Борис Кутенков

«Литературная деятельность становится формой сопротивления хаосу». Беседовал Виталий Карюков

 

Борис Кутенков известен разными видами деятельности – организаторская, критическая, поэтическая, - но считает своим призванием в первую очередь поэзию, а всё остальное – производными от неё. Он – выпускник Литинститута, автор журналов «Знамя», «Октябрь», «Интерпоэзия», «Литературная учёба» и многих других. О своих многочисленных проектах и о том, что такое современная литературная критика, Борис рассказывает читателям нашего издания.

 

- Борис, сегодня появилось такое слово, как культуртрегер. Можно ли Вас назвать этим словом?

 

Страшноватое слово. Что-то в нём есть начальственное; звучит как «группенфюрер»… Я бы предпочёл более скромную формулировку: организатор литературных мероприятий.

За пять с небольшим лет непрерывного участия в литпроцессе пришлось «опробовать» на своей шкуре довольно много стратегий и задуматься, так ли необходима та или иная из них, органична ли для моего самоощущения. Желание «вписаться» в политику тех или иных инстанций, приведшее к ощущению невписанности; юношеская задорная полемика, ставшая борьбой с ветряными мельницами… И внутренняя работа над собой, происходившая всё это время.

Чётко усвоил две основные вещи: важно любить литературу, а не себя в литературе, - поэтому с годами произошёл крен от саморепрезентации в сторону желания вносить посильный вклад в литпроцесс, структурировать своё небольшое литпространство, - а отрицательная критика уместна тогда, когда можешь с её помощью что-то конструктивное противопоставить существующему положению дел.

Михаил Айзенберг в одном интервью сказал: «Я для себя в какой-то момент решил, что не могу отвечать за весь мир букв. Пусть он живёт своей жизнью, а я отвечаю только за свой кусочек этого мира, у меня своя зона ответственности». Почему-то эти слова у меня идут рядом со словами Цветаевой, сказанными ей в 1941 году: «Человеку немного надо: клочок твёрдой земли, чтобы поставить ногу и удержаться на ней». Чувствую сходно. Так что можно считать, что организация мероприятий – это такой маленький клочок земли, своеобразный космос, помогающий структурировать окружающий хаос, в том числе и внутренний. Поэтому с годами стал больше уважать всяческое подвижничество – издательское, редакторское, - в противоположность «фэйсбучному» брюзжанию. Не претендовать на власть за пределами своего участка, не лезть никуда нахрапом, не ждать милостей от природы, но любовно возделывать свой небольшой сад. Сегодняшний литпроцесс очень широк, он предоставляет возможности для организации своей территории: можно создать свой фестиваль, своё издание, и выбрать то, что тебе симпатично, из разнообразия направлений, при этом учитывая чужой опыт (а лучше – его противоположные стороны).

 

- Круглые столы, фестивали, поэтические сейшены… Зачем вам-то это нужно? У вас ведь есть любимое дело – поэзия.

 

Не стал бы осуждать людей, которые заботятся преимущественно о своём творчестве, но сам я этого, честно говоря, не понимаю. Завсегдатаи презентаций, придерживающиеся отстранённой позиции: «я только поэт»… Считаю, что если тебе дан ресурс литератора, - то это обязывает и к тому, чтобы делать что-то для коллег, для развития литпроцесса в целом. Мне кажется, я нашёл баланс между собственными писаниями, внутренним «чувством пути» поэта, и непоглощённостью собой. Чужая книга, восхищающая тебя до мороза по коже, - уже не чужая; она располагает к тому, чтобы с ней носиться, говорить, как это здорово. Как и прекрасный поэт, которого ты внезапно для себя открыл. Недостаточность дискуссионного поля располагает к тому, чтобы привносить собственную лепту в поток разговоров о современной литературе, приглашать к участию в дискуссиях вменяемых людей. Именно поэтому на нашей постоянной литплощадке в филиале Музея современной истории на Делегатской мы с научным сотрудником Музея, инициатором создания площадки Мариной Яуре провели этой весной четыре тематических круглых стола, посвящённых прозе, критике, поэзии, литературному образованию. Все стенограммы мероприятий и аудиозаписи доступны в Интернете, в журнале «Новая реальность» (http://promegalit.ru/magazines/novaja-realnost.html).

