Истории Таля

ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ. Больной зуб

 

Знаете, иногда больной шатающийся зуб тоже доставляет удовольствие. Правда, не сразу, а потом. Вначале радостей, конечно, немного. Зуб шатается, болит, а к зубному врачу идти страшно. Стоит только представить себе, как врач огромными щипцами вырывает у тебя зуб, сразу становится жутко. И ты думаешь, чем идти к врачу, пусть лучше болит. А придёт время – он выпадет сам, тем более, что зуб не всегда болит, а только когда кушаешь что-то твёрдое – пряник, например, или корочку хлеба. Но без такой твёрдой еды можно и обойтись. А у моей бабы Розы котлеты, запеканки и различные супы получаются такими вкусными и нежными, что их можно кушать даже и с больным зубом.

Но обо всём по порядку. Месяц назад у меня стал шататься передний зуб. Особых неудобств он, правда, не доставлял, но кушать уже надо было очень осторожно, так как во время еды он начинал болеть, доставляя массу неудобств. Я ел очень осторожно, медленно и это сразу заметила моя баба Роза.

– А ну-ка, Таль, подойди ко мне, – позвала она меня. – Ты же весь горишь, – покачала баба Роза головой. – Да и ешь свою любимую запеканку без всякого аппетита. – А потом позвала мою маму: – Таня, подойди сюда, наш Таль опять заболел. Ох, уж эти еврейские дети, – покачала баба Роза головой, – в тридцатиградусную жару умудряются простудиться. Это всё ты, – накинулась она на маму, – со своим любимым муженьком простудила мне внука. Вечно вам в доме жарко и дышать нечем, и кондиционер в квартире работает круглые сутки.

– Да не простыл твой внук, – успокоила бабу Розу мама. – У Таля просто уже неделю шатается и болит зуб, вот он целыми днями и хнычет, и пропал у него аппетит. Ждёт, пока у него зуб сам выпадет.

– А чего тебе ждать и мучить ребенка? – возмутилась баба Роза. – Сегодня с Талем идите к врачу и вырвите больной зуб!

– Сейчас. Он уже пошёл, – вздыхает мама. – Он только представит, что зуб ему врач должен вырвать щипцами, устраивает целую истерику. Мол, не пойду, пусть лучше болит, это же болит у меня зуб, а не у тебя. А у меня есть время, я подожду, пока зуб сам выпадет. Что я могу с таким сделать?

– Ох, уж эти современные мамы! – возмущается баба Роза. – Нет у вас ни подхода к ребёнку, ни сочувствия. Учила я тебя, Татьяна, всю жизнь всему учила, так ничему и не научила, – вздыхает баба Роза.

Вечером баба Роза спросила меня:

– Скажи мне, Таль, какой подарок ты бы хотел, чтобы тебе купили?

– Баба Роза, – удивился я. – Разве к нам снова должны приехать гости из Америки, или с прошлого дня рождения, который был два месяца назад, уже прошёл целый год, и мне опять должны дарить подарки?

– Нет, внучек, – успокоила меня баба Роза. – К сожалению, по два раза в год дней рождений не бывает, да и гости из Америки к нам в этом году приезжать не собираются. А дело в том, внучек, что я в какой-то книжке читала, что если вырванный зуб ребёнок сам положит себе под подушку, то утром, проснувшись, он найдёт вместо зуба подарок, и не просто подарок, а такой, который он давно хотел иметь, и его тебе принесёт волшебник.

– Скажи, баба Роза, а как этот волшебник будет знать, какой подарок я хочу получить. Я же его об этом не просил.

– Волшебник всегда всё про всех знает, – успокоила меня баба Роза и добавила: – На то он и волшебник.

– Баба Роза, а этот волшебник, который дарит детям подарки, добрый или злой? – всё не успокаивался я.

– А как ты сам думаешь? – улыбнулась баба Роза. – Злой волшебник разве будет кому-то дарить подарки? Я думаю, нет. Подарок ребёнку может подарить только хороший человек.

– Или добрый волшебник, – добавил я. – А скажи, он может превратиться в маленькую мышку или в огромного великана?

– Конечно, может, только зачем это ему нужно? Маленькие мышки у нас на восьмом этаже не водятся, а великан в нашу квартиру просто не поместится.

– А как этот волшебник сможет попасть ночью в нашу квартиру? Через открытую форточку на ковре-самолёте волшебник может залететь ко мне в комнату, если сам будет ростом с маленького гномика, а как он сможет через форточку пронести огромную коробку с настольным футболом, которая не пролезет даже через окно?

Баба Роза пожала плечами:

– Этого, внучек, я уже не знаю, хотя на то маленький гномик и есть волшебник, чтобы всегда знать, как и что надо делать  и как превратить что-то большое в маленькое и наоборот.

– Всё равно, баба, я не представляю, как через маленькую фор-точку можно пронести большую коробку с настольным футболом. Тем более, уместить такой огромный пакет под маленькую подушечку.

– А давай, внучек, завтра сходим к зубному врачу и выдерем наш мешающий зуб, а заодно и проверим, есть ли ещё волшебники на земле или нет, – предложила баба Роза.

– Не очень мне что-то во всё это верится! – махнул я рукой. – Мама говорила много раз, что у нас на земле никакого волшебства нет, а что шатающийся зуб не даёт дорогу постоянному здоровому зубу выйти наружу, и что здоровый зуб всё равно появится на свет.  Но если не удалить шатающийся зуб, постоянный будет расти криво, он будет или упираться в  губу или расти куда-то вовнутрь. Вот и будет, говорит мама, у меня хороший красивый сынок с кривыми передними зубами. Ну что же, – вздохнул я. – Хоть я и боюсь, но я не трус. Завтра мы пойдём с тобой к врачу вырывать мой шатающийся зуб. Я как-нибудь потерплю, заодно проверим, правда ли существуют волшебники, и точно ли они дарят иногда детям подарки после удаления плохих зубов.

Врач быстро и абсолютно без боли удалил мне зуб, я даже не почувствовал. По дороге домой я был в отличном настроении и всю дорогу перепрыгивал с ноги на ногу. А перед самым домом вдруг схватился за голову.

– Ой, баба Роза, что я наделал! Придётся нам возвращаться к врачу, я забыл забрать свой зуб.

– Не переживай, внучек, – улыбнулась баба Роза. – Забыл свой зуб взять ты, но я не забыла. Вот посмотри, твой зуб лежит у меня в кошельке, – и она открыла свой кошелёк и показала зуб.

– Баба, – обнял я бабу Розу. – Ты у меня просто умница!

– Хорошо, внучек, хоть ты это понимаешь, – вздохнула баба Роза, а твои папа и мама об этом даже не догадываются.

Дома баба Роза открыла снова свой кошелёк и достала из него мой зуб.

– Посмотри на него, видишь внутри чёрное пятнышко. Это кариес. Значит, даже если бы твой зуб и не шатался, нам всё равно пришлось бы идти к врачу его лечить.

Ночью мне не спалось. Уж очень хотелось не проспать и увидеть, как гномик-волшебник в цветной мантии, в красной шляпе с бубенчиком, на ковре-самолёте через открытую форточку влетает ко мне в комнату. Я закрыл глаза, и мне уже казалось, что волшебник осторожно на цыпочках подходит к кровати, просовывает руку под подушку и вынимает вырванный зуб.

– Бедный мальчик, – говорит волшебник, – как он намучился за последние дни с этим больным зубом! А какой он у нас всё-таки молодец! Сам без всяких уговоров пошёл к зубному врачу и даже не пикнул. Этот мальчик настоящий герой, и его обязательно нужно наградить самым лучшим подарком. Так, – сам себе улыбнулся волшебник. – Что там в наших больших карманах? – волшебник засунул руки в свои глубокие карманы. – Так, карманная компьютерная игра в футбол. Очень интересная, просто замечательная игра. Я сам иногда допоздна играю в такую, но у Таля  она уже есть, ему её в прошлом году подарил в  Америке дядя Стив. Что ещё есть у нас в карманах? Смотри, тоже неплохой подарок – мячик и две ракетки. Но такие тоже у мальчика есть. Ему их подарил дед Изя – даже не ко дню рождения, а просто так. Ой, что-то такое тяжёлое у меня в кармане? Да это новенький велосипед. Он тоже Талю не нужен. В прошлом году он сам насобирал деньги на велосипед себе в копилке. Я совсем забыл, что ещё осталось у меня в карманах? Да это просто замечательные свистульки. Смотри, тут есть и петушки, и собачки, и кошечки, вот, даже настоящий свисток футбольного судьи, но, к моему большому сожалению, разных свистков у Таля в ящиках даже больше, чем в моих карманах. Конечно, настольная футбольная игра, о которой уже давно мечтает Таль, отличный подарок, и много таких у меня есть дома, но как такую игру пронесёшь через маленькую форточку? Такая игра не пролезет даже в открытое окно. Что же мне делать? Сам я просто ничего не могу придумать, видно, старость ко мне приходит. Придётся ждать, – вздохнул волшебник, – пока кто-нибудь забудет вдруг закрыть входную дверь. Тогда я быстренько невидимкой прошмыгну в комнату Таля и положу ему под подушку подарок. А может, никто никогда не забудет  на ночь оставить входную дверь открытой, что мне тогда делать? Ждать всю жизнь, пока Таль не состарится?

И вдруг он закричал и, как маленький ребёнок, стал прыгать поочерёдно на каждой ножке:

– Ура! Я придумал. Попрошу мысленно дедушку Изю купить нас-тоящий настольный футбол и ночью положить его Талю под подушку. Ну а мальчик может обо мне думать, что он хочет. Главное не то, кто положил ему под подушку подарок, а кто придумал, как это сделать сегодня же ночью. И моё обещание выполнено, а как, это не важно.

Ночью я просыпался много раз. Каждый раз доставал из-под подушки свой зуб, долго смотрел на него и, вздыхая, перекладывал из одной руки в другую, а потом опять клал его под подушку. Потом выходил из комнаты и подолгу стоял возле туалета, потом долго мыл руки в ванной комнате, подолгу пил воду на кухне, хотя пить совсем не хотелось.

В эти минуты я представлял, как волшебник на своём ковре-самолёте влетает в комнату, достаёт из-под подушки мой зуб и кладёт вместо него обещанный подарок. Я тихонько на цыпочках, чтобы не спугнуть волшебника, возвращался в свою комнату, засовывал руку под подушку и, вздыхая, доставал свой зуб. А потом лежал с открытыми глазами, даже не пытаясь уснуть.

Под утро, в который раз, я снова зашёл на кухню. Баба Роза уже пила кофе с яблочным пирогом. Рядом стояла чашка деда Изи, а самого его за столом не было.

– Баба Роза, скажи мне честно, эти рассказы твои про волшебни-ков, раздающих подарки детям с больными зубами, это всё враки?

– Не знаю, внучек, не знаю, но скажи мне, как мог к тебе в комнату прилететь на ковре-самолёте волшебник незамеченным, если ты совсем не спал. Волшебники очень не любят, когда за ними подсматривают.

