Александр Карпенко

Инна Иохвидович «После СССР», Элла Крылова «Записки с чердака», Владимир Коркунов «Кимры в тексте»


Инна Иохвидович, «После СССР». Женские и житейские истории.
М., Вест-Консалтинг, 2014

Героини Инны Иохвидович очень лиричны и не сливаются в одно лицо — все они очень разные. По возрасту, темпераменту, судьбам. Рассказ, жанр, которым мастерски владеет Иохвидович, всегда соло, а не фуга, допускающая повествование от разных персонажей в одном произведении. Но это, как правило, длинное соло. Часто это бенефис героини от самого рождения до ухода, со всеми тонкостями, поворотными приключениями в судьбе. Писательница рассказывает нам о том, что составляет квинтэссенцию разных человеческих судеб. Героини Инны Иохвидович не отказывают себе в размышлениях о самом главном. Но фуга в произведениях Иохвидович, составивших сборник «После СССР», все-таки, на мой взгляд, существует. Она — скорее, заочна, это — переплетение женской темы с еврейской. И та, и другая вызывают в лучших произведениях у читателя катарсис. У Иохвидович почти не бывает хэппи-эндов — это либо трагедия, либо «открытый финал».
Инна Иохвидович — прежде всего, лирик, поэтому рассказ как форма прозаического литературного произведения как нельзя лучше соответствует ее дарованию. Вместе с тем, в рассказах Инны отнюдь не симпатическими чернилами проступает современная нам эпоха — от Второй Мировой до наших дней. Героини Иохвидович чувственны и чувствительны. Порой за ними стоит «загадочная русская душа», как за Ольгой из рассказа «Встреча», полюбившей бомжа, который 20 лет тому назад бросил ее беременную. Поступки героинь писательницы часто неординарны и неочевидны, их ведет судьба «и вкривь, и вкось». И дело не в том, что другие, счастливые судьбы автору неинтересны. Мне кажется, Иохвидович идет за скрытой в судьбах героинь поэзией, она — поэт судьбы, «косящий» под прозаика.
Писатель — это, на мой взгляд, такой человек, который знает о людях что-то такое, чего не может вычитать у других. Поэтому он и берется сам за перо. У рассказов Инны Иохвидович всегда есть психологический подтекст. Счастье человека, равно как и несчастье, должно быть выстрадано. Иохвидович показывает, как случайные, почти невесомые детальки могут кардинально повлиять на дальнейшую судьбу героя. Например, небольшой рост героини рассказа «Травести» приводит ее в драму. Оказывается, маленькая женщина влечет мужчин так же сильно, как и набоковская Лолита Гумберта, и это тоже похоже на педофилию, несмотря на то, что женщина-травести — взрослая.
Инна Иохвидович чаще всего пишет в третьем лице — это такой способ подачи, максимально скрывающий степень автобиографичности рассказов. Конечно, опытный автор черпает сюжеты отовсюду, а не только из собственной судьбы. Другие судьбы бывают, в художественном смысле, не менее интересными. К тональности рассказов Инны Иохвидович очень хорошо подходит строка Осипа Мандельштама: «Сестры тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы». Писательница не раз и не два включает в свои рассказы самые интимные подробности из жизни женщин. Но это вовсе не имеет своей целью эпатировать читателя — после широкого выхода на экраны рекламы предметов женской гигиены современного читателя уже трудно чем-либо удивить. Наоборот, интимное только добавляет красок в общую картину — и, кажется, без этих откровений рассказы много бы потеряли. Рассказывать о тайном — это ведь тоже уровень правдивости творчества!
Гораздо больше эпатажа в обложке книги. Герб СССР на женских трусах символичен, но, к сожалению, схематичен. Я думаю, здесь присутствует некий дисбаланс между китчевым видом обложки — и достаточно серьезной литературой, которая под ней скрывается. Хотя вина автора тут, на мой взгляд, минимальна: издатели идут на всяческие ухищрения, чтобы продать книгу, и это, к сожалению, современный тренд в книжном деле. Возвращаясь к замечательным рассказам Иохвидович: все рассказы, составившие книгу «После СССР», по-своему хороши. Но если бы мне предложили выбрать среди них самый лучший, я бы проголосовал за рассказ «Молчащий свидетель».
Очень важные темы для творчества Иохвидович — эмиграция и диссидентство. Причем диссидентство подчас показано у нее с критической стороны. Например, харьковские диссиденты зачем-то «настучали» в органы на панков, которые показались им конкурентами по протестной деятельности. На рассказах Иохвидович можно учиться чувству меры. Хотя мера эта тоже не стоит на месте и обладает «плавучестью» во времени. Сегодня мера — такая, завтра — уже друая. Еще одна интересная для обсуждения тема из рассказов Инны Иохвидович — двойное контроверсивное движение Германии от высокого искусства Дюрера, Баха, Новалиса, Гёте — до падения в нацизм. От низостей нацизма — до высокого гуманизма сегодняшних дней, покаяния и помощи узникам концлагерей. Я почему-то совершенно убежден, что, скажем, Степана Бандеру в сегодняшней Германии не поймут и приветствовать не будут. Всегда читаю рассказы Инны Иохвидович с большим интересом. Чего желаю и вам.