 

Расскажите, пожалуйста, о планах по мероприятиям на ближайшее время…

 

Попробуем насмешить Бога? Но тем не менее, замыслы есть, и серьёзные. Осенью на Делегатской стартует новый проект – «Полёт разборов» - чтение стихов приглашёнными поэтами, за которыми последуют разборы критиков, заранее читавших их подборки. Также – едва ли не наиболее важное: в ноябре на трёх площадках состоится третий сезон литературных чтений «Они ушли. Они остались», посвящённых поэтам, ушедшим из жизни молодыми в 90-е и 2000-е годы. Весной 2015-го, надеюсь, вернёмся к серии круглых столов на Делегатской, тогда же состоится и Четвёртый ежегодный Майский фестиваль современной поэзии. Вход на все мероприятия в качестве слушателей традиционно бесплатный (я и сам работаю, что называется, «на общественных началах»), а вот предлагать своё участие не стоит (это не распространяется лишь на «Они ушли. Они остались», где мы приветствуем новых докладчиков с предложениями рассказать о любимых поэтах; в остальных случаях выбираем и приглашаем только сами).

 

 - Много ли «шелухи» вертится вокруг и около литературы? Речь о тех, кто тусуется, например, на тех же фестивалях.

 

Шелухи всегда больше, чем того, что достойно внимания. Задача организатора как раз и заключается в отборе этого достойного. В 2010-м году на семинаре редактор «Ариона» Алексей Алёхин сказал, что с каждым выпуском журнала приобретает массу врагов; тогда его слова показались чем-то несерьёзным, со временем всё больше убеждаешься в их правоте. Действительно, возникает множество сложностей: литераторы – люди самолюбивые, многие обижаются, что их не пригласили. Некоторые готовы закатывать истерики, переть напролом, чтобы получить свои «пять минут славы» (как будто от этих минут что-то изменится!). Особенно это оказалось очевидным и неприятным при подготовке фестиваля поэзии. В середине программы первого дня попросил выступить незнакомый пожилой человек; после того, как ему отказали, ушёл, сказал на прощание что-то обиженное, сунул бумажку со стихотворением, - мол, почитайте… Там было посвящение к юбилею Лермонтова: что-то вроде «он наш идеал» с рифмой «пьедестал»… При этом организатору нужно уметь отказаться от снобизма по отношению к графомании, уметь по возможности выходить без скандала из ситуаций отказа. Всё это непросто. Часто говоришь «нет» с тяжёлым сердцем: симпатичный человек, но стихи неважные; дело осложняется, когда он ещё и что-то для тебя сделал… Некоторые из таких людей становятся врагами на всю жизнь, с упорством пишут в соцсетях «У Кутенкова руки по локоть в крови». Ещё сложнее соблюдать баланс между этическим и эстетическим при подготовке программы «Они ушли. Они остались», когда имеешь дело с такой тонкой материей, как память об ушедших поэтах, боль родственников и друзей, но на первое место приходится ставить художественный фактор.

В итоге приходится выбирать: либо сохранить со всеми приятные отношения, быть доброжелательным Сахаром Медовичем, смиренно принимающим сложившиеся формы легитимации литератора, либо совершать ответственный культурный жест и набивать шишки и слышать обиженные реплики. Я не жалуюсь: любой осмысленный выбор сопряжён в равной степени с потерями и с приобретениями. Приобретения – прежде всего ощущение радости от сделанного.

 

- Очень важный вопрос: а читатель-то не перевелся на наших просторах? Кто он сегодня? Где его искать?