– Может, ты, баба Роза, и права. Сегодня ночью мне совсем не спалось. Может, потому волшебник с подарком ко мне так и не прилетел. Скажи, баба Роза, а если волшебник не прилетел ко мне сегодня, так, может, он прилетит завтра?

– Может быть, может быть, – как-то хитровато подмигнув мне, сказала баба Роза и добавила, что обычно добрые волшебники малень-ких детей не обманывают. Послушай, – к чему-то прислушавшись, спросила баба Роза деда Изю, только что вошедшего в кухню. – Что это за шум такой был в коридоре? Что там случилось? 

– Не знаю, – удивлённо развёл руками дед Изя. – Я тоже обратил внимание на подозрительный шум в комнате Таля. Дверь в его комнату нараспашку, шторы на окне подозрительно колышутся, а самого Таля нет в комнате. Я, как это увидел, сразу пришёл на кухню, может, ты знаешь, в чём тут дело?

– Ой, дед, зачем ты заходил ко мне? Зачем закрыл форточку? – ни с того, ни с сего обиделся я на деда и побежал в свою комнату.

А там на кровати, полуприкрытая подушкой, лежала огромная коробка с настольным футболом. На коробке лежала открытка, подпи-санная большими печатными буквами: «Хорошему мальчику от волшебника гномика».

Я схватил коробку и побежал с ней на кухню.

– Баба Роза, дед Изя! У меня в комнате только что был волшебник, но я не понимаю, как он попал туда через закрытую форточку. Я думаю, что это никакой не волшебник был у меня, а это всё твои проделки, дед Изя. Это ты купил мне настольный футбол и, когда я вышел из комнаты, быстренько положил его мне под подушку.

– Талюшка, ты меня уж извини, – обнял меня дед Изя, – но меня об этом попросил сам волшебный гномик. Он пытался пронести коробку через окно, но у него ничего не получалось, тогда он попросил меня. Когда Таль, мол, выйдет ночью из своей комнаты по своим делам, ты ему под подушку вот эту коробку и подложишь. Ну, а я в долгу перед тобой не останусь, ты уже старенький, мало ли чего ещё тебе надо будет у меня попросить. Ночью я проснулся, открыл глаза и никого не увидел, видно, волшебник улетел через окошко раньше, чем я проснулся, а возле моей кровати стояла уже эта коробка. Вот такие, внучек, у нас дела.

– Дед, скажи мне, пожалуйста, – спросил я, – я тебе только внук или друг тоже?

– Конечно, – улыбнулся дед, – ты мне и внук, и друг, и самый дорогой для меня человечек.

– Тогда у меня к тебе есть огромная просьба: купи к завтрашнему дню десять, нет, лучше двадцать маленьких звоночков.

– Зачем тебе столько? – удивился дед Изя.

– А я на длинной веревочке хочу повесить их вокруг своей крова-ти. Когда  у меня начнёт шататься ещё один зуб, я попрошу волшеб-ника подарить мне что-нибудь маленькое, например, мобильник, как у нашей мамы.

– Ничего себе! А ты знаешь, внучек, сколько такой мобильник стоит? – спросил дед. – Может, у маленького волшебника и нет таких больших денег.

– А зачем волшебнику его покупать? – удивился я. – Ему стоит сказать одно слово – «хочу», и у него сразу появятся сто, даже двести таких мобильников, как у мамы, а мне нужно подарить всего один. А я в это время буду тихонечко лежать в своей кровати с закрытыми глазами и даже тихонько храпеть, как ты, дед. Пусть волшебник подумает, что я так крепко сплю. Он осторожно просунет свою руку под подушку, чтобы взять мой вырванный зуб, в это время зазвенят вокруг моей кровати звоночки.  Если я буду спать, то сразу проснусь и увижу живого волшебника. Я очень хочу его увидеть. Я его ни о чём больше просить не буду – у меня, кажется, уже всё есть, просто я хочу сказать ему спасибо за те подарки, которые он дарит детям.

Но, к моему сожалению, уже прошли и зима, и весна, и опять наступило лето, а у меня ни один зуб больше пока не шатается. Это, наверно, волшебник так наколдовал. А звоночки с кровати я уже снял, так как гномик-волшебник где-то далеко от меня дарит подарки другим детям, а мои звоночки мешают ночью спать, чуть на кровати повернёшься, они все сразу же звенят.

Я вам скажу, что настольный футбол – классная игра. Я играю почти весь день, а мог бы в неё играть и ночью, если бы не надо было спать. В общем, в футбол я играю всё своё свободное время, а свободного времени у меня много, я ведь ещё маленький и пока не работаю и даже не учусь. То есть не хожу в школу. Вы спросите меня, с кем я играю в футбол? Я играю со всеми: и с папой, и с дедом, и даже с мамой, только бабе Розе всегда некогда со мной играть. Она всегда то что-то варит на кухне, то вяжет шапочку или носки, а то часами смотрит по телевизору свои аргентинские сериалы. Мой папа так научился играть в настольный футбол, что почти всегда у меня выигрывает. Дед Изя раньше всегда у меня выигрывал, а сейчас я у него выигрываю. Папа смеётся над дедом, он говорит, что дед Изя играет в футбол точно так, как и в свои шахматы: по полчаса вначале думает, какую ручку надо повернуть, а потом играет. А в футболе нельзя долго думать, должна у футболиста быть мгновенная реакция и точный пас, иначе никогда не выиграешь. Баба Роза тоже над дедом смеётся:

– Тебе, Изя, с твоей сноровкой в футбол надо играть только с маленьким Рони. И ему радость, и тебе удовольствие – есть, у кого выиграть. А когда ты забиваешь, в конце концов, ему гол, он радуется больше тебя,  на весь дом кричит «Го-о-л».

– Ты, Роза, думаешь, что это так просто играть в настольный футбол! – возмущается дед Изя. – И так просто забить противнику гол? Иногда, бывает, и играешь хорошо, и часто бьёшь по воротам, а мяч в ворота не идёт. Вот попробуй сама.

– Чего там пробовать? Ведь там бегать не надо, – с серьёзным видом говорит баба Роза.

– А ты попробуй, попробуй! – не успокаивается дед.

А папа маме говорит:

– Смотри, наш дед Изя вошёл в азарт.

– Ну, ладно, так и быть, – говорит деду баба Роза, но только один раз. Мне некогда. Значит, так, Изеле, я тебе забиваю гол, ты надеваешь мой передник и идёшь вместо меня мыть посуду. А забиваешь ты мне, я, как всегда, иду на кухню мыть посуду, мне не привыкать это делать.

Дед Изя потёр о свои брюки руки, хитро улыбнулся и поставил мяч на середину поля, а потом попросил меня, как он говорит, для официальности, объявить о начале матча века, то есть, чтобы я свистнул в свой свисток о начале игры. Я с большим удовольствием свистнул в свисток, и игра началась. Дед быстро стал крутить все под-ряд ручки, а баба посмотрела вначале, как дед старается выиграть у неё, а потом, даже не взглянув ни на ручки, ни на поле, ни на игроков, ждущих хорошего паса, наугад крутанула какие-то ручки. И мяч через всё поле, минуя всех игроков деда, влетел в ворота. Дед от удивления даже раскрыл рот.

– Это просто какое-то недоразумение! Давай сыграем ещё раз, – стал уговаривать он бабу Розу.

– Я же тебе сказала, что второго раза не будет.

Дед Изя посмотрел по сторонам, ожидая от кого-нибудь защиты, затем, ворча что-то себе под нос, стал надевать передник, а баба Роза, обняв и поцеловав меня, спросила:

– Ну, внучек, как твоя баба Роза?

– Класс! – с гордостью ответил я.

– Вот то-то, – улыбнулась она мне и, усевшись на диван между мной и нашей кошкой Мусей, стала вязать кому-то малюсенькие носочки.

 

ИСТОРИЯ ВТОРАЯ. Гость из Америки

 

Недавно у нас в гостях был папин друг детства Генри Стоцкий. Папа когда-то мне рассказывал, что в молодости они дружили, жили рядом и вместе ходили в школу, даже когда-то влюбились в одну и ту же девушку. А потом пути с Генри у него разошлись. Генри поступил в консерваторию и уехал учиться, а мой папа заочно поступил в политехнический техникум и женился на этой самой девушке, которая через много лет стала моей мамой.

Вообще-то, скажу вам по секрету, Генри на самом деле никакой вовсе не Генри, а Геннадий, а Генри он стал, когда переехал жить в Америку, наверное, как говорит мой дедушка Изя, для конспирации так было нужно.

Этот самый Генри, оказывается, оперный певец. В этом месяце у него гастроли по всему Средиземноморью. И сейчас у него несколько концертов у нас в Израиле. Ради встречи со своим лучшим другом, моим папой, он отказался от номера в самой шикарной гостинице Тель-Авива и три дня гостил у нас в Ашдоде.

При первой встрече папа сказал Генри: «Отдыхай и не волнуйся, ровно за час до концерта я тебя доставлю к концертному залу в Тель-Авиве в целости и сохранности».

Моей маме Генри подарил коралловое колье со словами: «Это ожерелье для девушки, которую в молодости я очень любил и которую так нагло и бессовестно у меня увёл мой лучший друг».

Мама от счастья весь вечер была на седьмом небе и от зеркала просто не отходила, так ей понравилось это колье. С папой в знак большой дружбы Генри обменялся часами. Маленькому Рони достался гоночный автомобиль с дистанционным управлением. А для меня у Генри, наверно, просто не хватило уже денег на подарок. Мне, конечно, было очень обидно, но мама сказала, что подарком Рони можно и мне играть, и нам обоим через неделю, максимум через две эта гоночная машина надоест и будет валяться в ящике для игрушек.

Я быстро успокоился, так как маленькому Рони больше нравилось бегать за гоночной машинкой, чем управлять ею. Ну а я с удовольст-вием пультом управления гонял машинку по всем комнатам.

Вечером после долгих разговоров взрослых обо всём на свете у нас в салоне состоялись международные соревнования по настольному футболу. Все играли до пяти забитых голов, то есть, кто первым их забьёт в ворота противника. Папа всех, конечно, победил. По-видимому, сказались его каждодневные тренировки. Угадайте, кто из нашей компании оказался на втором месте. Правильно! Конечно, я. Я победил и маму, и деда, и Генри. А наш дед Изя победил только мою маму. Генри оказался вообще ужасно рассеянным. Он у моей мамы сначала выигрывал 4:0, а потом умудрился проиграть 4:5. Причём он очень старался выиграть у мамы, что было хорошо видно по игре. Он ужасно ругал себя за каждый пропущенный мяч и нервно крутил одну за другой совсем не те ручки. А после проигрыша сказал маме, что больше с женщинами никогда играть ни во что не будет, так как его мужское достоинство не позволяет ему проигрывать женщинам, а выиграть у них ни  в чём никогда у него не получается. Не знаю, почему, но всем очень понравилась игра Генри  с мамой. 

