Александр Банников

Пустыня пустяков. Стихотворения

Лето последнего человека

 

Единственный – значит один, одинокий, однажды

Знание, будто грех первородный, познавший,

 

Что в мире подлунном, подземной вселенной

Подобного нет – ему равного нет. И бесследно

 

Исчезли сомненья во всем и во всех, потому как

Исчезли и сами предметы сомнений и муки.

 

А грех первородный – в предощущении сладкий –

Последнею каплею стал – одиночество в свалке.

 

И, выхватив руку из мыслей своих – будто из пасти, –

Другою рукою острым кремнем – и по запястью,

 

Чтоб боль испытать как испросить желанного тождества

С тем, кто второй – «мир минус я»… Только что

 

Собственной боли могу уподобить – чужое и дикое?

Шрам, будто веки, глядящего вглубь плоти инока.

 

Не будет сомнений. И боли не будет. Не будет столетья.

Раз не было лета. Или прошло так незаметно.

 

 

*  *  *

 

Этот проклятый день, наконец, издохнув,

Напоминание оставил, как скверный запах.

Потому так давно никуда из дома

Я и шагу не сделал – крепко запер

 

Самого себя – там снаружи ждет пусть,

Сколько хочет, меня, кто хочет.

Только воздух в доме замер – пуст –

Сотни раз пройдя мои легкие – точно

 

Так же все предметы многажды

Сквозь глаза проходят, становясь мертвецами,

Труп цветов и запаха самого. На донышке

Чуть живого зеркала пыли пыль мерцает.

 

Непригодно для жизни все. Так, бывало,

В многодневных походах у легионеров

Умирала вода... Заболеваю.

Умерщвленное время мстит так, наверное.

 

 

Чужие повести

 

Вчерашний день. Координаты: где-то, кто-то…

Глубокомысленный рассказ о чьей-то жизни,

По меньшей мере, не смешнее анекдота.

А что касается глубоких истин…

 

Будь это исповедь святой или гетеры –

Сюжет сужается в ушном отверстии

В банальную прямую. – В геометрии

Нет толщины у линии – невестина

 

Загадка: ведь должна же быть тонюсенькая –

Как паутина – плева, и не только мысленная.

Ан нет… А впрочем, это тоже исповедь –

Как и другая – вдрызг. Но искр не высекла.

 

Лишь аксиома спальни: есть порок

Всегда, где дева есть. И так же

Учитывая, что в ней нет вины порой.

– И камень невиновен в том, что тяжесть

 

Его убийственною стала для чьего-то лба…

И в воздухе повисли повести

О том, как обретают, потеряв. И как, любя,

Теряют. По закону подлости,

 

Который с постоянством гравитации

Бесчинствует в пространстве нашем, как не наш:

Где тверже – падаем, и пьем по пятницам,

И видим воскресенье. Но оно – мираж.

 

Мы у подлейших на крючках, будто подлещики.

Блаженных ловим сами на крючки и перлы…

И это тоже повесть, анекдот… И женщины

Вообще-то нет. Исчез мужчина первым.

 

 

Дорогами добра и зла

 

1

 

Паутину паук ткет зимой без обиды

На отсутствие мух – из любви к искусству.

Человек, очнувшись, в стуле стул увидя,

Вымышляет законы жизни стульев.

 

Все законы врут. Но верна привычка

Заключать в закон – под замок – все сущее.

Если б знали птицы законы птичьей

Механики крыл – разучились б тут же.

 

Я – себе вопреки. В гору вода

Потекла бы, узнав о себе подробнее…

Предположим, истинны время да

Дороги добра и зла. – Попробуем?

 

 

2

 

Забывается быстро хорошее – и хорошо –

Не победившее – непобежденное.

Если б помнилось долго – то не прошло,

Не явилось хорошее новорожденное.

 

Только помниться долго дрянь, к сожаленью.

Но, однако, дорогу новой дряни не

Заслоняет, похерив закон движенья.

И война – как война – новой войне

 

Придает злую скорость, сама зверея.

Столько войн в человеке, сколько секунд

В прошлом, нынешнем, будущем… Время

Четвертое – вечной войны – Страшный суд.

 

 

3

 

– Наиболее нелюбимая цитата Евангелия.

О похмелии вспомнит, в запой отравившись,

Здравомыслящий муж с головой оловянной,

Оловянной еще от запоя от давнешнего.

 

И к убийце, может быть, ангел явится,

Позовет его душу в небо из камеры.

Палачи поймут, что стреляют в мясо…

Потому, наверное, кажутся каменными

 

Небеса на закате – не только ангелы

Парят над нами. И не только бесы

Вас с пути сбивают и губят… Ладно бы

Они были. Но некому и поклон отвесить.

 

 

4

 

Кому сказать хотел – тот не слышит,

Как я не слышу тех, кто возле.

Что ж, жизнь и так серьезна слишком,

Чтоб говорить о ней серьезно.

 

Дорогами добра и зла – Иудин

Минуя путь – иду… Когда я вниз

Сорвусь, тропинки спутав, – скажет умник,

Что это старый тракт – релятивизм.

 

И в уши время свищет мне – не ветер –

Наверное – как все вокруг – придуманное,

Как Атлантида, Коммунизм и Вертер,

И, вероятно, прегрешение Иудино.

 

 

Пустыня пустяков

 

Ждать унесенное волной в другой волне.

Как принесут мне медяки на серебре.

Но каждая потерянная вещь – вещь вдвойне:

Воспоминания о ней и вещь сама в себе.

 

Вернуть утраченное – большего лишиться,

Иное дело вера: двери отворяю

И вижу свет в крови – как плащаница...

Поверить – заложить в себя утрату

И нежно нянчить на несчастье. Вера –

Кукушкино яйцо. А кукушонок

Объест птенцов родства – и сгинет в небо.

Птенцы песочных песен по-смешному –

 

Как вещь без формы, сахарный песок

И соль сквозь пальцы, половицы: «Мы летим…»

Я остаюсь в своей пустыне пустяков,

В которой каждый холм песка – Олимп,

 

Голгофа каждый жест и взмах

Решает судьбы мира (жестов много –

Поэтому мир цел). И любой пустяк –

В Пустыне Пустяков быть может Богом.

К списку номеров журнала «БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ» | К содержанию номера