Ара НАЗАРЕТЯН родился 10 августа 1950 г. в г. Алаверди. Окончил экономический факультет ЕГУ. Печатается с 1965 года. Член Союза писателей Армении. Автор шести книг прозы. Лауреат ряда престижных литературных премий Армении. Новеллы и рассказы переведены на русский, английский, грузинский, публиковались в США, Польше, Грузии, России.
Работа привратника не то дело, которое заполняет весь твой день. Потому наблюдение за происходящим в кафе-баре привратник тоже сделал своим занятием. Официантка, месяц назад принятая на работу в кафе, весь этот месяц говорила бармену: нет! Целый месяц, с утра до вечера, каждую свободную от дел минуту она твердила ему: нет! Улыбаясь, передавала ему заказы от столиков, и бармен выслушивал их с выражением серьезной любезности на лице, но, когда заказ бывал готов и наступал его черед улыбаться, официантка, аккуратно расставив все на подносе, внятно произносила: нет! — и уносила поднос. Снуя по залу кафе, она всякий раз, оказавшись рядом со стойкой бара, говорила бармену: нет! Настроение у бармена падало, и это явно нравилось официантке: она так и лучилась удовольствием, а золотые браслеты на руках, голых до локтя, и тонкое девичье колечко кидали яркие блики в глаза бармену. Но едва глаза бармена загорались огнем, официантка опять говорила ему: нет! — и так до самого вечера. А вечером, перед самым закрытием, она лучезарно улыбалась ему на прощание, но говорила на сей раз по-другому: никогда! — что уже в самом деле означало решительный отказ. Она выпаливала: нет, нет и нет! — и оставляла бармена вкушать сладкую муку неизбывной печали в блаженном одиночестве... Крохотная девчушка, с час назад пришедшая сюда с матерью в сопровождении пятерых мужчин, заскучала в полутьме кафе, а может, ее привлек свет, и она бочком-бочком незаметно перебралась к столику привратника: тут и света было побольше, и дяденька с круглым добрым лицом уже давно сидел здесь один-одинешенек, и никто с ним не разговаривал... Между тем на старом ее месте, правда, в переменном составе, но четверо спутников в наличии были всегда, однако из их разговоров она ни словечка не понимала, а они с ней если и заговаривали, то ненадолго, потому что по очереди вставали и уходили куда-то в глубь зала, где как будто была какая-то дверь — в темноте было не разглядеть. Дверь открывалась и закрывалась, и кто-то приходил — тот, кто последним ушел в ту сторону. Ушедший возвращался после долгого отсутствия и потому, наверное, никогда не помнил, зачем уходил, — а ведь уходил он, чтобы узнать, скоро ли вернется мама... И поскольку ни с одним из этих четверых (плюс пятый — кто всякий раз отсутствовал) разговор у нее не ладился, ей стало неинтересно, и девчушка маленькими шажками, тихонько перекочевала поближе к привратнику, у которого и света было больше, и он никуда не уходил, и некому было с ним поговорить, а еще у него было доброе лицо, и он, похоже, был совсем не против того, чтобы девчушка подсела за его стол, и все время улыбался ей. Девочка была ему за это благодарна и, зная, что взрослые любят, когда им подыгрывают, состроила улыбку, точь-в-точь как у привратника — круглую, как яблоко, но так как личико у нее было худенькое, надула щечки, чтобы улыбка больше походила на привратникову и получилась круглая, как яблоко. Потом ей захотелось сказать ему что-нибудь приятное, и она произнесла: «Моя мама очень хорошая». И приготовилась немедленно заплакать, если вдруг кто-нибудь усомнится в этом: в ее глазенках уже показался краешек надвигающейся дождевой тучи. У привратника, наверное, не было мамы, а может, была, но не такая хорошая, потому что он погрустнел. «Хочешь конфету?» — проходя мимо, сказала официантка. «Моя мама мне все-все покупает». Девчушка, с важностью выпятив нижнюю губку, гордо оглядела свой наряд. Одежда на ней была скорее дорогой, чем красивой, привратник недоверчиво покачал головой и сказал: «Твоя мама...» И что-то в его словах девчушке не понравилось. Ох уж эта работа привратника... Правда, от его взгляда ничто не ускользнет. Как не укрылась от него перемена в поведении официантки: за весь сегодняшний день она еще ни разу не улыбнулась бармену, с самого утра занималась исключительно своим делом, педантично и с нарочитым усердием, и не посылала ему деланых улыбок, подчеркнуто не глядела ему в глаза и не говорила: нет! Бармен полдня строил предположения по поводу этих перемен и, в конце концов остановившись на благо-приятном для себя варианте, тихо сияя, суетился за своей стойкой в окружении разноцветных бутылок и искрящихся чистотой бокалов. Меж тем официантка опускала голову все ниже и не говорила: нет! В очередной раз проходя мимо девочки, она принесла ей пирожное и попыталась ущипнуть за щечку. И когда ухватила девочку за щечку, малышка сказала: «Моя мама...» Мужчина, которого не было с полчаса, вернулся и развалился на своем стуле в позе заслуженной усталости. Привратник, пряча глаза — наверняка собрался ей соврать и боялся разоблачения, — сказал девочке: «Твоя мама...» И снова девчушке что-то не понравилось. Она решила поразмыслить над его словами, но чуть погодя оставила это занятие и спросила: «Это потому, что она оставила меня одну? Но мама скоро придет. Она всегда приходит». В это самое мгновение официантка как раз проходила мимо стойки бара. Она остановилась. Полнейшая тишина! Бармен вытянул шею. И официантка, которая с самого утра еще ни разу не сказала: нет, разом выпалила: никогда! — хотя до вечера и до конца работы было еще далеко. И с грохотом поставила чистую пепельницу на столик пятерых — их, по обыкновению, опять было четверо: один удалился в сторону невидимой двери. Этот был последний по счету, пятый. Поглаживая голову девочки, привратник снова сказал: «Твоя мама...» Головка малышки утонула в его большой ладони, и в ясных круглых глазах снова замаячила дождевая туча... «...Твоя мама... придет через полчаса», — торопливо выговорил привратник как можно уверенней и улыбнулся девчушке своей круглой улыбкой. И это было правильно. Выглянувший из-за тучи крошечный солнечный лучик немедленно ожил и набрался терпения ровно на полчаса, отчего щечки девочки сами собой надулись и улыбка вышла точь-в-точь как у привратника — круглая, как яблоко...
Перевод Ирины Маркарян