Я этих взрослых просто не понимаю.  Человек на последней минуте проигрывает, а все ему аплодируют от радости, что он как-то не по-человечески, а по-джентельменски проиграл. А баба Роза сказала: «Смотрите все и учитесь у Генри, как надо уважительно обращаться с женщиной. Всегда, даже когда выигрыш почти уже у вас в кармане».

Вечером папин друг зашёл ко мне в комнату и, закрыв за собой дверь, достал из кошелька сто долларов, и сказал:

– Таль, ты меня, пожалуйста, извини, произошло недоразумение. Я к своему стыду не знал и даже не догадывался, что у моего друга детства, у твоих папы и мамы есть ещё двое малышей, и даже эту гоночную машину я купил на всякий случай, просто она мне самому понравилась. Бывает ведь так иногда даже у взрослых. Вот тебе, малыш, сто долларов, возьми и купи себе что захочешь. Это будет тебе мой подарок. Я знаю по себе, какое счастье для ребёнка, когда он имеет в своем кармане несколько долларов, о которых взрослые не догадываются. А сейчас давай сыграем с тобой напоследок ещё раз в настольный футбол. Только на этот раз сыграем, как взрослые. Сделаем с тобой ставки, и, кто выиграет, тому и достанется выигрыш. Играем до десяти забитых голов. Ставку я предлагаю сделать по пятьдесят долларов. Сейчас кладём под коробку от футбола по пятьдесят долла-ров и начинаем игру.

Игра ещё не началась, а руки мои уже были готовы крутануть нужную ручку, дать возможность своим игрокам посильнее ударить по воротам противника. Игра у нас шла очень азартно и с переменным успехом. Счёт открыл, конечно, я, а затем, к сожалению, Генри забил в мои ворота сразу семь мячей подряд и, улыбнувшись, сказал: «Давай догоняй, студент!»

Я, надув щёки, с невероятной силой стал крутить нужные ручки и заставлять игроков бить чаще и точнее по воротам противника. И, о, чудо, в каких-то пять-десять минут я догнал Генри. Счёт стал семь-семь. Но тут опять ко мне, как иногда говорят взрослые, вернулась полоса неудач. Игроки Генри в считанные минуты забивают мне два гола подряд. Счёт стал девять-семь. Я, вздохнув, уже мысленно попрощался  с этими ещё не выигранными долларами и на всякий случай пощупал у себя в кармане оставшуюся пятидесятидолларовую бумажку. И глубоко вздохнул: лежит моя хорошая, и со злостью стал крутить ручки управления своими футболистами. И произошло чудо: вначале я догнал Генри, счёт стал девять-девять, а потом мощным щелчком почти с середины поля вогнал мяч прямо в ворота Генри. Его вратарь даже ничего не заметил и по-прежнему смотрел совсем в другую сторону. «Ура, – закричал я. – Я победил, счет десять-девять».

Сказать по правде, друзья, особенного удовольствия от этой победы я не испытывал. Я чувствовал, что Генри играет намного лучше меня, просто он ещё раз решил немного подурачиться, на этот раз со мной, и дать мне возможность разок у него выиграть. И хоть эти пятьдесят долларов я законно выиграл у Генри, я всё-таки сказал ему спасибо и прямо при нём их аккуратно запрятал в свои зимние сапожки. Я знал, что от жаркого месяца мая до израильских осенних дождей времени почти полгода, и за это время я сто раз успею истратить все свои доллары.

Генри посмотрел, куда я запрятал деньги, улыбнулся и, покачав головой, сказал: «Мудрый политик всегда догадается, куда выгоднее вложить свои кровные деньги».

 

 

Из всех дней недели мне больше всего нравятся пятница и суббота. В субботу у нас общеизраильский выходной. Вся страна отдыхает. Не работают фабрики и заводы, школы, даже детские садики. Не ходят автобусы и маршрутные такси, закрыты почти все магазины. Домашние дела взрослые стараются успеть сделать до наступления шабата.

В пятницу и субботу верующие идут в синагогу молиться, чтобы у нас в Израиле всегда был мир и достаток, а потом тоже отдыхают.

В эти дни мы редко сидим дома. Летом с утра до наступления жары мы обычно уже успеваем побывать на море. Оно у нас тут рядом. На машине ехать всего пять минут. А если пешком, то доходим за тридцать-тридцать пять минут. Морская вода тёплая, мы все купаемся и загораем. Удовольствие от купания просто неописуемое!

После купания мы обычно или едем к кому-нибудь из наших друзей в гости или кто-то приезжает к нам. А после обеда, когда на улице немного спадает жара, мы всей семьёй с нашими гостями идём гулять по набережной или в парк. Вы никогда не бывали в нашем ашдодском парке? Нет? А жаль. Наш парк лучший в стране! В  нём много интересных аттракционов – и для взрослых, и для детей.

В центре парка огромное озеро, в котором плавают рыбки,  и взрослые могут взять напрокат лодку. По вечерам начинает работать поющий музыкальный фонтан. Это восхитительно! Под музыку на разную высоту выбрасываются огромные струи воды, кажется, что этот фонтан и поёт, и танцует, и играет на всех музыкальных инструментах одновременно. Если бы не надо было идти домой, я бы с удовольст-вием остался смотреть на эти поющие фонтаны хоть до самого до утра.

В парке даже в субботу можно купить и мороженое, и конфеты, и разные напитки.

Рядом с парком находится огромный амфитеатр, где выступают артисты.

А ещё в самом конце Ашдода есть копия настоящей летающей тарелки, вечером она переливается всеми цветами, и кажется, что она действительно прилетела из космоса. 

Пока мы с папой показывали его другу Генри всю эту красоту: и парк, и тарелку, и море, – в это время мама, дед, баба Роза, и мой брат Рони оставались дома. Рони совсем маленький, ему днём ещё обязательно нужно спать. Дед Изя в эту пятницу собирался с нами на море, но потом вспомнил, что сегодня должны по телевизору показывать футбол Аякс-Барселона, и он просто не имеет права это зрелище пропустить. А мама с бабой Розой готовили обед. Обед сегодня должен быть не совсем обычный. Это обед в честь дяди Генри.

Вместе с мамой баба Роза хочет приготовить что-то такое, чтобы надолго запомнилось нашему гостю. По этому случаю баба Роза достала из своего чемодана заветную тетрадь с рецептами старинных еврейских блюд, записанных ещё со слов её бабушки. Я за свою долгую жизнь перепробовал все эти бабушкины и прабабушкины блюда и даже могу вам все их описать.

Это и курица, из которой баба Роза вынула все кости и начинила всякими вкусностями, это и шашлыки из курицы, и холодец, и грибная запеканка, и разные салаты. И фаршированная рыба, приготовленная по особому рецепту, о котором она никому не рассказывает, даже маме.

А торт "Вишенку" приготовила мама и поставила в холодильник ещё утром, но говорить никому не хочет, потому что я могу не удержаться и откусить кусочек, ведь вкуснее его я ничего не ел.

Конечно, к такому праздничному столу никто не станет опаздывать. Поэтому  точно перед началом шабата все уже сидели за столом. Было шумно, произносились тосты за шабат – выходной, придуманный Всевышним специально для всех евреев, за золотые руки моей бабы Розы и мамы, сумевших так здорово всё приготовить и красиво украсить стол, и чтобы в следующий шабат было не хуже, и за папиного друга Генри, чтобы удачными были его гастроли.

А потом Генри сказал:

– Как артист я всегда должен быть в форме, не расслабляться и никогда не переедать. Но когда на столе такое обилие вкусной еды, трудно отказаться, просто невозможно... её аромат и необычайный вкус просто сводят меня с ума. Спасибо вам, тётя Роза, за этот праздник, который вы устроили в честь шабата и в мою честь.

В это время в дверь позвонили. Папа открыл, и в дом вошёл молодой парень с огромной корзиной цветов, поставил её на свободный стул и попросил бабу Розу расписаться, что цветы доставлены вовремя и по назначению.

Парень ушёл, а удивлённая баба Роза достала из букета записку, надела очки и стала вслух читать: «Тёте Розе от почитателя её кулинарного таланта Генри. Ваши добрые и талантливые руки создали мне как артисту отличное настроение, и я завтра со сцены, как и Вы сегодня, буду работать с полной отдачей и, как и Вы, дарить радость людям. Желаю Вам много здоровья, счастья, долгих лет жизни. И, как и мы, артисты, своим трудом приносить радость людям. Большое Вам за это спасибо».

После чтения записки лицо у бабы Розы покрылось румянцем, и она тихонько спросила Генри:

– Генри, разве можно так бесконтрольно тратиться? Эти цветы ведь стоят уйму денег.

– Не можно, а нужно, – улыбнулся Генри бабе Розе. – Я уже третий месяц разъезжаю по гастролям и могу себе многое позволить. Эти деньги, что я истратил на цветы, для меня далеко не последние.

– Ещё раз спасибо, Генри, за цветы, – вновь поблагодарила баба Роза. – А теперь скажи мне по секрету, что тебе приготовить завтра на обед перед концертом?

– Если можно, тетя Роза, то ничего для меня готовить не надо. Утром у меня лёгкий завтрак: два яйца всмятку и чашечка кофе, затем хорошая физзарядка, час на море и два часа разминка для голоса. А перед концертом я ничего не ем и никогда не переедаю.

После застолья Генри сел к роялю. Все окружили его, и начался концерт. Сначала решил спеть наш слегка выпивший дед Изя, который вместо шабатного лёгкого вина умудрился незаметно выпить три рюмки коньяка. Он попросил Генри сыграть свою любимую песню «Ой, цветёт калина». Эту песню дед каждый день поёт себе под нос, когда играет сам с собою в шахматы и когда у него просто хорошее настроение. Песню подхватили и папа, и мама, и баба Роза, и даже я. Хотите знать, откуда эту песню знаю я? А вы попробуйте её не запомнить, когда при вас её поют каждый день. После окончания песни все дружно зааплодировали деду Изе, а он поклонился, как настоящий артист, и галантно уступил место возле рояля бабе Розе.

Баба Роза сначала очень стеснялась петь:

– Ну, какая из меня певица? – говорила она. – Ну, пела когда-то давно в молодости в самодеятельности.

Но после бурных уговоров, положив одну руку на рояль, всё же запела.  

«Что стоишь, качаясь,

Тонкая рябина,

Головой склоняясь

До самого тына…»

 

Баба Роза пела с такой теплотой и нежностью, что все присутствующие слушали, как зачарованные. А она продолжала:

 

«Как бы мне, рябине,

К дубу перебраться.

Я б тогда не стала

Гнуться и качаться».

 

После окончания песни Генри, поцеловав бабе Розе руку, сказал:

– Если бы некоторые наши певицы, поющие на профессиональной сцене, имели такой чистый, певучий, задушевный голос! Сколько настоящего счастья они принесли бы людям.

А потом, по просьбе Генри, запел мой папа. Пел он почему-то тихо, вполголоса. Чтобы понять слова песни, нужно было хорошенько прислушиваться. А папа пел песню о какой-то электричке, которая почему-то сбежала от него, и ему пришлось куда-то идти пешком по шпалам.