Элла Крылова, «Записки с чердака». Санкт-Петербург, «Геликон плюс», 2015

Прозу Элла Крылова пишет непостоянно, от случая к случаю. Тем не менее, проза ее блестяща и полноценна, а не какая-то там «проза поэта», требующая некоторого снисхождения. Даже то, как Крылова озаглавила увесистый том своей прозы, «Записки с чердака», намекает читателям о преемственности ее прозы по отношению к русским классикам Золотого века нашей литературы. Вместе с тем, какого-то большого разрыва между стихами Крыловой и ее лирической прозой нет, разве только преемственность большого сердца. Не случайно обильное цитирование автором собственных стихов, хотя ее проза — вполне самодостаточна. У Эллы Крыловой замечательно умная проза, которая выдает в ней незаурядного мыслителя. Читая могучую эссеистику г-жи Крыловой, такую, например, как «Зеркало конца», невольно ловишь себя на мысли: «А вот напрасно Элла Крылова так редко пишет свои замечательные статьи!» Ладно бы еще, написав, публиковала. Так ведь нет же! Все перевешивает ее величество поэзия. Поэзия для Эллы Крыловой — больше, чем жанр литературы. Это «путь познания сущего». Не удивительно, что в творчестве самой Крыловой стихи лидируют за явным преимуществом, вытесняя прозу со страшной силой. Если про стихи Эллы Крыловой можно сказать, что они исповедальны, в прозе это свойство проступает еще отчетливей: здесь негде спрятаться за хлесткой метафорой и личиной лирического героя.
Рассказы Эллы Крыловой о своих младых путешествиях, совпавших с перестройкой и распадом Советского Союза, не менее упоительны, чем рассказы Ипполита Тэна о путешествиях по Флоренции и Венеции. Крылова — писатель пытливый и внутренне раскованный. Много переполоху наделало в судьбе Эллы Крыловой ее упоминание Иосифом Бродским в качестве молодой надежды русской поэзии. «Записки с чердака» — книга многополярная, но все в ней — самой высокой пробы — и мемуары, и короткие рассказы, и эссе, и рецензии на творчество друзей. Очень остроумно и мудро (у Крыловой одно другому не мешает) написаны вошедшие в книгу памфлеты о пьянстве, проституции, о свободе, эссе о душе. Интересная деталь: Элла Крылова не брезгует современными проблемами, хотя и подходит к ним с исторической и метафизической точек зрения.
Есть какая-то невидимая хронология в каркасе прозаической книги Эллы Крыловой. Несмотря на всю тематическую и стилистическую разнородность книги, эта внутренняя хронология помогает нам, читателям, составить из фрагментов книги свою мозаику. Открывают книгу Эллы Крыловой несколько феноменальных коротких рассказов «из детства». Писательница вспоминает, как ее часто в детстве озадачивали предпочтения взрослых людей. «Они знают массу бесполезных мелочей, зато не знают, существуют ли боги». Эти ретроспективные «детские» рассказы написаны с изрядной долей юмора. «Ее индейский костюм был сшит по последнему слову вестернов». Детство — наверное, и есть начало поэтического видения мира, которое у избранных индивидуумов не притупляется и по мере взросления. Именно таких людей мы и называем в просторечии поэтами. Чувство внутренней свободы совершенно необходимо для раскрытия творческого потенциала человека. И эта, как говорят философы, «самость», осознанная самостийность, отстаивание своей индивидуальности, присутствует у Эллы Крыловой с самого глубокого детства. Это уже не обычное непослушание ребенка — это детское своеволие, в сущности, уже взрослого человека. Мы узнаем из прозы Эллы Крыловой много подробностей ее жизни, оставшихся незамеченными в стихах. Например, что она круто поменяла стиль своей жизни — от активной вовлеченности в окружающую действительность до почти полной отстраненности и уединения. Есть, строго говоря, два типа поведения творческого человека — тип Микеланджело и тип Леонардо. Если люди типа Микеланджело постигают мир через борьбу противоположностей и нарочно участвуют во всех передрягах, которые предлагает им время, то личности типа Леонардо, наоборот, стараются вести тихий, созерцательный образ жизни. Они полагают, что человеческая жизнь, особенно жизнь художника, в широком смысле слова, для человечества бесценна и глупо рисковать ею по всяким пустякам. Постижение мира через страдание и созерцание, отрешенность от мира — это еще и путь, соответственно, Христа и Будды. Только Христос и Будда стоят на более высокой степени, нежели «простые» гении Леонардо и Микеланджело, они пошли дальше, они давно уже в «Индии духа». Мне кажется, что Элла Крылова, пройдя последовательно путем Микеланджело и Леонардо (такая комбинация — уже большая редкость!), постепенно выходит на новые пути постижения себя и мира. И хочется пожелать замечательному поэту, чтобы дорога познания оказалась не кольцевой.


