Павел Полуян

Коммунистическая трагедия

Всё ближе столетний юбилей Русской революции. Красная дата сдвигается в центр общественного внимания: нам нужна широкая дискуссия о смысле и уроках революции. Требуется подведение итогов — чтобы уверенно идти дальше, перешагнув вековой рубеж.


Коварный берег Утопии

Недавно я встретил в Интернете примечательный текст. Бывший наш соотечественник, ныне живущий в Германии, рассказывает, как в школе, где обучается его дочь, детям предложили прочитать книгу английского писателя шестнадцатого века Томаса Мора с описанием «наилучшего устройства государства на новом острове Утопия». Там представлено фантастическое общество без частной собственности, но с обязательным коллективным трудом и нормированным потреблением, где жизнь людей строго регламентируется и находится под контролем чиновников. Коммуна, одним словом. Как ни странно, в результате изучения этой небольшой книжки немецкие школьники выразили желание жить при таком общественном строе. И только дочь автора высказала сомнение, поскольку путь к утопическому социуму пролегает через кровавую революцию. Этот вариант изрядно смутил учительницу, которая, очевидно, придерживалась левых взглядов,— ей пришлось свернуть обсуждение темы
(http://muennich.livejournal.com/70089.html).

А между тем здесь есть о чём поговорить. Более того, обстоятельный разговор о глубинном смысле коммунистической идеи особенно важен для нас — он позволяет найти верный ракурс для точной обрисовки российской истории двадцатого века. К сожалению, иные публицисты склонны представлять отечественную революцию как некое зубодробительное недоразумение, порой даже патриотические писатели изображают революционное народное движение (вызванное условиями войны и спровоцированное внешними влияниями) в карикатурном виде бессмысленного и беспощадного бунта.

Я думаю, эти оценки в целом неверны, а ситуационно — вредны. Успешное развитие нашей Родины предполагает уважение к её истории, требует не разборок, а понимания и прощения. Во всех странах, у любых народов всегда гражданские войны — суть трагедии, кровь и слёзы. Причины междоусобиц сложны: тут сходятся и социальные, и религиозные, и геополитические факторы. Но, безусловно, у Русской революции, вопреки всему, прослеживается ясный этический посыл, который, несмотря на все кровавые эксцессы, позволяет нам положительно оценить исходные мотивы революционеров. А всё дело в том, что идея, вдохновлявшая социалистический проект, была благородна и чиста, веками выстрадана. Она возникла как ответ на основной вопрос общественной жизни: может ли человечество избавиться от лжи, несправедливости, зависти, стяжательства, угнетения и прочих социальных зол?

За десять лет до революции русский философ-экзистенциалист Николай Бердяев, вслед за религиозным философом Владимиром Соловьёвым, писал о правде социализма. Он утверждал: «В социализме есть и великая правда, так как велика ложь капиталистической и буржуазной общественности; я думаю даже, что в известном смысле нельзя не быть социалистом, это элементарная истина...» («Новое религиозное сознание и общественность»,http://predanie.ru/lib/book/91038/). Действительно, каждый человек, вероятно, в те или иные моменты своей жизни мечтал о некоем совершенном обществе, где нет обид и унижений, где все люди добры и отзывчивы, где отсутствует ложь и всё по справедливости. Но одновременно с надеждой неизбежно возникало вопрошание: почему люди не могут так жить прямо сейчас? Отчего они вместо дружбы и братства — мучают друг друга, радуются чужим несчастьям, стремятся возвыситься за счёт других?

Мечта о воцарении правды и справедливости была основой массовых религиозных движений и побуждала к реформаторским усилиям власть имущих человеколюбцев. Но религиозные движения приводили к нескончаемым конфликтам, а реформаторов-управленцев, как правило, оперативно устраняли более консервативные «братья по классу». Довольно быстро источник зла, мешающий прогрессивным переменам, был опознан как «золотой телец»: корысть, жажда господства и богатства,— как отношения частной собственности, ведущие к эксплуатации человека человеком. Тот же Томас Мор (к слову сказать, он был богатым царедворцем) заявлял в своей «Утопии»: «При внимательном созерцании всех процветающих ныне государств я могу клятвенно утверждать, что они представляются не чем иным, как неким заговором богачей, ратующих под именем и вывеской государства о своих личных выгодах... Истинная же причина такого положения — это частная собственность и деньги... По-моему, где только есть частная собственность, где всё мерят на деньги, там вряд ли когда-либо возможно правильное и успешное течение государственных дел... Если частная собственность останется, то и у наилучшей части населения навсегда останется горькое и неизбежное бремя скорбей».


