Владимир Алейников

Роза в дожде. Стихотворения

* * *


Шум дождя мне ближе иногда


Слов людских – мы слушать их устали, –


Падай с неба, светлая вода,


Прямо в душу, полную печали!


 


Грохнись в ноги музыке земной,


Бей тревогу в поисках истока, – 


Тем, что жизнь проходит стороной,


Мы и так обмануты жестоко.


 


Падай с неба, память о былом,


Припадай к траве преображённой,


Чтоб не бить грядущему челом


Посреди страны полусожжённой.


 


Лейся в чашу, терпкое вино,


Золотое марево утраты, – 


Мне и так достаточно давно


Слёз и крови, пролитых когда-то.


 


Где-то там, за гранью тишины,


Есть земля, согретая до срока


Тем, что ждать мы впредь обречены –


Ясным светом с юга и с востока.


 


Не томи избытком доброты,


Не пугай внимания нехваткой, –


В том, что явь не пара для мечты,


Важен привкус – горький, а не сладкий.


 


Потому и ратуй о родном,


Пробивай к неведомому лазы,


Чтоб в листве, шумящей за окном,


Исчезали века метастазы.


 


Может, весть извне перелилась


Прямо в сердце, сжатое трудами?


Дождь пришёл – и песня родилась,


Чтобы стать легендою с годами.


 


* * *


 


Те же на сердце думы легли,


Что когда-то мне тяжестью были, – 


Та же дымка над морем вдали,


Сквозь которую лебеди плыли,


Тот же запах знакомый у свай,


Водянистый, смолистый, солёный,


Да медузьих рассеянных стай


Шевеленье в пучине зелёной.


 


Отрешённее нынче смотрю


На привычные марта приметы –


Узкий месяц, ведущий зарю


Вдоль стареющего парапета,


Острый локоть причала, наплыв


Полоумного, шумного вала


На событья, чтоб, россыпью скрыв,


Что-то выбрать, как прежде бывало.


 


Положись-ка теперь на меня –


Молчаливее вряд ли найдёшь ты


Среди тех, кто в течение дня


Тратят зренья последние кошты,


Сыплют в бездну горстями словес,


Топчут слуха пустынные дали,


Чтобы глины вулканный замес


Был во всём, что твердит о печали.


 


Тронь, пожалуй, такую струну,


Чтоб звучаньем её  мне напиться,


Встань вон там, где, встречая весну,


Хочет сердце дождём окропиться,


Вынь когда-нибудь белый платок,


Чтобы всем помахать на прощанье,


Чтоб увидеть седой завиток


Цепенеющего обещанья.


 


* * *


 


Слова и чувства стольких лет,


Из недр ночных встающий свет,


Невыразимое, земное,


Чью суть не всем дано постичь,


И если речь – в ней ключ и клич,


А может, самое родное.


 


Давно седеет голова –


И если буйною сперва


Была, то нынче – наподобье


Полыни и плакун-травы, –


И очи, зеленью листвы


Не выцвев, смотрят исподлобья.


 


Обиды есть, но злобы нет,


Из бед былых протянут след


Неисправимого доверья


Сюда и далее, туда,


Где плещет понизу вода


И так живучи суеверья.


 


И здесь, и дальше, и везде,


Судьбой обязанный звезде,


Неугасимой, сокровенной,


Свой мир я создал в жизни сей –


Дождаться б с верою своей


Мне пониманья во вселенной.


 


* * *


 


Для высокого строя слова не нужны –


Только музыка льётся сквозная,


И достаточно слуху ночной тишины,


Где листва затаилась резная.


 


На курортной закваске замешанный бред –


Сигаретная вспышка, ухмылка,


Где лица человечьего всё-таки нет,


Да пустая на пляже бутылка.


 


Да зелёное хрустнет стекло под ногой,


Что-то выпорхнет вдруг запоздало, –


И стоишь у причала какой-то другой,


Постаревший, и дышишь устало.


 


То ли фильма обрывки в пространство летят,


То ли это гитары аккорды, –


Но не всё ли равно тебе? – видно, хотят


Жить по-своему, складно и твёрдо.


