Рыбы не знают ревности. Стихи

***

Когда-то компьютеры и деревья были большими.

Я маму любила, и папа любил меня тоже…

Но время идёт, девяностые мрачные сшили

Судьбу мне, пытаясь впихнуть на прокрустово ложе

Уверенных планов на «светлое Б(э)», где последней

Войной обещали Вторую, канувшую в лету,

Где добрая вечность над злом торжествует победу,

Где мама и папа целуются над колыбелью.

***

Паутина разбитых стёкол.

Пью Любовь большими глотками.

Забытыми именами

разверзлась земля между нами.

Дай же мне сил

Излиться

в бумажную пыль страницы!

Духом Твоим родиться!

Разлететься клочками слов

и ветрами

по-миру, по-миру.

Все я знаю –

по лицу Голубь крыльями хлопал.

ВЛЮБЛЁННЫЙ ЧЕЛОВЕК

Такой разговаривает музыкой и стихами.

Говорит во сне, но, обычно, молчит вне сна.

Время его – единственный месяц – май, и

Не его – лето, осень, зима, и остальная весна.

Если кошки поют во дворах, он вторит

Их немыслимо ясной космической жажде в теле.

Если воют собаки, он тоже воет

О прощании, доме, верности и измене.

ЛЮБОВЬ

Выходила к тебе из парадной

с ребёнком на руках.

Посмотри – это

рожденная тобою любовь!

Отворачиваешься,

плюёшь под ноги:

«Могилу готовь.

Ей не жить;

больно нескладна».

ГУТТАПЕРЧИВЫЙ МАЛЬЧИК

Минимум страха – максимум боли.

Из мазохизма плюю в эгоизм!

Полные вены отравлены кровью:

жизнь – эвфемизм.

Я – акробат, гуттаперчевый мальчик,

вдруг соскользнувший с шеста.

Мне осьминожки рисуют овальчик

вместо лица.

РЫБЫ

где-то рядом с Евангелием.

милостыня. человечество.

земля моя обетованная.

пустыни лесов и рек.

не восхваляли б ангелов

в мерзости и бесчестии!

кто отдал страну нашу в этот

пластмассовый сумрачный век?

иконы скорбей непонятых.

печаль на обликах праведных.

хищные рыбы сонмами

мечут мамону икру.

я ли не ознакомлена?

танцую забавы ради их?!

а мне бы пойти и слёзы лить

за рабскую их игру.

вот. я сейчас в беспамятстве

пеплом посыплю голову.

а там, за орбитой таинства –

растворённый в миру кислород.

рыбам плевать на равенство.

страна продана, бестолковая.

но рыбы не знают ревности.

не для стихов им рот.

я, слабая, выхожу на улицу.

об лица хмурые стукаюсь.

у самой под глазами угрюмится

жилка рабы греха.

какому безумному Улиссу

в череп пришло – задумаюсь –

любить меж Сцилл и Харибд России

несчастные её потроха?

а на паперти духом нищие.

амфибии нелюдимые.

в воздухе грязном ищущие

питательный свой планктон.

вот бы упасть в корневище

страны и обнять родимую!

Бог, Ты не можешь позволить им

восстановить Парфенон!

гляди же, Бог! здесь заблудшие

по раю шляются пьяными.

рыбы не знают лучшего

в своей водяной тоске.

имеющий уши да слушает.

стихи говорить смутьянам, но

тот, кто мне сердце выдернул,

изжарит его в песке.

в глубине самого Евангелия

милостыня человечеству.

земля моя обетованная.

пустыни лесов и рек.

не восхваляли б ангелов

в мерзости и бесчестии!

кто отдал страну нашу в этот

пластмассовый сумрачный век?

рыбы не выживут в воздухе.

родина-океанариум.

но слышно в далёком отзвуке

Давидовую псалтырь.

больно царапаюсь острыми

российскими галунами я.

Но крепко зашит в моем нутре

плавательный пузырь.

***

Когда-нибудь меня положат в гроб,

Украсят речи небылью и былью.

Но речи смолкнут, прах развеет Бог.

И сделается прах обычной пылью.

Пройдут дожди, осыпятся снега

С размашистых кладбищенских растений.

Меня забудут. Вспомнят лишь тогда,

Когда отступят тени сожалений.

И так светло, как будто я – дитя,

Однажды упорхнувшее на волю

Из вечного трагизма бытия,

Где смерть переплелась с любовью.

ОСЕНЬ 13-го

Предвоенная осень правдива.

Серо-бордово-ультрамаринова.

Тишина перед бурею: кап, кап, кап.

Складываю стихи в шкап.

Складываю сердечную вязь в сундук.

Призраки юности в дверь мою: тук, тук, тук.

Кондук-

Тор вынимает топор:

«Платите, мадам! Саночки-то износили».

Музыка осени –

Requiem for a dream –

виолончелит по всей России.