Если вы не знаете, как это идти по шпалам, я объясняю: это значит идти по рельсам, так как электрички вместе с машинистами по ночам отдыхают. После песни мама сказала, что наш папа во всём такой стеснительный. Стесняется кого-то обидеть. Стесняется петь во весь голос, стесняется о чём-то кого-то попросить. «Его счастье, что я его вовремя подобрала, а то со своим характером до сих пор ходил бы в холостяках».

– Как бы не так! – заулыбался папа. – В женском общежитии, когда я впервые у тебя ночевал, опоздав на электричку, было шесть этажей первоклассных невест и все на выданье. Но никто в тот вечер к ним в комнату не лез, как я к тебе, по водосточной трубе на третий этаж.

– Признавайся, что влюбился в меня по уши, поэтому и лез? – хитро улыбнулась мама.

– А я и не отрицаю, – признался папа и добавил: – А от нашей крепкой любви у нас появились два таких красавчика – Таль и Рони.

Слушал я эту папину чушь и удивлялся. Я ведь знал точно, что меня и брата родила мама, без всякой там папиной помощи. И при чём тут мой папа и его любовь к маме, я не понимаю.

А за папой захотел выступить и Рони. Он сам залез на стул и, в отличие от папы, громко запел свою песню, которую давно уже выучил в детском саду и которой только за один вечер успел задурить всем голову.

Ядаим лемала

Аль а рош

Аль а ктефаим

Эхад штаим шалош.

А потом все стали просить меня что-то для всех спеть. А я петь сегодня перед всеми просто не захотел:

– Пойте сами, если вы хотите, а я петь не буду, – надул я свои щёки.

– Не хочешь петь, и не надо. Нельзя заставлять петь, если он не хочет, – поддержал меня Генри.

– Так расскажи нам хоть какой-нибудь стишок, – стал уговаривать меня дед Изя.

– Стихи тоже не хочу вам рассказывать.

– Но так нельзя. Тебя ведь все очень просят, – не успокаивался дед Изя.

Я со злостью залез на стул и быстро-быстро рассказал четверости-шие из сказки «Кошкин дом»:

«Жил-был козёл.

Он ел пшено,

Клевал навоз

И как-то раз яичко снёс».

Все заулыбались, кроме мамы и бабушки Розы, а дяде Генри от смеха пришлось даже протереть платком свои глаза.

– Вот так всегда получается, – сказал он, – когда человека заставля-ют делать то, чего ему не хочется. Нельзя из человека, если он не хочет, сделать певца, артиста, лётчика или композитора. Как жаль, что многие этого не понимают.

А потом запела моя мама. Она запела песню на украинском языке, которую потом подхватили и дед, и баба, и наш гость Генри.

После мамы запел и дядя Генри. Голос у него красивый,  высокий, и песни разные: и русские, и украинские, и на идиш, и на английском. И разные арии из опер. Он пел, почти не отдыхая, одну песню за другой. Пел он и про сердце красавицы, и про смешного Фигаро, который то здесь, то там, и все его всё время ищут и никак не могут найти. А когда дядя Генри запел про ноченьку, я уже засыпал на диване.

 

 

На следующий день у дяди Генри было всё так, как он себе запланировал. Утром он сделал получасовую зарядку с гантелями, после завтрака целый час плавал в море. Потом с трёх до пяти у него была, как он сам говорил, лёгкая распевка в комнате у деда Изи, потому что эти распевки мог выдержать только наш дед Изя. Он вынул из ушей аппарат усиления звука и два часа занимался своими делами: то слушал отрывки из концерта дяди Генри, а то с ручкой в руках решал свои шахматные задачи. Все остальные слушали далеко не всё с удовольст-вием. Просто распевки нам нравились не очень, зато песни и отрывки из опер нравились всем. Все занимались своими делами и одновремен-но слушали, как распевается дядя Генри. Папа с мамой в это время в салоне смотрели приключенческий фильм по телевизору,  баба Роза де-лала что-то на кухне, а мы с Рони строили большую башню из кубиков.

Ровно в пять вечера дядя Генри закончил распевки и пошёл прини-мать душ, а дед Изя опять вставил в уши аппарат и пошёл на кухню к бабе Розе предлагать ей свою помощь в приготовлении ужина. Через пару минут он уже сидел на табуретке, чистил ножом картошку и говорил бабе Розе, что в нашей семье шестеро взрослых, и если бы мы все пошли на концерт Генри, то потратили бы минимум тысячу пятьсот шекелей, а так два дня дома слушали его бесплатно, и завтра мы все вместе пойдем в супермаркет и купим на сэкономленные деньги всё, что сами пожелаем.

А баба Роза тоже полушёпотом, чтобы никто не слышал, ответила деду Изе:

– Как тебе не стыдно! Даже если ты успел с утра выпить рюмку коньяка, всё равно надо думать, что говоришь. И никто не обязан слушать твои плоские шуточки.

Вечером папа рассказывал, что свой подготовительный концерт дядя Генри продолжал и у него в машине почти до самого Тель-Авива. Сквозь полураскрытые боковые стёкла машины во все стороны далеко был слышен сильный оперный голос дяди Генри.

– Голос его был слышен даже на встречной полосе, – рассказывал папа. – Одни проезжающие мимо нас смеялись нам вслед, а другие ругались, просили прекратить свои пьяные выходки, обещали даже позвонить в полицию. Кричали, что мы отвлекаем всех своим пением от управления автомобилем. По-видимому, кто-то всё-таки сообщил о нас в полицию, потому что уже у самого въезда в Тель-Авив нас остановили. Из полицейской машины вышла довольно симпатичная девушка в форме полицейского и подошла к нам.

– Сержант Рабинович, – представилась она. – Вы своим взбудораженным настроением и громким пением создаёте помехи на дороге. Представьте ваши документы.

Папа вышел из машины, а Генри своим сильным голосом очень артистично запел:

«Левая, правая, где сторона?

Улица, улица, ты, брат, пьяна».

Полицейская внимательно посмотрела на улыбающегося Генри и вернула папе права:

– Мы, полицейские, тоже люди, а не звери какие-то. Я вижу, что вы не выпившие, а просто в сильно приподнятом настроении. Ты влюбился? Женился? Родился сын? Или выиграл десять миллионов в лото?

– Нет, нет и ещё раз нет. Просто везу друга на концерт, и мы уже опаздываем. А без него концерт просто не состоится.

Полицейская заглянула ещё раз в машину и воскликнула:

– Да ведь это сам Генри Стоцкий. Извините меня. И как я по голосу сразу вас не узнала? Завтра мы с мужем вечером идём на ваш концерт. Скажите мне, Генри, вы сейчас в виде исключения не могли бы дать мне свой автограф? У меня дома есть автографы многих великих артистов: и Галины Вишневской, и Дмитрия Хворостовского, и Анны Нетребко, а сейчас, надеюсь, будет и ваш. Только, к сожале-нию, не на чем вам расписаться.

Генри улыбнулся и сказал:

– Для полицейской, любительницы оперы и хорошей песни и, к тому же, очень симпатичной женщины, я всегда найду, на чём оставить автограф. – Он достал из внутреннего кармана пиджака пачку своих фотографий и на одной из них написал: «Большому любителю оперы, музыки и хороших песен и просто очень симпатичной женщине от Генри», – и расписался.

Мы распрощались и продолжили путь к концертному залу в Тель-Авиве, а наша случайная знакомая-полицейская махала нам рукой, пока мы не скрылись за поворотом.

 

 

Прошло полгода. Дядя Генри давно уже уехал в свою Америку. Он стал часто звонить нам в Ашдод. По телефону всем передавал привет, и даже мне и маленькому Рони. Обещал через два месяца обязательно хоть на пару недель прилететь всей семьёй к нам в Израиль.

А у нас в семье всё по-старому, правда, кое-какие перемены произошли. Моему старшему брату Давиду присвоили звание сержан-та, и он теперь учит молодых солдат, как обращаться с оружием. Заставляет их заниматься спортом, чтобы они все были сильными и выносливыми. Моя мама перешла работать в поликлинику неподалёку и сейчас больше времени бывает дома. Она чаще занимается мною и Рони, стала больше помогать бабе Розе по дому.

Папа, как всегда, дома занят своей работой, ремонтирует электро-приборы, придумывает какие-то новые бра и светильники и обслужи-вает почти всех соседей. Все несут к нему свои испорченные электроприборы. А баба Роза ворчит, что он со своей добротой устроил в доме целую мастерскую, а ему как мужчине пора научиться уже кому-то отказывать. Вокруг нашего дома есть несколько разных мастерских. Пусть соседи, как и все порядочные люди, обращаются со своими поломками туда и не дурят моему папе голову.

А у нашего деда Изи забот и хлопот, как всегда, хватает на целый день. Во-первых, он главный помощник бабы Розы по всем домашним делам. Он каждый день жалеет бабу Розу и помогает ей убирать квартиру. По несколько раз за день дед ходит по магазинам и всегда знает, в каком магазине какие продукты сколько стоят.

Во-вторых, под его руководством я строю из деталей конструктора разные машины, а маленького Рони дед научил рисовать человечков, кошек и зелёную траву, и наш Рони иногда часами сидит возле деда Изи и рисует.

В-третьих, иногда по вечерам вместе со мной он выгуливает нашу собачку Венту. А я сам на улице держу её за поводок, потом на пустыре подбрасываю специальную тарелку, и наша Вента легко и охотно её ловит и ждёт, когда я её снова подброшу. С прогулки мы все трое возвращаемся довольные, в хорошем настроении. А по вечерам у деда по телевизору всегда футбол и решение шахматных задач.

Ну а баба Роза, как всегда, у нас главнокомандующий. Она каждый день составляет меню на завтрак, обед и ужин, командует, кому отводить меня и Рони в детский сад, кому нас забирать, кому из взрослых что купить из продуктов и кому где и что нужно сложить или убрать. А потом по вечерам все должны сидеть в салоне на диване и слушать её рассказ о просмотренных за день аргентинских сериалах.

Дед Изя часто говорит нам, что в  доме всегда найдётся для всех работа, а что всё гладко и без проблем бывает только у других.

 А вчера баба Роза сказала деду, что он своими нравоучениями и длинным, как у старых женщин, языком когда-нибудь сам себе накаркает. Так у деда Изи вчера и получилось. Случилось непредви-денное. Вы только ничего совсем плохого не подумайте. Он и не упал, и сердце вчера у него не болело, и таблетки утром он принял все, что ему положены.

В это утро наш дед проснулся просто в отличном настроении. Он встал с кровати, подошёл к окну, отдёрнул шторы и несколько раз поднялся на носках, руками стараясь дотянуться до потолка. Но, опускаясь в последний раз с носков на пятки, наступил на свои любимые очки, которые оказались без футляра и как раз у него под ногой. Раздался хруст, и от очков осталось одно воспоминание. Сломались и отлетели дужки, а одно стёклышко вообще треснуло посередине. Остался наш дед без своих любимых очков.