 


Но не всё ли равно тебе? – может, слывут


Безупречными, властными, злыми,


Неприступными, гордыми, – значит, живут,


Будет время заслуживать имя. 


 


Но куда оно вытекло, время твоё,


И когда оно, имя, явилось –


И судьбы расплескало хмельное питьё,


Хоть с тобой ничего не случилось,


 


Хоть, похоже, ты цел – и ещё поживёшь,


И ещё постоишь у причала? –


И лицо своё в чёрной воде узнаёшь –


Значит, всё начинаешь сначала?


 


Значит, снова шагнёшь в этот морок земной,


В этот сумрак, за речью вдогонку? – 


И глядит на цветы впереди, под луной,


Опершись на копьё, амазонка.


 


* * *


 


Багровый, неистовый жар,


Прощальный костёр отрешенья


От зол небывалых, от чар,


Дарованных нам в утешенье,


Не круг, но расплавленный шар,


Безумное солнцестоянье,


Воскресший из пламени дар,


Не гаснущий свет расставанья.


 


Так что же мне делать, скажи,


С душою, с избытком горенья,


Покуда смутны рубежи,


И листья – во влажном струенье?


На память ли узел вяжи,


Сощурясь в отважном сиянье,


Бреди ль от межи до межи,


Но дальше – уже покаянье.


 


Так что же мне, брат, совершить


Во славу, скорей – во спасенье,


Эпох, где нельзя не грешить,


Где выжить – сплошное везенье,


Где дух не дано заглушить


Властям, чей удел – угасанье,


Где нечего прах ворошить,


Светил ощущая касанье?


 


* * *


 


От разбоя и бреда вдали,


Не участвуя в общем броженье,


На окраине певчей земли,


Чей покой, как могли, берегли,


Чую крови подспудное жженье.


 


Уж не с ней ли последнюю связь


Сохранили мы в годы распада,


Жарким гулом её распаляясь,


Как от дыма, рукой заслоняясь


От грядущего мора и глада?


 


Расплескаться готова она


По пространству, что познано ею –


Всею молвью сквозь все времена –


Чтобы вновь пропитать семена


Закипающей мощью своею.


 


Удержать бы зазубренный край


Переполненной чаши терпенья! – 


Не собачий ли катится лай?


Не вороний ли пенится грай?


Но защитою – ангелов пенье.


 


* * *


 


Конечно же, это всерьёз –


Поскольку разлука не в силах


Решить неизбежный вопрос


О жизни, бушующей в жилах,


Поскольку страданью дано


Упрямиться слишком наивно,


Хоть прихоть известна давно


И горечь его неизбывна.


 


Конечно же, это для вас – 


Дождя назревающий выдох


И вход в эту хмарь без прикрас,


И память о прежних обидах,


И холод из лет под хмельком,


Привычно скребущий по коже,


И всё, что застыло молчком,


Само на себе непохоже.


 


Конечно же, это разлад


Со смутой, готовящей, щерясь,


Для всех без разбора, подряд,


Подспудную морось и ересь,


Ещё бестолковей, верней – 


Паскуднее той, предыдущей,


Гнетущей, как ржавь, без корней,


Уже никуда не ведущей.


 


Конечно же, это исход


Оттуда, из гиблого края,


Где пущены были в расход


Гуртом обитатели рая, – 


Но тем, кто смогли уцелеть,


В невзгодах души не теряя,


Придётся намаяться впредь,


В ненастных огнях не сгорая.


 


* * *


 


Ставшее достоверней


Всей этой жизни, что ли,


С музыкою вечерней


Вызванное из боли –


Так, невзначай, случайней


Чередованья света


С тенью, иных печальней, – 


Кто нас простит за это?


 


Пусть отдавал смолою


Прошлого ров бездонный,


Колесованье злое


Шло в толчее вагонной, – 


Жгло в слепоте оконной


И в тесноте вокзальной


То, что в тоске исконной


Было звездой опальной.


 


То-то исход недаром


Там назревал упрямо,


Где к золотым Стожарам


Вместо пустого храма,


Вырванные из мрака,


Шли мы когда-то скопом,


Словно дождавшись знака


Перед земным потопом.


