? —
Чего не доедим, то допоём!


То допоём!.. Так как же жил я, если
Мне знать доселе было не дано,
Что голова всему не хлеб, а песни,
Которые забыли мы давно?!


В глубинке русской над деревней робко
Вставало солнце алой пеленой...
Старушки пели песню неторопко,
И медленно вращался шар земной.


Дрозд

В неухоженном парке весеннем,
Что похож на забытый погост,
В прошлогодней траве, словно в сене,
По-мужицки хозяйничал дрозд.


Нас увидев, он замер... Едва ли
Мы ответить ему бы могли,
Почему у него отнимали
Сокровенный кусочек земли.


— Не смотри туда, милый... Не надо,—
Ты мне шепчешь,— ему не до нас...
Но нет сил оторваться от взгляда,
От его настороженных глаз!


Говорят, все крылатые — братья,
Но не знаю, поймёт ли наш дрозд,
Что мы выпали наземь, в объятья,
Из надёжно построенных гнёзд.


Нам летать, оказавшись на воле,
Нам светить и гореть, как звезда.
И, сгорая, не чувствовать боли
От колючего взгляда дрозда.


И другой я судьбы не приемлю...
Но, чтоб всё ж не случилось беды,
Мы туманом окутаем землю,
Где в траве копошатся дрозды!


Матушка пела

Снова глаза закрываю несмело,
Вспомнить пытаясь детство своё...
Помнится только: матушка пела...
Песней наполнено сердце моё.


Зимами злыми над прорубью белой,
В стылой воде полоская бельё,
Вся коченея, матушка пела.
Песней наполнено детство моё.


Больше она ничего не имела.
Только свой голос. Свой — ножевой.
Не было хлеба. Матушка пела,
И оттого я остался живой.


Рядом война полыхала и тлела.
Сытым ходило одно вороньё.
Вдовы рыдали. Матушка пела.
Песней наполнено детство моё.


Минуло время, память немела.
Но без войны я не прожил и дня.
Все эти годы матушка пела.
Это, должно, сохранило меня.


Мы отнесли её лёгкое тело
На вековечное поле-жильё.
Всё мне казалось: матушка пела.
Песней наполнено сердце моё.


* * *

Я в чудеса давно не верую,
Хоть верит им и стар, и мал.
Чтоб обратилась ты царевною,
Лягушку я не целовал.


А, упираясь в небо посохом,
Что отражалось на воде,
Не зная брода, яко посуху,
Я шёл, любимая, к тебе.


Когда б, как все, глазами хлопая,
Я шёл дорогой столбовой,
А не заказанными тропами,
Мы разминулись бы с тобой.


И, понимая всё, как водится,
Туда — нельзя, сюда — не смей,
В том омуте, где черти водятся,
С тобой мы ловим голавлей!


Что параллельные не сходятся —
Сказал какой-то хитрый лис,
Но по молитвам Богородицы
Они у нас пересеклись!

К списку номеров журнала «ДЕНЬ И НОЧЬ» | К содержанию номера