 

— Вначале, если позволите, - о зрителях – в продолжение разговора о мероприятиях. Наши круглые столы всегда ориентированы не на филологов, но и не на массовую аудиторию – хотелось бы найти разумную золотую середину между этими условными категориями. Коммерческая основа мероприятий, билеты, - в случае, если бы это было возможно, - боюсь, направили бы вектор в сторону развлекательности (рад был бы оказаться неправым), а сужение тематики разговора до круга «посвящённых» превратило бы мероприятия в спецсеминары. Круглые столы строятся так: участвуют в дискуссии профессионалы, - люди разных возрастов с критическим и творческим опытом, - но дискуссии в равной степени интересны и людям подготовленным, и тем, кто только хочет начать ориентироваться в литературной ситуации: последние записывают имена авторов, названия произведений. Фестиваль – несколько иное: поскольку это мероприятие ориентировано на консолидацию различных сегментов литпроцесса, порой трудно взаимодействующих или вовсе не пересекающихся, мы просто обязаны в гомеопатических дозах разбавлять программу «непоэзией» (условное определение – имею в виду то, что мне кажется таковым), а сказать точнее, представлять в том числе и то, что не близко, к примеру, мне самому как организатору, но талантливо. В итоге должны звучать как стихи слэмовые, подразумевающие артистизм подачи, так и поэзия, идущая от сердца к сердцу, и поэзия герметичная.

Принято считать, что читатели поэзии – сами поэты, что «поэтическое слово глохнет, так и не преодолев границ сообщества, так и не получив внешнего — критического или восторженного — ответа», как выразился в недавней статье Владимир Губайловский… Но возникает вопрос: а как мы определяем границы поэтического сообщества, кого причисляем к нему? Только ли постоянных авторов толстых журналов и любимцев московских поэтических подмостков? Когда удаётся заинтересовать читателя «со стороны», не избалованного известностью, только начинающего присматриваться или наблюдающего издалека, - но, скорее всего, он и сам пишет стихи, - это двойная радость. (Подробнее о читателе – см. моё эссе из цикла «Дневниковые заметки о сущности поэзии»: http://bronya-bonafide.livejournal.com/238901.html).

Здесь можно много говорить о проблеме регионов, которые варятся в собственном соку: там своя критика, свои лженачальники, группирующиеся вокруг союзов писателей… Спасают ситуацию подвижники, которые ориентируются в литературе, пытаются что-то делать в культурном отношении для своих регионов, показать, что существует литература за их пределами. Это организатор портала «Мегалит» Александр Петрушкин из Кыштыма, главный редактор портала «Textura.by» Андрей Фамицкий из Белоруссии, Максим Бессонов из Белгорода, Андрей Рябченко из Киргизии, Андрей Коврайский из Ярославля, Павел Банников из Алма-Аты… Многое делает для фестивального движения петербурженка Дарья Суховей. Не говоря уже о Виталии Кальпиди с его многолетней работой по выстраиванию уральской литературы как концептуальной системы. Можно долго перечислять имена людей, занятых литературой, а не собой в литературе, старающихся, чтобы поэтическое слово получило резонанс и не натолкнулось на очередное «а читать-то нечего». Наталкивается неизбежно: это приводит к ощущению глухоты и желанию всё бросить. Но тем сильнее радость от внезапного отклика и признания, что кому-то это оказывается полезным.

 

- Вы – литературный критик. Но злые языки утверждают, что в связи с повальной гламуризацией литературы профессиональные критики постепенно исчезают, как класс… Критика что – действительно умирает?

 

Профессиональная критика не исчезает, она скорее выживает с трудом и группируется на пространстве отдельных толстых журналов и сетевых изданий, которые держат планку. Со временем всё же понимаю, что называть себя критиком с моей стороны – слишком самонадеянно: более корректная формулировка – литературный обозреватель, рецензент. Мы живём в атомизированном обществе, и ярлык «критика» с лёгкостью навешивается на любого, хоть что-то пишущего отдалённо близкое к этому жанру. Между тем это слово обладает огромным набором коннотаций, включающим и образование, и опыт, и талант, и свойства характера. Критик – это призвание; это человек, тянущий из месяца в месяц воз рецензий, обзоров, причём обладающий сложившимся и, что важно, полемическим взглядом на литпроцесс. Среда не очень располагает к выживанию в этой профессии; Вы отметили «гламуризацию», а я бы уточнил: тенденция литературы к самоокупаемости. Это только одна из причин. Слово критика – разумное, не вздорное - сегодня действительно редко получает резонанс – материальный, вербальный – в связи со множеством взаимосвязанных факторов: явление, когда читатель сам стал критиком и получил возможность высказывания в бесчисленных блогах, как отмечает подробно исследовавшая эту проблему Юлия Щербинина; информационная перенасыщенность, когда масса вещей заменяют интерес к чтению, а ведь критика предполагает не только пиар, но и, главным образом, аналитическое осмысление – которое становится сущностно избыточным по отношению к «лайку» в социальной сети или рекомендациям знакомых.

