Сквозняки и маяки

* * *

я поняла, что такое жизнь. это долгий, протяжный взгляд
взгляд в себя, опустевшего, неглубокого, неживого
выяснение, кто кому должен, кто кому братский брат
реже — в небе, закопчённом смогом, полоска безумного голубого

жизнь — это лишь расстояния от пункта «а» к пункту «б»
где ты меня уже ждёшь — с пирогами и земляникой
и всё самое выдающееся и любимое мной в тебе
по моим чертежам прорисовано лёгким бликом

жизнь — это лодка, которую надо раскачивать, иначе не поплывёт
упорно работать веслом, пока не снесёт течением
жить — значит выйти лихим фигуристом на сильно подтаявший лёд
и скользить по нему вплоть до точки финального назначения

* * *

в принципе, некуда, незачем отступать
чайник кем-то поставлен и знай себе сам сипит
кроме окон, найдёшь в этой комнате только расстеленную кровать
хочешь — выпей немного, а хочешь — ложись и спи

но к утру ты поймёшь, что подъедены натрием провода
телефон никогда-никогда больше не зазвонит
нет ни дома, ни комнаты — сплошь леденеющая вода
моряки тебе машут платками с большой земли

ночью всё разломалось на мелкие части: кровать тебе как корма
и берет набекрень, и вестей не дождется твой Бог
ведь на мокрой бумаге нельзя написать письма:
правда больно стекает чернилами между строк

* * *

коль теряешь себя — не звони по ночам знакомым
коли кличут козлом — не спеши отрастить рога
и запомни одно: чтобы дом оставался домом
никогда не зови на порог своего врага

не ходи под стрелой, избегай витиеватых лестниц
и не ешь сахарок из тебе не знакомых рук
и запомни одно: если друг тебя кормит лестью
то он с этого дня совершенно тебе не друг

стерегись тех, кто может тебе за бесценок продать оружие
не пей воду с лица, не точи понапрасну нож
не держи нелюбимых рядом, борись за нужных
ежедневно борись, чтобы знать, для чего живёшь

* * *

не важно, куда ты,— на свете ещё достаточно городов
где разводят костры, ненавидя свой внутренний снежный полюс
и не то чтобы я сплоховал, но, прости, не готов
ещё раз провожать с тихой грустью твой вдаль уходящий поезд

и твои калачи мне с недавних пор приходятся не к столу
и посылки-повестки на добрую память не к месту, не впрок, не к спеху
я в гостиной собрал самых близких подруг: тишину и осеннюю мглу
но при виде тебя захожусь не то кашлем, не то истерическим смехом

ты привозишь обрезки волос, фотографии гор, фотографии без меня
фотографии окон в мороз, осиротевших спортивных площадок
но навряд ли ты помнишь, кто первый кричал тебе: «западня»
когда здесь воцарился ад — непосильный и беспощадный

ты до сих пор остерегаешься взрослых, впадаешь в зимний анабиоз
здесь нет способных тебя сломать. в какой-то степени это круто
вот потому и не помнишь, как много пережито шквальных ветров и гроз
как боялась, малышка, как байковым пледом тебя укутывал

ладно, чего это я. дороги рассерженной памяти редко куда ведут
говорят, в море судеб осталось не так уж и мало доверчивой мелкой рыбы
но если бы наш Охранитель дал шанс, я бы резко сменил маршрут
и дорог, что ведут в твои города, никогда, ни за что не выбрал бы

потому что всё можно стерпеть, если есть для чего терпеть
я стерпел и боязнь оступиться, и желание свести всё к полюсам
но не горечь пустых обещаний. полужизнь, полусон, полусмерть
но не своё же безвольное «стой» в дань уходящему поезду

* * *

Леонард, здесь опять пахнет снегом, ревут тюлени
за арктическим кругом растёт последнее поколение
стало совсем спокойно, к горшку примерзает каша
расскажи, расскажи мне ещё о своём бесстрашии

как надежда всегда достаётся тем, кто едва не умер
как смотрели юнцами по видику «брат» и «бумер»
как рвались ещё в 18 усыпить этот древний голод
им достался пожар, мы смогли подобрать лишь холод

ты красив, ты красив, ты красив, ты ведь знаешь сам-то
ты бы мог на ходу взять любую, любую самку
а теперь мы катаем детей поутру на санках
даже если вставать чуть свет

Леонард, позвони там на базу, пускай нас спишут
я хочу до скончания века смотреть, как спишь, и
ну побалуй меня, ущипни, пожури: мол, ишь ты
и нам сразу же станет как будто бы меньше лет