 


Новым оплотом встанем


На берегу пустынном,


Песню вразброд не грянем,


Повременим с почином, – 


Лишь поглядим с прищуром


На изобилье влаги


В дни, где под небом хмурым


Выцвели наши флаги.


 


* * *


 


Взглянуть успел и молча побрести


Куда-то к воинству густому


Листвы расплёснутой, – и некому нести


Свою постылую истому,


Сродни усталости, а может, и тоске,


По крайней мере – пребыванью


В краю, где звук уже висит на волоске, – 


И нету, кажется, пристойного названья


Ни чувству этому, что тычется в туман


С неумолимостью слепою


Луча, выхватывая щебень да саман


Меж глиной сизою и порослью скупою,


Ни слову этому, что пробует привстать


И заглянуть в нутро глухое


Немого утра, коему под стать


Лишь обещание сухое


Каких-то дремлющих пока что перемен


В трясине тлена и обмана,


В пучине хаоса, – но что, скажи, взамен? –


Труха табачная, что разом из кармана


На камни вытряхнул я? стынущий чаёк?


Щепотка тающая соли?


Разруха рыхлая, свой каверзный паёк


От всех таящая? встающий поневоле


Вопрос растерянный: откуда? – и ответ:


Оттуда, где закончилась малина, – 


И лето сгинуло, и рая больше нет,


Хоть серебрится дикая маслина


И хорохорится остывшая вода,


Неведомое празднуя везенье, –


Иду насупившись – наверное, туда,


Где есть участие – а может, и спасенье.


 


* * *


 


День к хандре незаметно привык,


В доме слишком просторно, –


Дерева, разветвясь непокорно,


Не срываясь на крик,


Издают остывающий звук,


Что-то вроде напева,


Наклоняясь то вправо, то влево


Вслед за ветром – и вдруг


Заслоняясь листвой


От неряшливой мороси, рея


Как во сне – и мгновенно старея,


Примирённо качнув головой.


 


Так и хочется встать


На котурнах простора,


Отодвинуть нависшую штору,


Второпях пролистать


Чью-то книгу – не всё ли равно,


Чью конкретно? – звучанье валторны,


Как всегда, непритворно,


Проникает в окно,


Разойдясь по низам,


Заполняет округу


Наподобье недуга – 


И смотреть непривычно глазам


 


На небрежную мглу,


На прибрежную эту пустыню,


Где и ты поселился отныне,


Где игла на полу


Завалялась, блеснув остриём


И ушко подставляя


Для невидимой нити – такая


Прошивает, скользя, окоём,


С узелками примет


Оставляя лоскут недошитым,


Чтоб от взглядов не скрытым


Был пробел – а за ним и просвет.


 


* * *


 


Призрак прошлого к дому бредёт,


Никуда не торопится,


Подойдёт – никого не найдёт,


Но такое накопится


В тайниках незаметных души,


Что куда ему, дошлому,


Торопиться! – и ты не спеши,


Доверяющий прошлому.


 


Отзвук прошлого в стёклах застрял


За оконною рамою –


Словно кто-нибудь за руки взял


Что-то близкое самое,


Словно где-нибудь вспыхнуло вдруг


Что-то самое дальнее,


Но открыться ему недосуг, –


Вот и смотришь печальнее.


 


Лишь озябнешь да смотришь вокруг – 


Что за место пустынное?


Что за свет, уходящий на юг,


Приходящий с повинною,


Согревающий вроде бы здесь


Что-то слишком знакомое,


Был утрачен – да всё же не весь,


Точно счастье искомое?


 


Значит, радость вернётся к тебе,


Впечатления чествуя,


С тем, что выпало, брат, по судьбе,


Неизменно соседствуя,


С тем, что выпадет некогда, с тем,


Что когда-нибудь сбудется, – 


И не то чтобы, скажем, Эдем,


Но подобное чудится.