Тем большее уважение вызывают люди, пытающиеся что-то противопоставить существующему положению дел и занимающиеся критикой в ситуации её маргинализации. Не филологией, не рецензированием время от времени, не выкриками в блогах… Подробнее об именах и тенденциях – см. моё интервью (http://www.promegalit.ru/public/8920_boris_kutenkov_o_poritsanii_gomeru_zmeinom_jazyke_i_opiume_chernil_rassuzhdaja_o_sekretakh_remesla_literaturnogo_kritika_intervju_glavnomu_redaktoru_almanakha_belyj_voron_sergeju_slepukhinu.html). Хотелось бы отметить инициативу Андроника Романова, главного редактора сайта «Лиterraтура» (http://literratura.org), где я сейчас занимаюсь разделом критики и публицистики: сетевое издание, появившись в апреле этого года, уже приобрело репутацию одного из самых интересных. Моя задача – собрать своеобразную антологию лучших материалов: заниматься как републикацией избранных статей – преимущественно тех, которые оказались подзабыты «за давностию лет» или не прозвучали по каким-то причинам, но сохраняют живую актуальность для литпроцесса, - так и публикацией свежих статей.

 

- Что критиковать, если критиковать нечего? Мало сегодня Пушкиных и Лермонтовых. Или я ошибаюсь?

 

- Пожалуй, лучшим ответом на Ваш вопрос будет перечисление тех книг, которые мне показались интересными в одном только 2014-м году. Некоторые я письменно отрефлексировал, некоторые не смог – возникает ступор перед чудом поэзии. Вышло несколько замечательных поэтических книг в издательстве «Воймега»: это «Седьмая» Ирины Ермаковой, «Коробок» Ирины Перуновой, «Отблески на холме» Светланы Михеевой, «Сон на краю» Нади Делаланд, «Канонерский остров» Андрея Гришаева. В екатеринбургском издательстве «Евдокия» в конце 2013-го – сборник Ольги Дерновой «Человец». Помимо поэзии, хотелось бы отметить сборник эссеистики Марии Степановой «Один, не один, не я» («Новое издательство»), - это книга из тех, что обновляют читательский опыт. С удовольствием читал сборник рассказов Платона Беседина «Рёбра», - редкий случай, когда пожалел, что мало внимания уделяю современной прозе.

 

- Вы как-то назвали отщепенчество признаком поэзии. Что вы имели в виду?

           

            - Поэзия в своей сущностной – духовной, сакральной – основе предполагает некую особость, отдельность. Несовпадение читательского восприятия, окружающих предубеждений – и собственного самоощущения; стагнация этих предубеждений, конфликт между возрастным и творческим ритмом, между огромностью пройденного отрезка и его малостью в чужих глазах, между персональным и условным «общечеловеческим», внутренняя работа и процесс саморазвития, - все эти «многости» складываются в глобальную систему несовпадения, которую можно маскировать, можно удачно скрывать. Человек, остро ощущающий этот конфликт, его распространение на разные сферы взаимоотношений (невзаимоотношений) с миром, думаю, и называется поэтом. Предложу и ещё одно определение: поэзия – автономная территория, отвоёвывающая у жизни – право на жизнь, у Бога – право быть Богом. Кажется, что поэзия и жизнь идут в двух параллельных руслах, - но на деле конфликтуют: побеждает либо одно, либо другое. Врождённое право говорить на другом – и соприкосновение с общечеловеческим, общебытовым. Поэзия как автономная территория постоянно совершает аннексию. Думаю, поэт – тот, кто постоянно сопротивляется этой аннексии, пытается сгладить конфликт этих двух территорий, повернуть рычаг в сторону победы жизни с её «бытовым», «нормальным», «нормативным», - и сдающийся перед победой другого. Человеческое требует находить баланс, поэзия же с её сопротивлением всяческой гладкости стремится распространить на все сферы своё влияние.

