Евгений Заугаров

Когда снимают кино о войне... Стихи

 

***
Те, которых
слишком уж долго не видел,
ничего о них не слышал,
скорей всего не умерли,
никуда не делись,
так и живут себе,
купили автомобили,
не ходят по улицам,
поэтому и не встречаются.
А ведь и раньше
разве было не так?
Разговаривая с человеком,
невозможно уйти от чувства,
что тебе не то что бы всё равно,
но как-то не к делу тоскливо.
Думается иногда:
вот исчезнет он -
разве это что-то изменит?
Куда уж до таких
человеческих качеств,
как понимание, точней -
надежды на понимание.
О каком ещё сострадании
может идти речь?
Было бы хоть отчуждение,
хоть какая-то определённость.
Была бы хоть обречённость
или такое чувство,
как неизбывность.
Есть много подобных чувств,
упрощающих жизнь.
И всё-таки - слава богу -
никто никуда не делся,
куда им деваться.
***
Когда снимают кино о войне,
рожи актёров должны быть как у зверей.
Благородный герой на улице Сталинграда
должен рычать как товарный поезд.
И как можно больше яркого света,
чтобы выявить все плевки, экскременты,
испачканную одежду. Чтобы всё это вместе
смотрелось как стыдно сказать что,
как кости Кощея Бессмертного.
На войне никто ничего не должен говорить,
все должны только визжать и плакать
и молиться чёрт знает чему, блюя от страха
перед каким-нибудь кориоланом или не знаю кем.
Если же кто упал, пусть лучше не поднимается,
ведь это главное в человеке - способность
больше не подниматься, даже услышав "браво".
***
Посмотрел на постель
и подумал о том,
что за какими-то размышлениями
не заметил
как постелил постель.
Я думал, что всё же имею причины
говорить не своим голосом
и нести всякую чушь.
И какие именно это причины –
абсолютно не важно.
Мало того, существуют ли эти причины,
тоже не имеет значения.


***
Шагаешь по дороге, а ног как будто нет.
Какой-то человек, лица не разобрать,
Идёт навстречу. Ночь. Не видно ничего.
Хотел спросить: который, не знаете ли, час?
Как в фильме «Killing Zoi», наверняка бы он
Сказал: не знаю, ночь. Пропал бы в темноте.
А может быть, достал бы из голенища нож.
Естественно, никто бы не произнёс ни звука.

***
Все предметы существуют лишь
для того, чтобы на них смотреть
и при этом видеть, как они,
в свою очередь, глядят на нас.
Все предметы могут осыпаться
снегом или освещаться светом,
это может быть любой предмет,
и названья у предметов нет:
лучше их не называть никак,
не обозначать их положений,
не определять их очертаний,
и предметы, находясь в покое,
ничего не требуют от нас.
А когда за окнами темнеет
и на полке что-то зеленеет,
хочется приблизиться к предмету,
чтобы досконально рассмотреть
все его детали, перемычки,
проводки, дефекты сборки, ножки...

 

Чтобы просто подойти к предмету,
нужно обладать определённой
смелостью, особенно в потёмках.
Почему-то кажется, что он
может завизжать и укусить.

 

То, что в темноте, по вечерам
или ночью выглядит, как чёрт
знает что, театрум махинарум,
утром понимается как голос,
говорящий, что это такое:
это просто скомканная тряпка.
***
Чёрный молчаливый пёс Цыган
всю ночь бродил по мокрому асфальту,
подолгу лежал у входной двери,
иногда вставал,
медленно двигая головой.
Так он и проводил всю ночь.


И даже если изредка думалось,
что никого там, за дверями, нет,
то всё равно присутствие
некой чёрной собаки подразумевалось.


И всегда по выходе из помещения,
справа или слева,
или поодаль,
можно было, хоть и с трудом,
ибо ночь,
увидеть Цыгана,
или бродящего,
или лежащего,
о чём-то думающего,
не производящего ни звука.

К списку номеров журнала «ГРАФИТ» | К содержанию номера