Идеология на крови

Идея о том, что человек по смыслу своего существования предназначен к добру, и только частная собственность его портит,— многим казалась бесспорной, а к моменту появления марксизма она обрела вездесущую популярность. Собственно, вся суть марксизма в том, чтобы правдоподобными аргументами обосновать неизбежность устранения частной собственности из комплекса социальных отношений. Маркс и его последователи утверждали: дескать, естественное развитие человеческого общества пришло к переворотному пункту, когда частная собственность стала тормозом, а значит — закономерно подлежит ликвидации. Как только частная собственность на средства производства будет упразднена в ходе революционного переформатирования, сразу же откроются условия для создания нового общества, где проклятое стяжательство и корыстолюбие постепенно исчезнут.

Всё русское революционное движение было повязано сей идеологией, просто народники и эсеры казуистику Маркса не приветствовали, а для социал-демократов «научное обоснование» считалось важным, поскольку служило оправданием насильственного разрушения старого во имя прогрессивного нового. Соответственно, вся наша революция была проникнута идеей борьбы с мещанским богатством и «частнособственническими инстинктами» — вспомните книги и стихи того времени (Андрей Платонов, Аркадий Гайдар, Владимир Маяковский и другие). Романтики революции даже деньги хотели отменить и мечтали о будущем, где чистые и честные люди придут на смену испорченным поколениям, отягощённым злом и стяжательством.

Однако из прекраснодушной революционной мечты следовал один не очень красивый логический вывод: если людей эпохи частной собственности уже не переделать (разве что «перековать» в трудовом лагере), то, значит, нечего и жалеть старое общество, культурные ценности которого инфицированы скрытым злом. Будем разрушать ветхий мир до основания и возводить храм светлого будущего, чая появления новых людей,— вот тогда и наступит настоящий коммунизм. Ради ожидаемой гармонии было предложено перетерпеть некоторое усиление сегодняшнего зла: ведь мы используем средства старого мира — насилие и угнетение, ложь и обман, убийство и устрашение — для борьбы с ним же самим. Такова диалектика истории, революцию не сделать в белых перчатках...

Как мы теперь знаем, социальный эксперимент революционеров не увенчался успехом. Победитель дракона сам превратился в змей-горыныча. Возможно, эксперимент начался несвоевременно, и потому его энергия иссякла. Может быть, виной всему предательство вождей и перерождение советского народа, заражённого тлетворным влиянием капитализма. Но, так или иначе, в итоге случилось то, что следовало бы назвать коммунистической трагедией.

В России ценой больших жертв коммунистами было создано общество, где устранены коренные причины социального зла — отношения частной собственности и возможность накопления богатств, ведущие к социальному неравенству. А неравенство, которое порождалось государственной иерархией, аппаратно нивелировалось повышенной мерой ответственности, когда руководители за ошибки и нерадение подвергались жестоким наказаниям. Для советских людей ощущение того, что новое коммунистическое общество — с его высокой моралью и чистыми отношениями — вот-вот заявит о себе, было не отвлечённым мечтанием, а рациональным убеждением. В начале шестидесятых годов не только руководству Коммунистической партии Советского Союза, но и огромному множеству простых людей казалось, что двадцати лет как раз хватит для окончательного утверждения коммунизма.


