Виктор Петров

Небеса Валерии Салтановой. Воркутинский постскриптум

Мне хотелось приехать в этот город.


Поезд покидает ростовский вокзал и следует прямо до Воркуты, где за Северным Полярным кругом – на краю света – обрывается железное двустишие дороги.


Доселе неувиденное мерцание в полнеба, казалось, будет явлено. Я узнаю то, о чём столько раз слышал от Валерии.


Вот долгая северная ночь, когда душу студит чувство затерянности и беспокойства. Улицы берёт в плен белая армия затяжных вьюг. Выдалось затишье, и у автобусной остановки прямо на сугроб уселась здешняя красавица в мудрёном одеянии коми, и ей совсем не холодно. Где-то по укатанному зимнику несётся собачья упряжка.


А после беспросветной ночи – полугодовой день со скоротечностью летней вспышки тундровых красот. Теплит душу трогательность бархатистого оленёнка. Винтокрылый переброс туда, куда нет иных путей. Круг любезных и близких сердцу людей, без коих там, где вечная мерзлота, себя уже не помыслить – только с ними душа вдохновлена рифмой, гитарной струной…


Валерия говорила увлечённо, а её глаза, отнюдь не осветлённые по-северному, нет, южные, аксиньиной глубины карие омуты, затягивали и были достовернее слов.


Есть у неё прощальная строчка: «Счастливые не уезжают…» Исчерпанность непростых лет на Севере была осознана со всей жестокой очевидностью. Жизнь разладилась, что для поэта и немудрено. Вдобавок примешались затяжные болезни. Казалось, выхода нет – тупик: так в стихах. Выдохнула признание: «Едва не погибла сама…» Она страдала, «одиночеством меченная». Только об этом никто не знал и не должен был знать. Гордая натура, так и непонятая многими, а, пожалуй, и никем по сей день.


Тогда-то и обрелось иное продолжение, вернее, само спасение – отъезд в южную сторону, на отстраняемый доселе Тихий Дон. Иначе бы трагический исход мог быть неминуем. Это ощутимо в её стихах, уже редких на ту пору.


Всего лишившаяся, измученная донельзя, почти на срыве – она спаслась Ростовом, где после родного Пятигорска обитала в самом раннем детстве и потом бывала лишь наездами, не принимая в сердце казавшийся ей всё-таки чуждым город


Это я позвал Валерию в журнал «Дон», видимо, предчувствуя дальнейшее. Она всегда мечтала работать в литературной редакции, что и сбылось.


Привыкала и не могла привыкнуть к неуёмности Ростова. И лишь когда на исходе февраля 2006 года пахнул влажным теплом низовой ветер с Азовья, оттаяла сердцем, к ней с вешними водами внезапно вернулась музыка строк…


Мы поехали по лазоревой степи в Вёшенскую, и там Валерия дивилась широте и удали празднества в честь того, кто в одночасье стал для неё едва ли не самым близким писателем по факту неимоверного почитания местным и приезжим людом. Здесь признала кровную связь со своей казачьей родовой из станицы Аксайской. Началось возвращение к самой себе, когда осенённость небес определяет всё и вся, указывает судьбу.


Валерия любила и была любима. Об этом большая часть написанных за эти восемь лет стихов. Прошли серьёзные публикации в Ростове и Москве. Былое не хотела воскрешать, хотя иной раз оно и отдавалось болевым эхом. Тогда замыкалась в себе, пытаясь любым способом уйти от тревожных мыслей… Это стоило неимоверных усилий, душевных мук.


В 2011 году у Валерии Салтановой выходила новая ростовская книга «Стан», где я рискнул отметиться послесловием. Мы вместе составляли этот сборник, спорили по строчкам, придумывали дизайн и оформление. Книга получилась на диво цельная, лучшая изо всех прежних. Написанное мною она приняла, а чтобы угодить ей, это, знаете, надо… Я знаю.


«Южные, а вернее, казачьи корни угадываются в сказочно-царской по Пушкину фамилии Валерии. Древо же бытования и стихотворчества пошло в рост, разветвилось на краю света, где нещаден воркутинский мороз.


