Залман Шмейлин

Автопортрет художника в рамке. Стихотворения

***


Ты виновата, что я не ищу


сокровищ в далеком море.


Ты виновата, что я сам с собой


больше уже не спорю.


 


Ты виновата,  что не стремлюсь


 мир наш переиначить,


Что все звезды и все фонари -


в складках твоего платья,


 


Что все оттенки живых цветов


в меди твоего волоса,


Что все мелодии мира звучат


в тихом твоем голосе.


 


И если идти мне, как знать, по проспектам


К людям с протянутою рукой,


Я буду думать только об этом -


О каждом прожитом дне с тобой.


 


ГИПЕРБОРЕЯ




В  этом городе, будто крестиком помеченном,


Пахнет цикутой и миндалем  горьким,


Ночью в небе ни Ковша, ни Пути Млечного


Cловно занесло тебя в Чертовы Задворки.


 


Здесь не жалеют ладана против чумы и голода,


Ходят гулять на площадь, где четвертуют геев,


Бреют клинками головы, но сохраняют бороды


И выбивают на пряжках: «Мертвые не краснеют!».


 


Здесь побивают камнем изобретателя пороха -


Убедительнее пороха спайка в стае.


В этом городе женщины в глубоком обмороке,


Оттого, что о любви ничего не знают.


 


В этом городе, приткнувшемся к потухшему кратеру,


Климат подозрительный – ни зимы, ни лета,


Жители пресыщены боями гладиаторов


И читают запрещенное про Ромео и Джульетту.


 


ПЕРЕЛИСТЫВАЯ НАБОКОВА...


Триптих


 


набоков




Нервный припадок – которые сутки.


Ее ягодицы, живот – Она!?


Но спина?! – Спина проститутки


В раме расшторенного окна.


 


Она приходит, когда захочет,


Роется в своих платьях.


И я кричу ей что было мочи:


Хватит! Пора убираться!


 


Вещи на свалку - и все забыто,


Только у горничной вздрогнут бровки...


Она −  две недели назад убита


Своим безумным любовником.


 


Ей назначалась любовь – чума


Пулей из недр нагана.


Скажут, − все было меж строк письма


Из ее незаконченного романа.


 


люблю в последний раз...




Люблю в последний раз,


Хочу сорваться с петель,


Расшевелить листву,


До самых корешков


Взъерошить, а потом,


Как ненасытный  ветер,


Лизать, лизать, лизать


Шершавым языком.


 


Люблю в последний раз,


Хочу морским прибоем


Изнеженных лагун


Округлости ласкать,


Вернувшись вновь и вновь,


Их покрывать собою,


В чреде бессчетной лун


Желать, желать, желать...


 


Люблю в последний раз


Голышиком  младенцем


Хочу прильнуть к груди


Клещем – не оторвать,


Глотая полным ртом


Нагую откровенность –


Люблю, люблю, люблю, −


Что мне шептала мать.


 


автопортрет художника в рамке




Я приходила к нему убирать квартиру


Это было не сложно: ванна, кухня, пропылесосить ковер.


Перебросимся фразами, пока я посуду мыла −


Насчет погоды и прочий расхожий вздор.


 


Чтоб мне не мешать, он включал компьютер,


Говорил, сочиняет стихи, только это не факт.


На пыльных полках книги, книги и книги – круто,


Вот бы проверить, о чем он там пишет, но как?


 


Его родной язык – русский, в английском, похоже,


Он мультикультурно ни бэ, ни мэ


А я филлипинка, мой ленгвич тоже


Ни вашим, ни нашим, ву компромэ...


 


Он всегда предлагал выпить чащечку кофе:


«Ты устала, какой может быть разговор».


А я колебалась, уборщице – профи


Положено строго держать зазор.


 


Если я соглашалась, мы долго болтали,


(Как − не понятно), но тем замес


Его завораживал микродеталями,


Он мне  говорил – в этом весь интерес.


 


Но однажды на вежливый стук, как учили,


Никакого ответа – молчанье ягнят.