Он очень расстроился, увидев поломанные очки, а баба Роза ему сказала, что лежали бы они в футляре, ничего бы с ними не случилось. А теперь наш дед будет сидеть дома без очков и ждать, когда зайдёт на счёт пенсия, тогда можно будет заказать новые очки.

Я тоже очень расстроился. Вы даже не представляете, какой на самом деле хороший у меня дед! Я задумался, как ему помочь и где достать деньги на очки. И тут я вспомнил про свои доллары, запрятанные в мои сапожки. И опять расстроился: кто же мне за доллары в Израиле продаст новые очки? У нас ведь совсем другие деньги, у нас шекели, а шекелей у меня, к сожалению, нет.

Но вдруг вспомнил, что часто гуляя с бабой Розой по парку, видел рядом с парком и магазин детских игрушек, и почту, и парикмахерс-кую, и магазин «Оптика». И я решил, что завтра же зайду в «Оптику» и объясню продавцу очков, что у нас случилось с очками деда,  попрошу, может, он в виде исключения за доллары, а не за шекели продаст для моего деда новые очки.

На следующий день я положил футляр с поломанными очками в свой рюкзачок, с которым каждый день хожу в детский сад. В садике день тянулся ужасно долго. Мне не хотелось ни играть в футбол, ни слушать интересную сказку про Красную Шапочку, которую нам читала воспитательница. После садика в парке я встретился с двумя знакомыми девочками и рассказал им историю с очками и долларами. Девочки немного меня успокоили:

– Во-первых, за доллары везде и всё что хочешь можно купить в наших магазинах. Во-вторых, узнать, какие в очках стёкла, и вставить такие же в новую оправу, – это минута времени. В-третьих, для конспирации тебе нужно подойти к бабушке и попросить разрешения сбегать домой попить. Пока ты будешь бегать, бабушка будет смотреть за твоим братом Рони. А тебе понадобится не больше десяти минут, чтобы сбегать в «Оптику» и купить очки.

Я так и сделал. В магазине сразу определили, какие нужны стёкла, и подобрали точно такую же оправу, какая была, а потом сказали, что очки будут стоить ровно 150 шекелей. Короче, не буду дурить вам голову, а скажу, что за пятьдесят долларов мне сделали новые очки для деда и ещё дали сдачу 35 шекелей.

Я счастливый побежал к своим подружкам, по дороге я вдруг остановился и побежал назад, уже к мини-маркету. Я спросил у продав-ца, столько стоит пять порций конусного мороженого в вафельной трубочке. Он сказал, что у таких маленьких детей, как я, в кармане не бывает столько денег, и посоветовал мне идти гулять. Но потом сказал, что одна порция мороженого стоит семь шекелей, а пять – тридцать пять.

Я положил на прилавок свои тридцать пять шекелей. Продавец взглянул на деньги и улыбнулся, а потом положил мне в пакет пять порций конусного мороженого в вафельных трубочках. В парке я угостил своих двух подружек мороженым. С одного, для себя, содрал упаковку, одно отдал бабе Розе и одно своему брату Рони. Баба Роза строго спросила:

– Откуда у тебя мороженое?

– Я сам купил, – гордо ответил я и всунул ей в руки очки для деда. – А это положи в свою сумку. Потом дома я тебе обо всём расскажу, – и побежал к своим подружкам качаться вместе с ними на качелях.

Дома я подробно рассказал бабе Розе, откуда у меня взялись деньги и на очки для деда, и на мороженое, и ещё отдал ей свои сто долларов, так как они мне были совершенно не нужны, ведь у меня абсолютно всё есть.

Деду очки подошли. Он примерил их, попробовал почитать газету,  посмотрел на себя в зеркало. А потом, подняв меня до самого потолка и крепко-крепко обняв, сказал:

– Я всю жизнь думал, что мне, кроме твоей бабушки Розы, ещё нужно для счастья? И сейчас понял: иметь такого хорошего внука, как ты. И завтра вечером в синагоге я уже не знаю, что ещё мне для себя просить у Всевышнего. У меня уже, слава Богу, есть абсолютно всё.

 

 

 

 

ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ. Мой старший брат Давид

и другие члены семьи 

 

Вы думаете, дед, баба, мама, папа, маленький Рони и я – это вся наша семья? Как бы не так. У меня есть ещё старшие брат и сестра. Брат Давид и сестра Мири. Давиду уже 19 лет. Он служит в Армии обороны Израиля. В следующий четверг папа, мама, дед, я и моя сестра Мири поедем в часть, где проходит курс молодого бойца наш Давид. Мой брат в присутствии всех гостей  будет принимать присягу на верность Израилю.

Давид в нашей семье самый высокий и самый сильный. Он каждый день поднимает огромные гири. Они такие тяжёлые, что даже я и то не могу эти гири сдвинуть с места. А ведь каждый день я ем запеканку. Баба Роза говорит, что эта запеканка – чистый творог! – очень необходима для укрепления мышц.

А ещё Давид ходит в спортзал и там под руководством тренера занимается капуэро – это такая бразильская национальная борьба, в которой надо уметь делать абсолютно всё: и ходить по залу на руках, и быстро вращаться на одной руке с поднятыми ногами, и делать сальто вперёд и назад. Дома он каждый день много раз повторяет все эти упражнения.

  Мама с удовольствием наблюдает за тренировками Давида, она гордится, что он у неё такой спортивный. Брат и меня учит своим приёмам. Правда, у меня не всё получается. Но Давид не подгоняет меня и всегда говорит: потихоньку, потренируешься, и всё у тебя получится.

А ещё наш Давид четыре года ходил в музыкальную школу, где учился играть на гитаре. Он научился сам придумывать новые песни и слова к ним – на иврите и на английском языках.

По вечерам со своими гитарами к нему приходят его друзья Илан и Боня. Они вместе допоздна вполголоса, чтобы никому не мешать, распевают песни, придуманные Давидом. А утром, как говорит мой папа, комната Давида выглядит не лучше городской свалки. Дело в том, что Давид каждый день ищет подходящую одежду для работы и для встречи с друзьями, разные там джинсы с дырявыми коленями и тенниски или рубашки под горло с разными рисунками и надписями: Нью-Йорк, Лондон, Париж или «Я из Роттердама». Всю одежду, которая попадается ему под руки, он швыряет на кровать и даже на пол. А когда к нему кто-то стучится в дверь, он всю одежду быстро засовывает ногами под кровать, под кресло, или накрывает одеялом.

А все похвальные грамоты: и за спортивные соревнования, и за его песни, и за хорошую учёбу в школе, – а также листы с сочинёнными им песнями разбросаны по всей комнате. Папа ругает Давида за беспорядок и говорит, что он не представляет, что ещё будет с ним через год или через три. И когда уже Давид станет самостоятельным и станет ли таким вообще? А брат отвечает, что когда ему очень нужен будет порядок в комнате, он его наведёт за пять минут.

После окончания школы Давид пошёл работать в пиццерию: таскает там муку, сахар, что-то месит, варит, печёт, упаковывает готовую продукцию и иногда, когда много покупателей, продаёт за прилавком питы, пиццы, круасоны, пирожные. В те часы, когда он работает за прилавком, к нему подходит много девушек посмотреть на молодого, симпатичного продавца с голубыми глазами и аккуратной бородкой, который всем подряд улыбается и говорит красивые слова: пожалуйста, на здоровье, приятного  аппетита.

С зарплаты Давид всем нам покупает подарки, а для своих друзей по выходным заказывает пиццу, пару бутылок пива и коробку конфет.

А про друзей Давида хотите знать? Они работают на каком-то большом заводе, и зарплату им переводят на счёт прямо в банк. Они всегда говорят моему брату, что тоже не прочь устроить на свои заработанные деньги какую-нибудь вечеринку, но старики их (то есть родители) не разрешают им снимать деньги со счёта. Но за нами, говорят они, должок, и мы когда-нибудь ещё раскрутимся.

А однажды Давиду за своих друзей даже пришлось и подраться. Шёл он вечером домой с работы через парк и вдруг увидел, как трое здоровенных хулиганов бьют его друзей Боню и Илана. Потом Боня рассказал нам, что это были знакомые парни с их завода. Сначала они попросили одолжить им 20 шекелей, а потом, пересчитав свои деньги, попросили ещё 20 шекелей. Боня сказал, что больше нет. Тогда хулиганы скрутили Боне и Илану руки и стали рыскать у них по карманам, и у Илана из кошелька забрали 50 шекелей.

– Лучше верните деньги! – сказал Илан. – А то хуже будет.

– Смотрите, – усмехнулся один из хулиганов, – они нас ещё пугают.

И началась драка. И тут на помощь друзьям подоспел мой брат. Драка закончилась в считанные минуты. Давид с разворота ударил ногой одного под печень, а через мгновение второго ногой в подбородок, третий с завёрнутой назад левой рукой доставал правой из своего кармана деньги. Денег в кармане у хулигана было намного больше, чем они забрали у Бони и Илана. Давид отсчитал деньги друзей, остальные отдал хулигану: «Нам чужих не надо!» Давид с друзьями помог подняться лежащим в нокауте двум хулиганам, и они втроём, поддерживая друг друга, пошли в другую сторону. Вот такой мой старший брат Давид!

А когда в комнату Давида входил наш маленький Рони, Давид бросал все свои дела и брал младшего братика на руки. И тогда по всей квартире разносился весёлый смех. Давид подбрасывал и ловил Рони, а тот просто визжал от счастья. А когда баба Роза кормила Рони, Давиду стоило только сказать: как тебе не стыдно, ты ведь уже большой. А ну, давай ешь сам! – и Рони сразу забирал у бабы Розы ложку и ел сам, не всегда, правда, аккуратно, но уплетал, как большой, ложкой и кашу, и даже суп. Вечером после работы мама удивлялась, как это баба Роза умудрилась научить маленького Рони кушать ложкой.

Давиду наша баба Роза говорит про его друзей:

– Хороших и верных друзей ты в своей жизни ещё встретишь. А эти, которые обещают когда-нибудь оттянуться с тобой по полной программе и в это же время просят тебя заказать им пиццу, это не друзья, хотя остаться без них одному ещё хуже. Но сердце моё полно счастья и гордости за тебя, Давид, что ты у нас красивый, сильный и добрый, и, как твои друзья, не всё меряешь деньгами. А у таких, как ты, всегда в жизни должно быть всё: и счастье, и большая любовь, и деньги.

 

 

А теперь я расскажу вам о моей сестре Мири. Школьные подруги её так и зовут – Мири, а дома почему-то все Машей. А баба Роза вообще зовет её Машенькой. Ко мне сестра относится очень хорошо, даже иногда читает разные сказки и стишки, правда, только на иврите. Баба Роза мне тоже рассказывает разные истории и стихи, только без всяких книг, по памяти и на русском языке. А мама и папа вообще мне читают очень  редко.

– Ты уже большой, тебе пять лет. Читай сам, – говорят они мне, – а чего не понимаешь, подрастёшь – узнаешь.