Коммунизма нет— 
значит, всё позволено

Сейчас часто с иронией вспоминают о романтиках-шестидесятниках, которые воспевали «комиссаров в пыльных шлемах». Но ведь молодые люди тогдашнего СССР были убеждены, что социальные отношения советского общества радикально отличны от частнособственнического капитализма — отличаются в лучшую сторону. Новые социальные нормы не только открывают небывалые перспективы для бодрого научно-технического прогресса, но и препятствуют извечному социальному злу, которое на Западе откровенно проявляет себя в моральном разложении, грабительской преступности, захватнических войнах и эксплуатации бедных богатыми. И в самом деле: достаточно было посмотреть образцы буржуазного искусства, где воспевались романтичные убийцы, грабители банков, мошенники-авантюристы и прочие обитатели «Города грехов». Тем не менее коммунизм не наступал, а развитой социализм всё больше напоминал западное общество.

Позднее, когда стало ясно, что ожидания Программы КПСС не оправдываются, новоявленные советские инакомыслящие увидели ошибку вождей не в том, что запрещена частная собственность, а в том, что забыты идеалы революции — вместо творческого труда сверху насаждается удовлетворение материальных потребностей. Недовольство этим легко обнаружить не только в подмётных писаниях диссидентов левого толка, но и в книгах, стихах, песнях того времени. Я сам, когда в начале восьмидесятых вступал в КПСС, хитроумно начертал в заявлении: «Идеалы коммунизма являются моими жизненными идеалами, и я хочу за них бороться в рядах партии». Подразумевалось, что именно в партийных рядах я намерен затеять борьбу за эти идеалы. (И через несколько лет, в эпоху перестройки, этим я и занялся — войдя в «Комитет содействия перестройке», состоящий из красноярских партийцев, недовольных политикой крайкома КПСС.)

Поначалу объявленная Горбачёвым перестройка воспринималась широкими массами именно как очищение коммунистических идеалов — с ликвидацией номенклатурных перерожденцев, жуликов-воров и хлопковых миллионеров. Но с определённого момента вдруг обнаружилось, что сами собой восстанавливаются отношения частной собственности, открывшийся мир полон соблазнов, а сила денег проламывает любые границы. Оказалось, советское общество принципиально ничем не лучше западных социумов, а чем-то даже значительно хуже, поскольку сковывает свободу личности и предприимчивость. Более того, обнаружилось, что вся советская история пронизана большими и малыми обманами, когда всё нелицеприятное замалчивалось, а праведные цели осуществлялись неправыми средствами. Значит, всё было зря?

Суть коммунистической трагедии в том, что вроде как обнаруженный путь к идеальному обществу закончился тупиком с пауками. Оказалось, что на деле все люди по природной сути своей, от роду — «заточены» на неравенство и взаимоугнетение. Социалистические идеалы не воплотились, новые отношения не развились, братство обернулось притворным спектаклем — люди упорно возвращались к стратегии «человек человеку волк» (особенно если эти человеки — разных национальностей). А раз коммунизм невозможен, то всё позволено. Зачем строить из себя «человека коммунистического будущего», соблюдающего моральный кодекс бескорыстного труженика? Наоборот: надо жить весело и свободно, без оглядки на добродетельные идеалы — себе на пользу, другим на зависть.

Это ощущение недостижимости идеала и тщетности стремления к нему, вероятно, сыграло роль катализатора в цепной реакции разгула стяжательства и преступности, которые наблюдались в девяностые годы в Российской Федерации. Сейчас «праздник жизни» вроде бы утихомирился, но обнаруженная этическая проблема заострилась ещё больше: неужели всё-таки нельзя устроить человеческое общество без зла? Неужели все наши стремления к социальному идеалу суть беспочвенные мечтанья и вымышленная сказка-утопия? Согласитесь, не очень-то уютно себя чувствуешь, когда представляешь, что «прекрасное далёко» неизбежно будет жестоким, а грядущие поколения наших потомков обречены жить среди пороков и разврата в мире зависти и корысти, подвергаясь гнёту репрессивных аппаратов государства и агрессиям со стороны активных искателей счастья...


Уроки будущего

Вот такой невесёлый итог может получиться у разговора о справедливом устройстве общества. Но учить этот урок надо, ведь коммунистическая трагедия — падение мечты о справедливом бесклассовом обществе — это не праздная басня с моралью, а серьёзный геополитический фактор. Достаточно сказать, что одной из мотиваций русофобии в постсоветских странах служит подспудное желание снять с себя ответственность за принятие этих идеалов. Это, мол, русские нас обманули и коварно соблазнили. А мы, все такие рациональные, всегда хотели жить цивилизованно.