 


* * *


 


От заботы великой твоей


О таких вот усталых


Сочинителях книг запоздалых


О слетевших с ветвей,


Индевеющих листьях, о тех


Улетающих к югу пернатых,


Что в лесных обитали пенатах


И напелись за всех,


 


О таком, что потом


Непременно напомнит о прошлом,


От которого жарко подошвам


На ковре золотом,


Пересыпанном зернью росы,


Зачернённом дождями,


Там, где ржавыми вбиты гвоздями


Дорогие блаженства часы,


 


От заботы о том,


Что томит меня ночью туманной,


Что аукнется тьмой безымянной,


Перевяжет жгутом


Что-то нужное сердцу – а там


Переменит пластинку,


Что тревожит меня под сурдинку,


Что идёт по пятам,


 


Как-то зябко становится вдруг,


Чаровница-погодка, –


Воровская ли ветра походка


И луны ведовской полукруг


В запотелом окне


Навевают под утро такое, – 


Но стоишь, позабыв о покое,


От людей в стороне.


 


* * *


 


Всё дело не в сроке – в сдвиге,


Не в том, чтоб, старея вмиг,


Людские надеть вериги


Среди заповедных книг, –


А в слухе природном, шаге


Юдольном – врасплох, впотьмах,


Чтоб зренье, вдохнув отваги,


Горенью дарило взмах –


Листвы над землёй? крыла ли


В пространстве, где звук и свет? –


Вовнутрь, в завиток спирали,


В миры, где надзора нет!


 


Всё дело не в благе – в Боге,


В единстве всего, что есть,


От зимней дневной дороги


До звёзд, что в ночи не счесть, –


И счастье родного брега


Не в том, что привычен он,


А в том, что устав от снега,


Он солнцем весной спасён, –


И если черты стирали


Посланцы обид и бед,


Не мы ли на нём стояли


И веку глядели вслед?


 


* * *


 


А чуда ни за что не рассказать –


За дружеской неспешною беседой


На сплав немногословности не сетуй


С тем, что узлом впотьмах не завязать,


Не выразить, как взгляды ни близки


И сколь ни далеки шаги в пространстве –


И всякий раз, и в трезвости, и в пьянстве,


Кусаешь недомолвок локотки.


 


Коль чуду не стоять бы на своём,


Иную обрели бы мы дорогу,


Ведущую к забвенью понемногу, –


И мы его и видим, и поём,


И чествуем, и чувствуем везде,


Где есть надежда так, а не иначе


Уйти к нему тропой самоотдачи,


В мирской не задержавшись чехарде.


 


Когда подобно рвению оно


И вместе с тем похоже на смиренье, –


Намёков и примет столпотворенье


Горенью без раздумий отдано


Для жертвенного света и тепла,


Для внутреннего строгого отбора,


Где истины крупицами не скоро


Сверкнут на солнце пепел и зола.


 


ЭЛЕГИЯ


 


Кукушка о своём, а горлица – о друге,


А друга рядом нет –


Лишь звуки дикие, гортанны и упруги,


Из горла хрупкого летят за нами вслед


Над сельским кладбищем, над смутною рекою,


Небес избранники, гонимые грозой


К стрижам и жалобам, изведшим бирюзой,


Где образ твой отныне беспокою.


 


Нам имя вымолвить однажды не дано –


Подковой выгнуто и найдено подковой,


Оно с дремотой знается рисковой,


Колечком опускается на дно,


Стрекочет, чаемое, дудкой стрекозиной,


Исходит меланхолией бузинной,


Забыто намертво и ведомо вполне, –


И нет луны, чтоб до дому добраться,


И в сердце, что не смеет разорваться,


Темно вдвойне.


 


Кукушка о своём, а горлица – о милом, –


Изгибам птичьих горл с изгибами реки


Ужель не возвеличивать тоски,


Когда воспоминанье не по силам?


И времени мятежный водоём


Под небом неизбежным затихает –


Кукушке надоело о своём,


А горлица ещё не умолкает.


 


* * *


 


Мне вспомнилась ночью июльскою ты,


Отрадой недолгою бывшая,


В заоблачье грусти, в плену доброты


Иные цветы раздарившая.


