Елена Иванова

В вишневых косточках сердец. Стихотворения

*   *   *

 

Как собаку на цепи,
Ночь меня держала в доме,
Била ледяной ладонью,
Приговаривая: «Спи.
Тихий час. А лучше — три.
Воет пес голодный глухо.
По шоссе шныряет шлюха —
Саша с сушкой. Не ори».
Ночь звереет. Горяча
Неба черного пеленка.
Нелюбимому ребенку
Не позволено кричать.


*   *   *

 

Мир окраин, который оглох,
От которого некуда деться,
Где вцепляется чертополох
Коготками шершавыми в сердце,
Как в рукав твой — сухая рука
Злой старухи, цветы продающей
На углу у пивного ларька.
В переулке становятся гуще
Воздух, пыль на асфальте, трава.
Бьется шагом медлительно-гулким
Равнозначная слову «жива»
Пустота и бесцельность прогулки.


*   *   *

 

Я себе говорить разрешу, но
Лишь прислушавшись, так,
Чтобы голос метельного шума
Бил предсердиям в такт,
И слова незаметно и сразу
В твой сложились портрет,
И себе не прощенные фразы,
Пустословие, бред —
Все, зачеркнуто утром, простилось.
Снег на вороте бел.
Распустила себя, раз пустилась
В разговор о тебе.


*   *   *

 

Идем в кабак, как под венец
И отражаемся в витринах,
Неповторимы, высоки.
В вишневых косточках сердец,
В их нежных терпких сердцевинах
Уже шевелятся ростки.
И выход ищут наугад,
И заслоняют наши лица,
Ветвями становясь, шумят.
А значит, неизбежен сад,
В котором тянет заблудиться.
Растут деревья в нем подряд,
Гуськом, в затылок.


Другу

 

Никаких страстей, myfriend, никаких страстей.
Позабудь ее имя и адрес. Отныне
Называй ее только лирической героиней,
Опиши в двух строчках и положи в постель
К созданному лирическому герою.
Соглашайся всегда на монтаж кинолент,
Никогда — на участие в них, myfriend.
Знаю, первое нестерпимее, чем второе.


*   *   *

 

Еще живет все то, что истолочь
Не хватит ни терпенья, ни отваги,
И будет жить, когда наступит ночь,
Когда слова заскачут по бумаге
Во всю свою безудержную прыть,
Когда во сне закашляет ребенок,
Когда меня сильнее будет бить
Ногами жизнь, чем спившийся подонок,
И выбьет из моих карманов медь
Звенящих дней, которых нет яснее,
И если я в лицо увижу смерть,
Увидишь, это встанет вровень с нею.


*   *   *

 

Теперь принадлежи. Лежи.
И крылья, в линию косую
Растянуты, решили жить,
В ладонях веер образуя.
Лежи, упавшая без сил,
Пока звучит простой и краткий
Мотив, который уложил
Тебя, как выстрел из рогатки.


*   *   *

 

Мельницей быть на полынном лугу,
Чтобы лишь ветер да скрип разговора,
Чтобы из дикого сорного вздора
Эту проклятую злую муку
Без передышки молоть и молоть,
Сыпать в амбары да складывать были,
Были о тех, что отважно делили
Счастья насущного горький ломоть.
Он пропитался отравами трав,
Если черствеет, становится камнем.
Горечь его не иссякнет, пока мне
Лопасти не обломают ветра.


*   *   *

 

Снежной Фонтанки пуховый платок
Вставлен в оконные рамы, как в пяльца.
Бабушка крестит крутой кипяток
Мелким и быстрым движением пальцев.
Чашки огромной надтреснуто дно —
Пережила остальные в сервизе,
Чтобы с хозяйкой своей заодно
В окна глядеть, как в немой телевизор.


*   *   *

 

Длится странная жизнь непрерывной попыткой
Оказаться не здесь.
Ты бежишь, как клубок. Кто-то тянет за нитку.
Размотаешься весь,
Изменяя маршрут на ухабах событий
И теряя объем.
Так клубок постепенно становится нитью,
Находившейся в нем.
Так себя разворачиваешь до основы.
По сигналу «отбой»
Ты, бегущее вдаль голосящее слово,
Снова станешь собой.

 

К списку номеров журнала «ЗИНЗИВЕР» | К содержанию номера