Впрочем, есть и другие оценки происшедшего. У меня как-то любопытное совпадение случилось: я только-только вернулся из Китая с выставки-презентации новейших научных разработок и технологий стран Центральной Азии, а когда дорвался до Интернета (в Синьцзяне было не до того) — обнаружил актуальный сюжет: все обсуждали появившийся в Сети китайский мультфильм «Вперёд, товарищи!» Эта дипломная работа выпускницы Пекинского кинематографического института Йилин Ванг — взгляд из Китая на развал СССР глазами маленькой девочки. Небольшой восьмиминутный сюжет раскрывает всю глубину трагедии низвержения коммунистических идеалов как обиду ребёнка, преданного матерью (http://www.youtube.com/watch?v=sV_DYvzCeIA). Кто не видел этот фильм, советую посмотреть. И, надо отметить, конец фильма сделан открытым, если рассматривать его как пророчество: «коммунистическая трагедия» имеет продолжение. Прекрасная девочка из мультфильма спрашивает: «Теперь американцы будут бомбить наши дома?» Предательство идеалов оказывается исторически наказуемым. Мне вспомнилась мистическая история о русском мальчике-пророке Льве Федотове, который в своём дневнике предрёк начало войны в июне 1941-го и расписал по пунктам все её этапы — вплоть до запоздалого открытия второго фронта и взятия Берлина Красной Армией. Он погиб под Тулой в 1943 году, но интересна запись, сделанная им в самом начале войны: «...Может быть, после победы над фашизмом нам случится ещё встретиться с последним врагом — капитализмом Америки и Англии, после чего восторжествует абсолютный коммунизм на всей земле. Но уж когда будет разбит последний реакционный притон, тогда воображаю, как заживёт человечество!» (http://dic.academic.ru/dic.nsf/ruwiki/1883200)

Кстати, надо добавить пару слов и про фашистскую утопию, захватившую воображение немецких бюргеров. Такая утопия тоже существовала, и была она как раз чётко противоположна коммунистической идее. Основа нацизма — аксиоматически принятая испорченность, неравноценность людей и установленная как норма воля к господству высших над низшими. Соответственно, планировалось создание общества с кастой арийских господ и остальными недочеловеками (унтерменшами), по природе обречёнными к подчинению и рабству. Сейчас эта расистская идеология возрождается вновь — появляются предложения реально создать с помощью генных модификаций и биотехнологий расу покорных рабов, которые туповаты, но исполнительны и покорны. Этого, например, требует в своём блоге один известный либерал-атеист (он ещё предлагает — дабы рабы не вызывали сочувствия — придать им уродливый вид гоблинов и гномообразный низкий рост).

И, завершая разговор, надо упомянуть про советских писателей — коммунистов-утопистов позднего времени — Ивана Ефремова и братьев Стругацких. Они, конечно, понимали исходную этическую проблему и пришли к выводу, что только целенаправленное воспитание и психотренинги могут сформировать коммунистического человека, свободного от зла стяжательства и властолюбия. Собственно, и упомянутый выше русский философ Николай Бердяев в книге «Новое религиозное сознание» в 1907 году писал: «Перестать властвовать над другими, перестать быть капиталистом и буржуа, сделаться человеком есть великая радость, открытая всем... Реализация правды социализма зависит от силы человеческого сознания и человеческих чувств и желаний, от соединения правды с её источником — Силой». Бердяев особо подчёркивал, что переход к этому идеалистическому духовному движению будет возможен лишь на почве глубокого разочарования в существе политической революции.

А раз так, у России есть неплохие шансы превратить нынешнее разочарование в революционных преобразованиях в целевой общественный порыв, проникнутый стремлением к истинно справедливому обществу, в котором социальное зло будет искореняться усилиями гражданского общества и деятельностью общественных организаций (воспитательной, духовной, психологической). Для того чтобы это стало возможным, я предлагаю сосредоточить на этом направлении усилия прогрессивных политических партий и сформулировать надлежащие изменения в Конституции РФ.