Так вот. Много лет тому назад, когда Маша только стала ходить в школу, мама, папа, дед и баба решили сделать из неё так же, как из меня, вундеркинда. Чтобы она всё на свете умела: и играть на фортепьяно, и танцевать, как балерины по телевизору, и свободно делать всякие сальто-мортале на ковре, как хорошие спортсмены, и петь, хотя бы как Тамара Гвердцители, и обязательно два раза в неделю ходить в бассейн на плавание для общего закаливания организма.

Через два года, как говорила баба Роза, издевательств над ребёнком она предложила моей маме, пока не поздно, нанять для Машеньки ещё учителя по английскому и по китайскому языку. Мама с папой удивились: ну английскому – это ладно, они не против, это международный язык, очень нужный, и без него никуда не деться, а зачем учить китайский. Он очень тяжёлый для ребенка.

– А затем, – повысила свой голос баба Роза, – что вы, очень умные родители, совсем загоняли девочку и полностью лишили ребёнка детства. У неё нет времени поиграть с подругами в мяч, в классики, сходить в кино. Это просто преступление с вашей стороны.

И так как слово бабы далеко не последнее в нашей семье, Маша перестала ходить и на гимнастику, и на занятия музыкой, и даже в бассейн. Остались у неё только танцевальный кружок и художествен-ная самодеятельность в школе, где сестра пела сольно и запевала в хоре. После репетиций в танцевальном кружке Маша приходила домой просто никакая. У неё болели руки и ноги, иногда она даже не хотела смотреть свои подростковые сериалы по телевизору. Она ложилась в салоне на диван со своим ноутбуком и так лежала и восстанавливала силы иногда час, а иногда и больше. Почти пять лет ходила сестра в танцевальный кружок. А мы всей семьей ходили смотреть её выступления на конкурсах. За эти пять лет Маша три  раза была награждена медалями: два раз серебряными и один раз золотой.

Однажды лучшая её подруга играла с медалями и попросила подарить ей саму красивую – золотую медаль.

– Бери, – сказала сестра. – Мне не жалко.

Хорошо, что баба Роза увидела, как подружка прячет подаренную ей медаль в свою сумочку, и сказала:

– Эти медали не дарятся. Они бесценны. И заработаны потом и большим трудом. Верни немедленно медаль Мири. Такую награду человек должен заработать сам.

Подружка не обиделась, а сказала:

– Зачем мне её зарабатывать, когда похожую я могу купить в магазине, да ещё из чистого шоколада. У вашей Мири ведь медаль хоть и за первое место, но тоже не из чистого золота.

– Вот и поиграй дома со своими золотыми шоколадками, – сказала баба Роза и покачала головой.

Обе мамины подруги уже давно сидят на диете. Но они не только сидят на диете и больше ничего не делают. Они ещё ходят и на работу, и в тренажёрный зал, и на различные концерты. Дома они тоже много занимаются спортом и кушают очень мало и, как они говорят, только для того, чтобы не забыть вкус настоящей еды. От такого жёсткого распорядка мамины подруги остаются стройными и раньше времени не стареют. Но всё равно во многие свои наряды влезть уже не могут. А так как их рост и фигура ненамного отличаются от фигуры нашей Мири, свои платья, кофты, брюки, в которые они уже не могут влезть, целыми охапками несут моей сестре. Многие вещи даже ни разу не надевали, а если надевали, то от силы один-два раза.

Вначале вся эта одежда лежала в шкафу у Мири в нижних ящиках и ждала своего времени. Но однажды это время настало. Мири с подругами как-то достали эти наряды, просмотрели и были просто в диком восторге от красоты и обилия фасонов. Вначале они закрыли дверь от взрослых, я как маленький был не в счёт, и перемерили все наряды, даже перед зеркалом красили себе глаза и губы, а потом, устав от всего этого, всё-таки решили, что наряды им не подходят. Они только для взрослых и модных женщин. Но решили не выбрасывать их, а сделать костюмы к празднику Пурим.

Они часами кроили наряды, и выкройки каждый день забирала к себе домой подруга нашей Мири Дарон. Её бабушка до пенсии была настоящей швеёй и теперь с удовольствием шила девчонкам разные костюмы. Даже для меня сшили костюм мушкетёра.  Маша купила мне настоящую большую саблю, правда, из картона. За этот подарок я обещал всем её подругам не рассказывать взрослым, чем они занимаются в комнате. И я молчал. Но вам расскажу.

Так вот, все обрезки этих нарядов и наряды, ещё не раскроенные, валялись по всей комнате Маши. А папа, когда заходил к ней в комнату, сильно ругался и требовал срочно навести порядок, иначе он выселит её из комнаты. А Мири папе ответила:

– Кончим кроить – тогда и наведём порядок.

– Даю тебе два часа, – приказал папа. – Не наведёшь порядок – перейдёшь жить в наше бомбоубежище.

Мири заплакала и сказала, что если у неё папа такой плохой, то она вполне может без него обойтись. И она может даже совсем уйти из дома, и что с сегодняшнего дня она переходит  жить к своей подруге.

– Ну и уходи, скатертью дорога!

Папа вышел из комнаты и со злостью громко хлопнул дверью. Позже, дрожа от злости, он говорил маме:

– Понимаешь, Татьяна, они, эти ещё не оперившиеся птенцы, ни во что не ставят меня, своего отца. Моя просьба, мой приказ у них уже не вызывает никаких эмоций, никаких желаний прекратить в своих комнатах безобразия и срочно навести порядок. А я их кормлю, одеваю, стараюсь, чтобы ни в чём не нуждались. Я на этот бардак больше не хочу смотреть. Скажи ты им как мать, если они своего отца, командира этой квартиры, не хотят слушать и делать всё, что им говорю, то пусть уходят из нашей квартиры, мне безразлично, куда, хоть в какой-нибудь интернат. Хоть у кого-то снимут квартиру.

– Ты это всерьёз или просто меня разыгрываешь? – засмеялась мама и как-то недоверчиво посмотрела на папу.

– Я вполне серьёзно, – ответил папа. – Дай нам бог с тобой вырас-тить наших малышей, Таля и Рони, не такими ленивыми и безразлич-ными к своим родителям. А эти сверхумные лентяи пусть проваливают. Ну а мы с тобой заслужили на склоне лет сами пожить по-человечески. Помнишь, как мы когда-то в молодости клялись друг другу в любви и верности до самого гроба. Вот так, без этих лентяев мы и заживём в полной гармонии и любви.

– Ты это серьёзно или опять меня разыгрываешь? – уже с серьёз-ным видом спросила мама.

– Как никогда серьёзно, – ответил папа.

– Тогда ухожу от тебя и я. Мои дети для меня важнее твоей боль-шой любви ко мне.

– Ах так… Ах, так. Тогда уйду из дома я! – как-то театрально, как говорят иногда по телевизору обиженные герои, с поднятой головой, произнёс папа и добавил: – Раз меня в этом доме не понимают, то мне здесь делать нечего.

Он быстро надел свои туфли, сорвал прямо с вешалкой от шкафа свою куртку и направился к двери.

– Куда ты вечером, в такую непогоду? Дождись хотя бы утра, – хотела остановить его мама.

– Куда-куда… – дрожа от злости, папа отодвинул маму от двери. – Куда?! А тебе не всё равно? Уйду на кудыкину гору, на край света.

– Послушай, зятёк, – баба Роза всунула папе в руки зонтик. – Там, куда ты идёшь, на краю света, целый день может идти проливной дождь, ненароком промокнешь, пока дойдёшь.

Папа ушёл, даже не закрыв за собой входную дверь, а баба Роза стала успокаивать плачущую маму:

– Да не реви ты так, Татьяна, твой Михаил не такой человек, чтобы взять и уйти. Да и всё в нашем доме ему родное: и дети, и ты, Татьяна. Походит по улице, хорошо промокнет, перебесится и прибежит домой. Поверь, я этих мужиков вижу насквозь. – И тут баба Роза заметила меня за маминой спиной. – А ты, красавчик, что так поздно не спишь? А ну, марш в кровать!

Но это ещё далеко не конец истории. Оказывается, папа с мамой так громко спорили, что их слышали все: и Давид, и Мири, и даже наш дед Изя, который в это время смотрел футбол, правда, абсолютно без звука. Почему без звука? Да чтобы не пропустить ни одного слова, о чём так громко спорили наши папа и мама.

Когда папа вернулся домой, никто даже и не услышал, а среди ночи в пять часов утра, голодный, даже не выпив кофе, он уехал на машине на работу. Баба Роза утром мою маму успокаивала:

– Не переживай. Не такие герои возвращаются, а что ушёл голод-ный на работу, так в нашей стране от голода ещё никто не умер. В шесть утра уже на каждом углу можно купить и питу, и круасон, и заказать чашечку кофе. А вечером посмотришь, твой Михаил вернётся домой с опущенной головой. Мужчины в наш век как малые дети. Долго не могут жить без дома, без женской ласки и чтобы на кого-то хотя бы изредка не повысить голос.

А ночью, вспомнив ссору мамы с папой, я плакал навзрыд. Уж очень хочется, чтобы в нашей семье всегда были мир и порядок. Ведь все в семье в отдельности очень хорошие люди: и папа, и мама, и дед, и баба, и наши Давид и Мири, и даже маленький Рони. Почему иногда мы вместе никак не можем ужиться, жить в мире и согласии и всегда друг друга любить?

В этот же день ровно в семь часов утра, когда мама ушла на работу, в комнате Давида при закрытых дверях состоялось экстренное совещание о всеобщем и длительном перемирии на всю оставшуюся жизнь. На совещании баба Роза была наблюдателем и верховным главнокомандующим, отвечающим за всё, что происходит в нашем доме, Давид – будущим представителем Армии обороны Израиля, и мы с Мири – рядовыми членами домашнего благополучия. Нашего Рони решили на совещание не будить: мал ещё, путь подрастёт. А деда Изю, если пригласить, то он вначале на час пойдёт в туалет, потом на полчаса в ванную комнату, потом окажется, что он по ошибке надел на ноги не свои тапки, пройдёт минимум полдня, а поговорить и принять решение собранию нужно уже сейчас. Дело надо решить очень серьёзно и ждать уже просто некогда.

Все уселись на кровать Давида, а он, размахивая руками, начал говорить:

– Слушайте меня. Если мы хотим, чтобы у нас в доме всё было хорошо, как и прежде, и семья была крепкая и дружная, а папа и мама, как и прежде, любили друг друга и всех нас, мы должны, во-первых, каждый день наводить в своих комнатах порядок и постоянно его поддерживать. Вот, можете посмотреть, как всё сложено у меня в шкафу, и какой порядок у меня на столе. Нет там ничего лишнего. Я хочу, чтобы сразу после нашего собрания вы навели порядок в своих комнатах. Второе. Минимум по часу в день помогать маме и бабушке в домашней работе. Без лени. И мгновенно исполнять все их поручения. И последнее: в качестве примирения сегодня после работы я заказываю торт с надписью из мармелада: «Мама и папа! Мы все очень вас любим. Давайте больше никогда не ссориться» А сейчас я предоставлю слово бабе Розе.