Позже в оффисе мне, извинясь, подтвердили:


Что заказ на клиента снят.


 


НЕКТО  КАМОЭНС...


 


Некто, возможно, Камоэнс


Говорил − в настоящих стихах


Совершается то, чему имени нет


Ни в наречиях, ни в  языках.


 


Некто, возможно, Камоэнс,


Говорил, что в стихах


Плещет вода по пояс:


Все, что имеет имя:


Ритмы, догадки, глянец −


Мимо.


Поэзия – то, что останется.


 


Некто, но не Камоэнс, которого я не знал


По целому ряду причин,


Пишет стихи, как берут интеграл


От мизерных величин.


 


С налету покажется  − «Ого-го!


Вот пример, так пример!».


Но отчего же при отжиме


В остатке нет ничего...


 


***


Говорят, что Муза – ангел с рыжими волосами,


Украшенными венцом.


Мне повезло, посудите сами -


Я точно знаю ее в лицо.


 


Говорят, что она иногда появляется на пороге,


Не решается заходить.


Моя приходит хозяйкой, моет усталые ноги


И позволяет себя любить.


 


Моя подбирает гладкие камешки по дороге


И приносит ко мне домой.


И я соглашаюсь, что много чего такого


Лежит под ногами, только согнись дугой.


 


А то постоит за плечом, усмехнется,


− Зачем так упорно корпеть над строкой?


То, что ты ищешь, само прорастет, пробьется,


Только не дрейфь, оставайся самим собой.


 


Я спросил у нее: «Отчего ты раньше ходила мимо?»


− Оттого, что раньше ты был как все, −


Отвечала она с безразличной миной,


 − Я уж думала безнадежный совсем.


 


***


Мы совсем не очевидная пара


Повстречались − шагай пошире.


Мне бы подошли времена динозавров,


А тебе − играть Нерону на лире.


 


Но случилось как раз то, что случилось.


Ну, рулил бы я не «Хонду», а «Ниссан».


Только б жизнь была – при жизни могила


И стишок бы этот не был написан.


 


НОСТАЛЬГИЯ


 


Она слегка приволакиваеет заднюю лапку


Считают, что у этой породы собак,


Размером чуть больше медвежьей шапки,


С сильными мира сего до безумия дерзкой –


Это верный генетический знак


Недвусмысленно королевский.


 


Романтику оставим Вероне,


В собачьих рангах отнюдь не пешка, −


Охотник она ломовой.


Не одна пара наглых, крикливых ворон,


Обманувшись ее добродушной внешностью,


Поплатилась своей головой.


 


И только глянула  – что за чудак


Когда ты притащила ее в мой дом −


Не заискивала, хоть тресни.


На всякий случай прошлась под столом −


Ясно, − здесь не бывает других собак,


А такие места ей не интересны.


 


А потом ты ушла и она легла


Притулившись ко мне чуть дрожащим боком


Как ты обещала, вполглаза  спала,


Не вникая в драмы телеэкрана,


От меня не ждала никакого прока


В защите маленьких и бесправных.


 


Ее сердце дрожало от нежности – не ко мне,


Перешла на диванчик, возле которого твои тапочки.


Час за часом валяется пестрой тряпочкой


Там, где запах твой от каждого лоскутка


И в глазах ее на самом, на самом дне


Человеческая тоска.


 


 


***


 


            По легенде, в 1942 году в Киеве состоялся матч


            между футболистами киевского «Динамо» и сборной


            «Люфтваффе». Киевляне матч выиграли, за что были


            расстреляны. Они выступали под именем сборной


            «Киевского хлебозавода №1»




Подошел знакомый Зямыч


В куртке кожаной «реглан», −


На нем не смотрится.


А потом Иван Абрамыч


(У него сейчас роман)


С диабетом и своей пулеметчицей.


 


Стало, как в «однушке», тесно


Обсуждается изъян –


Разговор на повышенных.


Что-то с пузом у невесты


И к тому же где-то сан


Не прописанный.