Смалу и долгую пору Валерия Салтанова была северянкой, что прочитывается в её поэзии. Неохватность выстуженных пространств, угольная графика на резкой белизне снега, метельный плач у лагерной колючки, ближний и дальний свет дружеских окон, заполярная морошка… Стихи с виду об этом, а внутренне – биение, подчас срывающееся, пульса одинокой судьбы, осенённой терновым нимбом избранничества…


И однажды по весне вслед птичьему каравану безоглядно рванулась душа на юг, к отчему Дону. Уже который год Валерия Салтанова, пожертвовавшая словом ради музыки, выпускница Литинститута, автор первой своей ростовской книги «Вьюжный крест», живёт на родине, в Ростове-на-Дону.


Судьба переиначена. Звёзды над донскими волнами подают надежду, будоражат, ведут к незнакомым, а от этого ещё более притягательным пределам».


И, надо же, в самом тексте случилась оплошка: при вёрстке вышло «словом ради музыки», а требовалось наоборот. Да только это вмешалось провидение. Уже вскоре, непонятным и по сию пору для меня образом, мы с Валерией на пару (её музыка, мои стихи) сочинили и записали студийно больше полусотни песен и романсов. Прошёл авторский концерт в Ростовской филармонии с оркестром и солистами. Валерия даже сама играла на рояле и пела. Так что, «жертвование» оказалось предсказанным.


Жесток бывает зачастую Север, и даже через время карает непокорных, ушедших от его хладной длани. Открылась давняя болезнь. Валерия стоически выносила затяжное лечение. Внешне оставалась такой же привлекательной и желанной, по крайней мере, для меня… Но всё-таки нечто произошло.


Видимо, сказались переживания. Валерия отстранялась, не хотела никого видеть и слышать, а иногда вдруг выходила из себя, давая волю выплеску чувств. Оставила под влиянием минуты журнал, возненавидела его главного редактора… И вновь затеялась начинать жизнь с чистого листа, но пока вне литературы. Так и кажется, что горестный урок юного французского гения не пример…


Зову ли я её обратно? Каждый день зову…


Трудностей Валерии хватает – такова планида. Однако же та самая «пресволочнейшая штуковина» никуда не девается. Стихи диктуются свыше, и сами определяют линию судьбы, пусть и прерывистую. Ростовская газета «Культура Дона» недавно анонсировала:


«Виктор Петров и Валерия Салтанова после осуществления песенного проекта «И любовь, и печаль, и судьба» с изданием двух сборников «Одолень-трава» и «Соляной спуск» приступили к исполнению очередного замысла. Новый проект называется «Рифмы нашей любви» и включает в себя публикацию поэтического диалога авторов, по сути их лирического дневника. Подборки и отдельные стихотворения Виктора Петрова и Валерии Салтановой из этого своеобразного парного цикла за последнее время увидели свет в различных столичных и других печатных изданиях, а также на их сайтах. Завершающим этапом станет издание совместной книги Виктора Петрова и Валерии Салтановой».


Этот номер журнала непременно дойдёт до заполярной Воркуты, где Валерия Салтанова была и остаётся первым поэтом.


Валерия, мне по-прежнему хотелось бы приехать в твой «маленький и печальный город». Но приехать с тобой… Пока же только стихи.


 


ОТКЛИКАЛАСЬ НА РЕДКОЕ ИМЯ


 


За подарок свыше – нашу встречу –


Я тебя бессмертьем обеспечу,


Ибо в жизни дó смерти люблю.


Валерия Салтанова


 


* * *


              …стараюсь не думать о Вас,


Только думаю: стану ли близким?


И паденья возвышенный час


Отдаляют нерезкие блики


Тех обугленных, пламенных слов,


Что не счесть за каминной решёткой;


А писал, как вассал – был готов


Запивать неразбавленной водкой


И ревнивые ночи, и тлен,


Смену вех, смену стран, конституций,


Чтоб пластаться у Ваших колен


И не сметь поцелуем коснуться.


 


* * *


Глухая ночь – пора для гопников, продажных жриц –


И мы безгрешные с тобой: любить – не отлюбить


И близко так сойтись, что нет уже как будто лиц,


А есть невнятный крик, разорванная силой нить…


Мы задыхаемся, не понимая ничего,


Но разве нас, любимая, разъять скончаньем лет,


Когда пришли в сей мир, а не от мира мы сего,


И ты дрожанием ресниц удерживаешь свет?