 


Чужая во всех на земле зеркалах,


Твои отраженья обидевших,


Ты вновь оказалась на лёгких крылах


Родною среди ясновидящих.


 


Не звать бы тогда, в одиночестве, мне,


Где пени мгновения жалящи, –


Да тени двойные прошли по луне,


А звёздам дожди не товарищи.


 


Как жемчуг болеет, не чуя тепла,


Горячего тела не трогая,


Далече пора, что отныне ушла,


И помнится слишком уж многое.


 


А небо виденьями полно само,


Подобное звону апрельскому, – 


И вся ты во мраке, и пишешь письмо –


Куда-то – к Вермееру Дельфтскому.


 


РОЗА В ДОЖДЕ


 


Едва прикоснусь и пойму,


Что миг завершился нежданно,


Не знаю тогда, почему


Ты вновь далека и желанна.


 


Едва осознаю вблизи


Томящее чувство исхода,


Скорее ладонь занози –


Не в ней ли гнездо непогоды?


 


По дальше – не знаю, когда –


Быть может, в цепях расставанья –


Коснётся меня навсегда


Жестокое имя желанья.


 


Ты роза в дожде проливном,


Рыдающий образ разлуки,


Подобно свече за окном,


Случайно обжёгшая руки.


 


Ты ангельский лепет во сне,


Врачующий шёпот мученья,


Когда зародилось во мне


Мечтанье, сродни отреченью.


 


И с кем бы тебя обручить,


Виновницу стольких историй? –


Но сердце нельзя излечить


От ропота вне категорий.


 


Из этих мелодий восстань –


Довольно расплёскивать чары –


Ещё на корню перестань


Изыскивать щебету кару.


 


В нём хор, прославляющий днесь


Красу твою позднюю летом,


Чтоб ты в ожерелье чудес


Осталась немеркнущим светом.


 


СВЕТЛЯКИ


 


Нам не вспомнить, зачем в ночах


Появились они из детства,


Отягчая плечей размах,


Точно призрачное наследство.


 


Потаённей соседства птиц,


Засыпавших в кустах и кронах,


Белизна изумлённых лиц


Отражалась в очах влюблённых.


 


И на платьях, жасминно-бел,


Цвет неистовей пел в объятьях,


Чем представить восторг умел,


Захлебнувшийся в восприятьях.


 


Смысл событий и суть вещей


Открывались во мгле кромешной,


Где поспешность была плащей


Неизбежней любви прибрежной.


 


Восставали за валом вал,


Исступлённее мела в черни, –


Там на воле давали бал,


Домогались земли дочерней.


 


В море гул оставался цел,


На земле исцеленья ждали –


И тогда я взглянуть посмел


На открытую сцену дали.


 


Там сверкала призывов тьма


И мерцала надежд армада –


И сводили меня с ума


Светляки на подмостках сада.


 


Их теперь не найти нигде –


Заблудившись в иных канунах,


Топят девы в ночной воде


Ярый воск отражений лунных.


 


ВЕЧЕРНЯЯ ЗАРЯ


 


Где ночь встаёт на стогнах ноября


И есть ещё дыханье в мире этом,


Горит она, вечерняя заря,


Колеблемым дарованная светом.


 


Нет возраста тебе, святая дрожь,


Затронувшая сердце и ресницы, –


Не часто ты рождаешься – и всё ж


Так просто не уходишь со страницы.


 


Коснулось наконец-то и тебя


Вторженье жертвенного зова,


Чтоб жил ещё, сгорая и любя,


В стихии горестного слова.


 


Заря вечерняя! – за что же мне тогда


Во имя верности ты днесь уже открылась,


Чтоб крылья не сложившая звезда


Как птица в небе появилась?


 


За что, тобою полон и ведом,


Куда лишь Ангелы да праведники вхожи,


Иду негаданно в тумане золотом,


Биенье тайны растревожа?


 


И чашу полную без робости беру,


Скорбей и радостей вмещающую диво, –


Един Господь – а с Ним я не умру,


Заря вечерняя, ровесница порыва. 

К списку номеров журнала «» | К содержанию номера