 


Мнений – «Килька в маринаде»


Сомневается народ,


Изнасилованный теликом,


Есть ли шансы у команды


«Киевский хлебозавод»


Против «ЦЭ-ЭС-КА» и «Терека».


 


***


Сколько раз начинаешь плясать от печки –


Две трети жизни зто сплошной простой.


И если глазами женщины на тебя смотрит вечность,


Ты понимаешь, какой ты маленький и пустой.


 


Люди ходят, любуются древними видами −


От умиленья  прольется, порой, слеза.


Но приглядитесь, у сфинкса под пирамидами


Совсем не кошачьи, а женские, с поволокой, глаза.


 


 


ШТРУДЕЛЬ




Мы были с тобой в то время  едва знакомы.


Я заседал с Серегой регулярно у себя дом −


Не для того, чтоб мусолить изыски книжных графьев и графинь,


А чисто по приятельски посидеть, поговорить за жизнь.


И брали мы в компаньоны четырехлитровую каску


С дешевым местным вином, не важно каким – была бы встряска.


А четвертым участником был пузатый, коричневый кувшин с кофе,


Заполненный до краев, −  явный перекос под деловых профи.


На Серегу алкоголь не влиял −  ни количественно ни крепостью.


В Одессе он был охранником в обществе с ограниченной   ответственностью.


А здесь целыми днями крутил баранку,


Ложился поздно, вставал спозоранку,


Любил большие машины модели ФОРД, − как его коломбина


И дрался с индусами за клиентов в аэропорту ТЕЛЛАМАРИНА.


Тебе не нравились наши посиделки с непредсказуемым результатом,


Учитывая вывезенные замашки, − неважно, кто были мама и папа.


Да еще дымили мы в два смычка, − «Президент» − а лучше была бы «Ява»,


А кофе кувшинами, говорят, дважды два – и язва.


Неудобно сидеть сразу на нескольких стульях.


Ты решила выправить ситуацию и прготовила штрудель.


Ты готовила его целый день, − такая сложная штука.


Говорила, что у тебя потом с неделю болели руки.


Мне очень понравился штрудель, я просто съехал с катушек.


Это было покруче, чем китайские дамплинги или японские суши.


Почему я так на него запал − нет до сих пор ответа,


Но у меня тогда и в помине не было диабета.


Я вкалывал тогда, где придется, как черный пахарь


И пил чай, не считая ни мед ни сахар.


А потом ты сказала, хотя это мне показалось мелко:


«Или я со штруделем, или ваши глупые посиделки».


Я колебался недолго − что взять с бытового плУта.


Согласитесь, штрудель, это ведь действительно круто.


В наш прежний с Серегой мир мы больше ни шагу


По принцину сублимации я пошел купил перо и бумагу.


А штрудель ты больше не готовила ни на какие святки.


Говорила, что в любом супермаркете полно штруделей датских.


Я бы тебе поверил, но лучше не надо.


Между нами, датские штрудели это большая гадость.


Но к тому времени, когда все вышло наружу,


Штрудель на хрен стал никому не нужен.


Потому что ты проявила такие качества,


Рядом с которыми штрудель просто блажь и чудачество,


Вредная смесь из орехов, муки и меда


И что-то еще нехорошнее не с поля, не с огорода.


 


***


Над Дунаем чайки, золоченый крест


Девушка Иветта, город Будапешт.


 


Гондольер лениво шевелит веслом,


С девушкой Иветтой крупно повезло.


 


Белокурый локон, шляпка набекрень


Девушка с «Тойотой» нам на целый день.


 


Форинты не деньги, баксы - это да,


Лишнего не надо, девушка горда:


 


«Мы мадьяры – внуки рыцарей степных


Кунаков Аттилы, честных и прямых.


 


Ментик, эполеты да хмельной угар -


Все гусары в мире родом от мадьяр.


 


Что? Цыган и этих...в пейсах – ерунда


Венгры не обидят слабых никогда».


 


Над Дунаем чайки, золоченый крест


Девушка Иветта, город Будапешт.


 


 


 


 


 


 

К списку номеров журнала «ВИТРАЖИ» | К содержанию номера