– Дорогие мои внучата! – вытирая свои влажные глаза платочком, сказала баба Роза. – Какое это счастье иметь под старость таких хороших внуков. Всё. Мне больше нечего вам сказать.

А вечером, как всегда, к шести часам папа всё-таки пришёл домой. По его лицу даже я понял, что папа уже больше ни на кого не злится. И что он понял, наконец, что вчера всё-таки был не совсем прав. Он по привычке заглянул во все наши комнаты, потом, ни с кем не поздо-ровавшись, зашёл на кухню и долго-долго смотрел на огромный торт на столе, а потом, наконец, прочитал вслух наше пожелание на торте.

Наконец, его губы чуть-чуть расползлись в улыбке, и он сказал, что это всё просто сон, такого у нас просто не может быть, и попросил, чтобы во всё это поверить, пусть кто-нибудь его ущипнёт.

– Подойди ко мне, зятёк, – хитро улыбнулась баба Роза. – За твой вчерашний концерт я с огромным удовольствием тебя ущипну! – и своей небольшой, но ещё довольно крепкой рукой сильно ущипнула папу за бок.

– Ой, больно, – скривился, улыбаясь, папа. – Теперь я вижу, что это действительно не сон.

– А раз видишь, – сказала баба Роза, – тогда простим всем собрав-шимся вчерашнюю глупость, и всех сейчас прошу к столу. Ввиду исключительности ситуации, сначала всех прошу съесть по куску торта, а ужин, как обычно, через час, строго по расписанию.

 

 

Я уже рассказывал, что мой папа взял ссуду в банке, мы купили большую машину и теперь всей семьёй каждую неделю едем отдыхать на море. Но не все. Давид и Мири на море ходят пешком и только со своими компаниями. Кошке Мусе яркое солнце и морская вода просто противопоказаны. Она даже не очень любит выходить на улицу. Когда мы уезжаем на море, Муся весь день отдыхает, нежится на своём коврике. Ну и на здоровье, она ведь у нас работает и иногда ей бывает просто не до отдыха.

Как вы знаете, она помогает воспитывать нашего Роню. А он у нас далеко не подарок и иногда, вопреки поучениям бабы Розы и кошки, делает всем назло, что он хочет. То открывает все ящики, то сам залезает на стул, то включает телевизор. И даже, если находит карандаш или фломастер, разрисовывает стены. Наша Муся не может допустить такого безобразия и начинает громко мяукать и звать на помощь бабу Розу, а сама за штаны оттаскивает Роню от стен. Так что, когда мы все на море, у нашей Муси наступает настоящий отдых.

А наша болонка Вента всегда с нами. Она постоянно следит за всеми сразу и, когда ей кажется, что кто-то из нас что-то делает не так, заливается громким лаем. Когда мы с Рони сами заходим в море, Вента плавает вокруг нас и громко лает до тех пор, пока мой дед Изя не подходит к нам и не берёт за руки.

Мои мама и папа очень хорошо плавают, и, когда они заплывают очень далеко, за буйки, Вента опять начинает нервничать, она броса-ется в море и догоняет маму с папой. Она лает, как будто предупреждая их, что они заплыли далеко, это опасно.

У бабы Розы любимое занятие – сидеть в море возле самого берега, чтобы прилив воды делал ей массаж всего тела. Но иногда, когда прилив бывает очень сильный и окатывает бабу Розу водой полностью с головой, Вента опять начинает лаять так громко, что нашей бабе  Розе приходится, кряхтя, подниматься и идти вытирать голову полотенцем.

А когда мы все выходим на берег и отдыхаем после длительного купания, Вента мирно дремлет возле нас, положив голову на передние лапы.

Все на берегу загорают и пьют воду, едят фрукты, а мы с Рони в это время трудимся. Я строю настоящий старинный замок, с высокими башнями, с подземными ходами, через которые можно попасть на самый последний этаж башни к принцессе. Окна в башнях я украшаю мелкими ракушками. Я их насобирал целую ладонь. Думаете, это лёгкий труд собирать ракушки? А вот и нет, ведь я собираю не все подряд, а самые маленькие, самые красивые. Вначале работа у меня придвигалась очень медленно. Приходилось каждую минуту бегать к морю за водой. И пока я возвращался, Рони успевал затоптать мой замок, и приходилось начинать всё с начала. Я ужасно злюсь на брата, мама, папа, дедушка и бабушка приходят мне на помощь. Баба Роза и дед Изя забирают Рони в свою компанию, и они втроём строят какие-то домики, а папа с мамой принесли мне с моря много воды – целое ведро и ещё три бутылки. И я уже спокойно, без всяких помех строю свой сказочный дворец.

Когда мы возвращались домой, я взял с собой много красивых маленьких ракушек. Я подумал, что уж очень они красивые, ими можно в доме что-то украсить. Дома я хожу по комнатам и ищу, что бы облепить своими ракушками, но ничего такого найти не могу. Я зашёл к деду Изе в комнату:

– Дед, посоветуй мне, что бы украсить дома моими ракушками?

– Не знаю, что тебе посоветовать, внучок, – пожал он плечами. – Вроде, у нас в квартире всё чисто и красиво. Хотя, – вначале дед Изя на минуту задумался, а потом хитро улыбнулся… – есть для тебя работа. Ты заметил, что наша баба Роза ходит в новых тапках, а её старые расклеенные несколько дней стоят в прихожей. Баба Роза уже третий день просит их выбросить в мусорку, а я всё забываю.

– Эта работа мне не подойдёт, – надулся я, – что толку украшать ракушками расклеенные тапочки, чтобы потом их выкинуть. Вот если бы ты, дед, их сумел подклеить, починить, тогда бы было другое дело.

– А знаешь, внучок, это хорошая мысль, – обрадовался вдруг дед Изя и добавил: – Тащи бабины тапки ко мне в комнату, я их сейчас починю.

Из своего чемоданчика для инструментов он достал тюбик клея и намазал им отставшую подошву внутри со всех  сторон, а потом сказал:

– Смотри, внучок, на часы, как пройдёт десять минут – скажешь, и мы заклеим бабины тапки, и они станут крепче новых.

– Я не понимаю, как это по часам будет десять минут? – опять надул я свои щёки.

– А это просто, – успокоил меня дед. – Посмотри на часы, видишь, сейчас обе стрелки стоят на двенадцати, а через десять минут большая стрелка будет уже стоять на десяти, – это и будет ровно десять минут. Понял, внучок?

– Конечно, тут нечего понимать, – ответил я.

Бабины тапки склеились просто замечательно. Дед склеил их креп-ко и аккуратно, и стали они просто как новые. Дед посоветовал мне не лепить много ракушек на них, а только спереди один ряд полукругом. И превратятся бабушки тапки в сказочные туфельки принцессы.

– Всё. Готово, – через час показал я ему тапки, обклеенные разно-цветными ракушками. – А сейчас ты, дед, как настоящий принц, пойдёшь в салон и примеришь эти сказочные башмачки на ножки своей Золушке – моей бабе Розе, – захлопал я в ладоши.

– И не только примерю я своей Золушке эти волшебные башмачки, – подмигнул мне дед Изя, – но пойду и куплю своей Золушке и её любимому внуку по порции самого вкусного на свете мороженого, которого настоящие сказочные Золушки и принцессы никогда в жизни  не пробовали.

На следующий день, когда баба Роза уже управилась со всеми своими домашними делами и уселась отдохнуть на свой любимый диван рядом с нашей Мусей, дед Изя подмигнул мне, и мы оба подошли к бабе.

– О, свет моих очей, моя несравненная Золушка! – произнёс дед Изя, опустившись перед ней на одно колено. – Разреши мне примерить эти хрустальные башмачки с изумрудами на твои ножки и заодно убедиться, что они впору только твоим прелестным ножкам. И ещё раз убедиться, что в молодости я сделал правильный выбор и не ошибся, выбрав тебя в жёны.

Баба Роза, выслушав деда Изю, серьёзно ему ответила:

– Ах ты, обманщик, старый хитрец! Так, оказывается, ты, всю свою жизнь прожив со мною, под старость стал сомневаться в своём правильном выборе. Эй, слуги, срочно ко мне! Этот старец в потёртых шортах – вовсе не принц заморский, а всего-навсего просто сапожник, ремонтирующий старую обувь. Связать его, надеть кандалы и заточить в самую высокую башню. – А потом, уже улыбнувшись, добавила: – Вы оба – мои ненаглядные принцы, а башмачков, которые вы мне подарили, нет ни у одной принцессы мира, даже у настоящей сказочной Золушки, потому что вы, мои принцы, вложили в эти башмачки всю свою любовь ко мне. Спасибо вам, мои хорошие, за такой подарок.

– Дорогая моя Розочка, – дед никак не мог выйти из роли сказочного принца. – Хочу тебе признаться, что я, к сожалению, действительно не сказочный принц и даже никогда ни в чём не был на него похож, но тебя, моя Золушка, только одну тебя всегда любил, люблю и буду любить.

– Спасибо за красивые слова тебе, Изеле, и за мороженое, оно такое вкусное, и я уверена, что такое мороженое не покупали ни одной Золушке в мире. И ещё спасибо тебе за твою любовь ко мне и за этот самый замечательный спектакль, который доставил мне большое удовольствие.

Конечно, моя бабушка Роза на Золушку из сказки не похожа. Я много раз смотрел фотографии, когда ей было и 15, и 18  и даже 20 лет. На них она выглядит очень даже ничего, пожалуй, поинтереснее самой этой Золушки. Но в работе… Конечно, Золушка по сказке очень много работала, выполняя все прихоти мачехи и своих сестёр, но как с домашней работой справляется наша баба Роза, Золушке даже и не снилось. Золушка быстро делала одну работу и сразу же бралась за другую, а наша баба Роза может делать несколько работ одновременно. Вот, например, сегодня утром. На газовой плите что-то варится сразу в двух кастрюлях, в это же время в стиральной машине крутится и стирается бельё. В то же время на столе стоит и поднимается в миске дрожжевое тесто для пирожков, ждёт бабушкиных рук.

А знаете, где сейчас в это время наша баба Роза? Она в это время разговаривает по мобильнику, прижатому плечом, со своей подругой из Чикаго. Вы  спросите, почему мобильник прижат к её уху плечом? Не догадались сами? Так и быть, скажу, потому что руки у бабы Розы  в это время заняты. В руках у неё швабра с влажной тряпкой, и баба одновременно вытирает паркет и разговаривает с подругой по телефону.

Хотите ещё примеры, как работает на пенсии наша баба Роза? Пожалуйста. Когда днём она укладывает нашего Роню спать, то поёт ему колыбельные песни и одновременно складывает в его шкаф постиранные и выглаженные вещи. Раскатывает тесто для пирожков и тут же занимается со мной математикой, ругает деда Изю за то, что он в грязной обуви пошёл в салон на ковёр. Баба Роза может одновремен-но что-то вязать, смотреть по телевизору свой сериал и в газете – программу передач, чтобы знать, что будет по телевизору вечером. Вот так, как пчёлка, целый день трудится наша баба Роза.