«Кимры в тексте» Владимира Коркунова, словно изюминки в тесте — вкусно, сытно и разнообразно. Маленький город в Тверской области, обрастая подробностями многовековой истории, становится памятником самому себе, кирпичом, на котором зиждется могущество государства российского.
Повествование Владимира Коркунова пронизано неиссякаемой любовью к своей малой родине. Коркунов подает город как метатекст, сворачивая объемное пространство городского поселения во времени в свиток книги. Автор пишет о том, как промежуточное, транзитное положение Кимр между двумя русскими столицами, Москвой и Петербургом, постепенно способствовало развитию и укрупнению этого населенного пункта. История любого города состоит из «упоминаний» — от первого, от которого и ведется отсчет жизни города, до наших дней.
На судьбы истории подчас оказывают влияние бесконечно малые, подобно носу Клеопатры, величины. Если бы кимряки не освоили в свое время такое стратегически важное дело, как производство обуви, возможно, Кимры так и остались бы маленькой незаметной деревушкой. Если бы через Кимры не прошла железная дорога, многие знаменитые люди никогда бы там не побывали. Если бы, уже в советское время, «неблагонадежных» людей не ссылали за 101-й километр, они бы никогда не выбрали Кимры для поселения. Из таких вот миллионов «если бы», оказавшихся счастливыми для статуса города, и состоит его история, которую блистательно поведал нам Владимир Коркунов.
Панорамное мышление автора затрагивает самые разнообразные стороны жизни родного города. Многоголосое исследование кимрского краеведа беспристрастно с политической точки зрения. Ему равно интересны неоднозначные фигуры русской истории, вроде Ленина или Фадеева. И я уверен, если бы исследователем Кимр оказался, скажем, Люцифер, это непременно нашло бы свое объективное отражение в «кимрском тексте» Владимира Коркунова. В XIX веке Кимры посетили такие известные люди, как Шевырев, Гиляровский, Салтыков-Щедрин, драматург Островский и даже признанный классик французской литературы Теофиль Готье. Все они отмечали богатство села с городскими чертами.
Читая странички путевых заметок классиков, мы, как правило, пропускаем описания маленьких городков, как незначительные. Однако уроженец города, «абориген», все эти упоминания пропустить по определению не может. Его распирает гордость от осознания причастности к многовековой истории родного города.
Сейчас авторам исследований, краеведам помогают в работе интернет-поисковики. Конечно же, нам очень интересны писательские свидетельства о Кимрах. Особенно таких людей, как Михаил Бахтин и Осип Мандельштам, которых сталинский режим вынудил поселиться в Кимрах как наиболее близкой к Москве географической точке за 101-м километром. Советский писатель Александр Фадеев и вовсе родился в Кимрах. Стихи о Кимрах оставила Белла Ахмадулина.
Цитирует Владимир Коркунов и многих моих хороших знакомых, писавших в разное время о Кимрах. Особенно приятно было прочесть свидетельство моего погибшего в авиакатастрофе друга Артёма Боровика о кимрских кроссовках, которые не раз и не два выручали наших солдат в Афганистане.
Часть знаменитых людей, писавших о Кимрах, никогда не бывала в городе. Другая часть, наоборот, посещала. Для Владимира Коркунова все они равны перед кимрским текстом — и те, кто был, и те, кто не был. Кимряки славно потрудились в русской истории и по праву сделали свой город известным. Можно даже сказать, знаменитым. И краевед Владимир Коркунов приумножает славу своего города многочисленными письменными свидетельствами. Это очень важно для репутации города, его положения среди других городов России. До Максимилиана Волошина кто слышал о Коктебеле? Я видел фотографии тех лет. Два-три домика неподалеку от моря. Но писатель сделал невозможное — и Коктебель постепенно стал центром настоящего паломничества, которое не прекращается и по сей день.
В заключение, хочется сказать вот о чем. Если бы все россияне любили свою малую родину также, как Владимир Коркунов, может быть, жизнь в стране постепенно становилась бы лучше и лучше. Потому как все большое начинается с малого.

К списку номеров журнала «ЗИНЗИВЕР» | К содержанию номера