Общество логично располагает к избеганию пафоса и к поведенческой усреднённости; речь не о том, чтобы кричать о своём предназначении на каждому углу, хотя можно сколько угодно быть на виду и выглядеть как угодно, - мы знаем из истории литературы разные стили поведения поэтов, - но без ощущения «внутреннего отшельничества» не стоит, думаю, называться поэтом. В момент написания стихотворения ты один; ты один и в жизни. Верно заметил Бродский в беседе с Соломоном Волковым: «Дело в том, что поэт всегда в той или иной степени обречён на одиночество. Это деятельность такая, при которой помощников просто не имеется. И чем дальше ты этим занимаешься, тем больше отделяешься от всех и вся».

 

- Вы – человек весьма талантливый. А нужен ли был такому одаренному человеку Литинститут? Вообще, согласны ли вы с тем, что обучая талантливого человека (читай: обрезая лишнее, меняя суть, подгоняя под определенный стандарт), Система подчас губит человека как индивидуума? Наверное, больше и значимее – общение с коллегами-писателями, которое  ведь даёт несравненно более полное и глубокое духовное обогащение?

 

— Спасибо за похвалу. Но восемь лет назад я пришёл в Литинститут со стихами, прочитав которые, Вы бы так не сказали. Не думаю, что обучение стоит синонимизировать с тем, что Вы перечислили в скобках – как раз всё ровно наоборот: специфика литературных семинаров состоит в том, чтобы найти индивидуальный подход к ученику, почувствовать вектор развития его творческих способностей. Педагог должен быть тонким психологом, артистом и режиссёром в одном лице. Мне повезло с преподавателями и коллегами по творческому семинару: как раз «живое общение» вместе со множеством условий – вменяемое окружение, собственное желание учиться – и способно заинтересовать, помочь поверить в своё предназначение. Вся система современного образования ориентирована как раз на стандарты; литература же  по своей природе, как всякое искусство, стандартам сопротивляется, и задача педагога – создать эту среду сопротивления, которое заключает в себе не кастрирование, а, напротив, возделывание сада с дальнейшим терпеливым ожиданием всходов.

 

- Вы автор трех сборников стихотворений. А что дальше? Есть ли в планах желание поэкспериментировать, например, с какими-то другими формами? Что вообще планируете, как автор, поэт?

 

            - Перед выходом третьего сборника я ощутил некоторую инерцию, обилие самоповторов, - взгляд на книгу как на качественное целое как раз и позволяет отстраниться от материала, взглянуть по-другому на написанное. В этом – и смысл её выхода. До сих пор не ощутил, что написал нечто новое в рамках сложившегося стиля, - но пока этого нового не будет, не будет и новой книги. Возможно, будет больше верлибров: раньше я их боялся как огня, сейчас ощущаю как средство раскрепощения. А вообще, хорошо сказано поэтом, «о чём писать – на то не наша воля».

            Что касается мероприятий, любой организатор сейчас, думаю, стоит перед сложной дилеммой, имеем ли мы право пировать во время чумы. Люди отменяют культурные события в связи с происходящим на Украине. Всегда был аполитичен – но сейчас болью переживаю то, что происходит с братской страной, и думаю, что в этом неравнодушии – нравственный долг человека и гражданина. Литературная деятельность сейчас в своём роде становится формой сопротивления злу, которое хочет подчинить нас и заставить жить своими интересами.

 

                                                                       Беседовал Виталий Карюков

                                                                       29 июня 2014

 

 

К списку номеров журнала «НОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ» | К содержанию номера