А что же наш дед? Хотите знать, чем он занят в это время? Он, как и баба Роза, в полном порядке. У меня с ним дружеские отношения. Когда я прихожу из детского сада, он иногда ходит со мной в парк играть в футбол. Под его руководством я каждый день из деталей конструктора строю разные машины: вездеходы, экскаваторы, пожар-ные машины и даже различных роботов. Дед в это время абсолютно ничего не делает, он только следит по рисункам, чтобы я собирал всё правильно и подсказывает мне, если я что-то делаю не так. Баба Роза иногда заглядывает к нам в комнату и просто удивляется, какие красивые машины я собираю под руководством деда Изи.

Не забываем мы с дедом и маленького Рони. Мы каждый день втроем – я, дед и Рони – катаем по полу мячик, а потом забрасываем его в сетку, прикреплённую к шкафу. А ещё мы играем в разные настольные игры, иногда даже во все сразу, так нравится играть иногда нашему маленькому Рони. А потом он сам складывает все свои игруш-ки, вернее, не складывает, а кидает в свой пластмассовый ящик для игрушек. Братик у нас молодец, по-своему сам наводит порядок в своей комнате.

Очень не любит наш дед пылесосить в салоне ковёр и вытирать пыль. Эту работу он делает каждый день и страшно ворчит, она ужасно его раздражает и очень ему не нравится. Я ему, правда, чем могу, иногда помогаю: то где-то влажной тряпкой сотру пыль, то обувь из его комнаты отнесу в шкаф в коридоре.

Зато в магазин наш дед может слетать, как говорит баба Роза, за день хоть сто раз: и за хлебом, и за молоком, и за фруктами, а то специально забудет что-то купить, чтобы лишний раз в магазин сходить.

Дед очень скучает по своей старой работе на заводе. «Вот это была жизнь, – вспоминает он, – и денежки какие-никакие в моих карманах водились, а в обеденный перерыв можно было и в «дурачка» сыграть, и «козла» забить (это сыграть с друзьями в домино). В выходные дни никто не заставляет ничего делать. Ты – работающий человек, можешь в свой законный выходной или смотреть футбол, или валяться на диване целый день с газетой. Это была не жизнь, а мечта! А сейчас что? Даже покушать по-настоящему нельзя. На обед тебе, вместо пюре с приличным куском мяса и солёным огурчиком, салат из капусты, хасы, помидоров, укропа и петрушки. У тебя сахарный диабет, ты должен есть только витамины. И ешь ты этот чёртов салат без всякого аппетита, просто для того, чтобы, не дай бог, не разучиться ещё жевать. И ждёшь этого шабата, как манну небесную, целую неделю. А в шабат, – размечтался дед, и даже на его лице появилась улыбка, – здесь в обед тебе поднесут и полстакана вина, и шашлычок, правда, не из баранины,  а из курицы, но всё же шашлычок. И микроскопический кусочек солёной рыбки. Говорят, что больше мне нельзя. Иногда, правда, если повезёт, кусочек солёной рыбки можно «одолжить»  у зятя Миши. С его тарелки. Он – мужчина кремень,  никогда меня не выдаёт. А ещё мне дают два куска фаршированной рыбы».

Сначала обычный кусочек, как всем, из середины, а потом баба видит, с какой охотой дед ест фаршированную рыбу, кивает головой и кладёт ему в тарелку ещё и рыбью голову. «Пусть, – думает она, – мой Изеле хоть раз в неделю, в шабат, вволю накушается и почувствует себя настоящим хозяином в доме». Это баба Роза так шутит с дедом и сама с собой.

А рыбу, это большой карп, дед Изя всегда покупает сам, сам её чистит и разделывает на порции, а голову от туловища он отрезает так, что только от этой одной головы можно вполне накушаться. У деда Изи в шабат после обильного обеда всегда отличное настроение, он в этот день ходит по квартире и читает молитвы, сочинённые им же самим, как на иврите, так и на русском языке.

– О, Всевышний, спасибо тебе, что хотя бы в шабат я могу вкусно и вдоволь поесть и ощутить опять себя полноценным человеком.

А вечером дед надевает свой чёрный костюм и праздничную кипу и идёт со своими друзьями в синагогу. После субботней молитвы они долго сидят на скамейке в парке и играют в карты, шашки, нарды, шахматы. А ещё разговаривают обо всём на свете: и о внуках, которые, хоть от горшка два вершка, а уже могут и читать на иврите, и в компьютере сами найти, что ты хочешь, и даже соединить тебя с твоими друзьями и родственниками из Америки.

Говорят и о политике, правда, в ней я ещё не совсем всё понимаю. И о ценах на бензин, которые растут как на дрожжах, и о сегодняшнем курсе шекеля по отношению к доллару. Друзья деда над ним смеются: «Какое твоё дело, Изя, до курса доллара, когда в банке у тебя минус, а в твоём кошельке вся твоя наличность – это жёлтая мелочь».

Удивительный народ эти евреи. Они могут смеяться как над чужими трудностями, так и над своими. Им без разницы – главное, чтобы было смешно.

 

 

Через две недели папа с мамой вместе идут в отпуск и на целую неделю улетают отдыхать в Турцию. Баба Роза маме говорит, что совсем не понимает этих молодых. Все, как одержимые, хотят на недельку, хоть на пару деньков, но обязательно съездить отдохнуть в Турцию. Что там такого, в этой вашей Турции, неужели всё мёдом намазано?

– У нас под боком, – продолжает баба Роза, – тёплое море и удиви-тельной красоты север, и даже снежный Хермон. Всё есть у нас для полноценного отдыха. А может, – хитро улыбаясь, продолжает баба, – вы едете в Турцию по своим личным делам? Шесть лет тому назад вы после активного отдыха в Турции вскоре принесли в дом нам с дедом красавчика Таля. А в следующее ваше посещение Турции у нас появил-ся Рони. За кем вы, осмелюсь я вас спросить, едете сейчас?

– Мама, что ты этим хочешь сказать? – с возмущением спрашивает мама у бабы Розы. – Что Таль и Рони у нас плохие мальчики?

– Что ты такое говоришь? – возмущается баба Роза. – Наши детки, что Таль, что Рони, не дети, а просто клад. Просто, если ни с того ни с сего вы рвётесь в Турцию, так, может, я могу заказать себе к старости ещё и внученьку. Будет у меня ещё одна помощница. 

– Ну, мама, у тебя и шуточки! – возмущается моя мама. – Да и четверо детей для сорокалетней женщины, я думаю, вполне достаточно.

– Тебе видней, – улыбается маме баба Роза.

– Ой, мама, у тебя всё шутки, а у меня сердце болит за Давида, –  заплакала вдруг мама. – Такой молодой, всего 19 лет, и уже служит в Армии, и служить ему нужно целых три года, а вот-вот идти служить и нашей Мири.

– Что поделаешь, – посочувствовала баба Роза. – Молодым надо служить, не пойдёт же служить вместо Давида наш дед Изя. Не переживай, Татьяна, три года быстро пролетят, и вернётся со службы наш Давид. Придёт серьёзный, возмужавший, красавец-мужчина. И девчата, как его увидят, от восхищения рты пораскрывают. Ну а ты, Татьяна, с гордым видом будешь между этими девчатами ходить, выбирать себе невестку. Всё будет хорошо. Всему в жизни есть своё время. Надо только научиться ждать.

 

На прошлой неделе, в четверг, мы всей семьёй ездили в часть, где проходит службу наш Давид. Давид в нашем присутствии и в присутст-вии многих гостей принимал присягу верности нашему Израилю. А его командир поблагодарил маму и папу за воспитание хорошего сына и бойца. Ещё он сказал, что с таким бойцом, как наш Давид, исполни-тельным и хорошо подготовленным физически, он, не задумываясь, готов пойти на любое задание. Потом папа сфотографировал меня вместе с Давидом и его одного в берете. На прощание я пообещал брату следить за порядком в доме и обо всех нарушениях раз в неделю докладывать ему.

И я стал следить за порядком в доме. Первое, что я заметил, это наш дед Изя постоянно хитрит и не всегда принимает таблетки. Я ему сразу пригрозил, что о его проделках расскажу маме и бабе Розе. Дед попросил меня никому про него не рассказывать и пообещал впредь регулярно принимать свои лекарства. Я ему верю, дед никогда меня не обманывает.

Второе. Я заметил, что утром баба Роза пьёт свой чай без сахара, это хорошо, но зато с конфетой, а у неё ведь сахарный диабет. А после обеда, когда все уже выходят из кухни, баба Роза достаёт из морозилки коробку с мороженым и съедает его почти пол столовой ложки. Она говорит, что это ей просто необходимо, чтобы уничтожить горечь во рту от лекарств. Но я и ей сказал, что о её проделках никому не расскажу, но она должна мне пообещать не есть сладкого. Вот только закончатся у неё конфеты и мороженое, а этих сладостей у неё осталось максимум на три дня, не больше.

А ещё моя мама перестала брать с собой на работу вместо обеда сладкие булочки, она боится к сорока годам потолстеть. Зато я не боюсь нисколько потолстеть, и каждое утро мы с моим братом Рони съедаем на завтрак по сладкой булочке и запиваем их вкусным шоко.

Баба Роза с дедом Изей уехали на три дня отдыхать на Мёртвое море, и дома без них уже целый переполох.

Завтра к вечеру они должны вернуться. А пока наша мама не успевает сделать всё, что надо. Не варит, как баба Роза, обед, не гладит нам с Роней в садик одежду, не протирает утром в доме паркет, говорит, что пол за три дня ещё не успеет покрыться пылью. А папа сказал маме, что и без маминых родителей мы сами неплохо справимся, и накупил полхолодильника полуфабрикатов. Я вам доложу, что эти полуфабрикаты на вкус очень даже ничего.

Единственное, что в эти дни мама делает по времени, это кормит нашу болонку Венту и кошку Мусю, и вовремя, как её просила баба Роза, поливает все наши цветы на балконе. 

А что мои родители, особенно папа, делают не по времени? Чтобы не опоздать на свою работу, нас с Рони отвозят в  детский сад на час раньше. И мы с братом почти час сидим тихонечко рядом на стульях и молча наблюдаем, как тетя Бела – помощница нашей воспитательницы, наводит порядок в садике.

И когда уже приедут домой наши дед и баба? 

Мама часто вздыхает, как тяжело нам без них. Пусть они всегда будут здоровы и живут столько, сколько будем жить и мы, хоть до ста лет, хоть, как говорят в Израиле, до ста двадцати.

И я задумался, когда маме с папой будет уже когда-нибудь по сто двадцать лет, сколько в это время будет лет бабе Розе и деду Изе? Эту задачу я пока никак не могу решить. Может, вы мне подскажете? Ну хотя бы скажете ответ?