Конкретизирую свою мысль. Последнее время много говорится о необходимости изменений в действующей Конституции РФ, особенно в статье 13, где подчёркивается многообразие идеологий и декларируется отсутствие государственной идеологии. Но правомерно и опасение, что идеология, утверждённая в качестве государственной, может привести к спорам и раздорам. Думаю, всё же есть приемлемый вариант: государственная идея должна быть выражением этического идеала — стремления государства построить общественный организм, где не будет социальных зол — лжи и несправедливости, угнетения и эксплуатации, стяжательства и обогащения одних за счёт других.

Эта «идея-правительница» (термин писателей-евразийцев) будет выражением общих, всем очевидных чаяний и надежд, то есть не вызовет споров. Она привнесёт в общественное существование нечто новое — осмысленность государственной жизни. Формулировка такой идеи как государственной миссии, записанной в Конституции, поистине одухотворит весь корпус законов Российской Федерации, которые из «законодательных норм», соблюдаемых в силу принуждений и наказаний, превратятся в средство достижения в будущем гармоничного и справедливого общества. Думаю, что конкретные формулировки конституционного текста, воплощающего данную идею, легко найдутся в ходе обсуждений на общем форуме политических партий, который можно было бы собрать в Кремле в преддверии новых выборов в Государственную Думу. Это было бы правильно.

Вы можете расценить моё предложение как утопический прожект, оторванный от действительности. В качестве контрдоводов приведу два примера. В конце девяностых годов я работал по заказам одного регионального коммерческого банка — вёл определённого рода информационную работу, составлял разные материалы и всякую аналитику. Банком руководил доктор экономических наук, бывший преподаватель политэкономии. Так вот, я помню, как ему активно не нравилось стандартное положение устава коммерческих организаций — «извлечение прибыли»: он во всех официальных бумагах требовал прописывать, что смысл деятельности их банка — удовлетворение общественной потребности. И в самом деле, какими юридическими аксиомами мотивировано уставное требование об «извлечении прибыли»? Не вправе ли учредители сами решать, в чём смысл деятельности создаваемой организации? С учётом нововведений в Конституцию РФ, о которых я сказал выше, подобное изменение стандартного разделения коммерческих и некоммерческих организаций становится допустимым. Ведь наш общественный идеал — нестяжательство!

Другой пример. Известно, что государственная собственность в нашей стране через неправедную (а где-то и незаконную) приватизацию перешла в частную собственность отдельных лиц. Пересматривать итоги приватизации было бы опять же неправедной акцией, поскольку за прошедшие два десятилетия эта собственность деструктурировалась. Однако нарушение идеала справедливости по-прежнему ощущается — даже сами новые владельцы его чувствуют. Интересную идею предложили руководители компании «Лукойл»; они прямо говорят и подчёркивают (даже в рекламе), что это не частная фирма (хотя юридически так), а национальная компания (но никаких юридических оснований у данного термина нет). Тем самым акцентируется опять-таки общественная миссия компании-недропользователя и уникальность её возникновения, когда государственная собственность оказалась в управлении частных лиц. А с учётом нововведений в Конституции нам останется лишь разработать юридические новации, которые закрепят такой статус крупных частных компаний, что выразится в предписании им работать на благо страны и народа (это, в частности, предотвратит возможность перехода контроля над их капиталом в иностранную юрисдикцию). И в самой Конституции РФ декларация общественного идеала неизбежно вызовет подвижки: например, богатства недр следует, безусловно, отнести к народному достоянию, что предполагает непреложность государственного контроля за их коммерциализацией.

Таким образом, описанное здесь конституционное предложение вполне рационально. Русская революция прошла не зря — мы стали умнее. Так давайте будем крепки этим своим умом: «золотой миллиард» может и дальше править свой бал, а мы пойдём отсюда — в светлое будущее!

К списку номеров журнала «ДЕНЬ И НОЧЬ» | К содержанию номера