 


ВОЛЧИЙ ГОН


 


…Я тоже – степная волчица.


Я, одиночеством меченная…


Валерия Салтанова


 


Я вытравить хотел свою любовь к тебе,


Свести на нет – не сводится наколка,


И опозоренное имя на столбе


Читается, как вой степного волка.


Я не могу, волчица, без очей твоих


И злых, и обездоленных, и гордых,


Размером в пол-лица, пред коими затих


И плачу – слёзы обжигают морду…


Мы стаю бросили свою и в степь ушли –


Одни с тобой на целый свет, подруга;


И пусть чужой костёр теряется вдали,


И лопается конская подпруга,


Когда за нами затевают дикий гон


Воители, хранители невнятных правил,


И разрывается на части небосклон,


И мы неправотой ухода станем правы.


Скользит над ковылём луны благая весть,


И ничего прекрасней нет слиянной дрожи…


Я глажу языком твою седую шерсть,


Я знаю, чем волчица волку всё дороже.


 


* * *


Объятие до помрачения ума –


И нежность губ уткнётся в лунные колени,


И ставлю раскалённых поцелуев клейма,


И что с тобой, того не ведаешь сама.


 


Не свыше ли даётся перейти черту


Наперекор теченью лет и сочетанью?


По линии прерывистой судьбу считаю


И родинки твои укромные сочту…


 


* * *


Мы с тобой согревались телами


И согреться никак не могли.


Мы горели… Сгорели дотла мы.


Замерзаем в межзвёздной пыли.


Утешаемся мёртвыми снами


И очей закрываем цветы.


И никто не узнает, что с нами,


Не узнает, где я, а где ты.


Мы последним единством едины –


Разве можно безумных разъять?


И свиваются насмерть седины,


И друг друга у нас не отнять.


Сколько ты ни встречаешь отребья –


Не проси ни о чём, а прости:


Совершится небесная треба


На разбитом, кандальном пути.


Невдомёк им, земным властелинам


Недр гремучих и огненных рек,


Что сказали звезде: «Постели нам!..» –


Да и спим, как не спали вовек.


 


ПЯТИГОРЫ


 


Кареглазое иго, небесная воля –


Я тебя полюбил, как не любят уже,


Но терзает всё чаще обман алкоголя,


Отразив полнолунную блажь на ноже.


 


Слышишь, милая?.. Счастье моё и злосчастье!


Нас разводит разлад: это зря – погоди!


Сердце бьётся, желая к тебе достучаться,


А своё зажимаешь напрасно в груди.


 


Я живу на разрыв – разорвётся аорта,


По-другому любить не могу, не хочу…


И твоя немота – дней безумных когорта –


В плен меня забирает, сдаёт палачу.


 


У того палача мониторная плаха –


Мне по воле твоей не сносить головы:


И щебечет мой твиттер, ненужная птаха,


И виденьем скользишь возле кромки Невы…


 


А не то обоймут севера пеленою,


И морозит звериная зависть подруг,


Потому что всегда ты была неземною,


Разрывая постылый, заезженный круг.


 


Ты ко мне добиралась, уже никакая,


Так измучили белая мгла, неуют,


Но, устами твоими глагол изрекая,


Пели ангелы… Слышу – поныне поют!


 


Так зачем от себя уходить в Пятигоры


И невнятицей длить непонятный затвор?


Посмотри, как возносятся звёздные хоры,


Да слетают потом с неуступчивых гор.


 


Я тебя не молю, кареглазое иго,


Пожалеть и ответить на сбивчивый стук,


Ведь уже и про нас миру явлена Книга,


И молчаньем туманится близкий Машук.


 


* * *


Валерия – моя звезда,


прощальной дымкою обвитая


И адской болью полосованная вдоль и поперёк,


С тобой пересеклись на долгий миг,


на краткий век орбитами.


Хотел тебя сберечь – не смог…


Валерия – печаль, упрёк.


Но ты постой: стучат часы –


даётся звёздам столько времени,


Что не сумеют никакие стрелки счесть и перечесть!..


Врачует млечный ветер


– и спасёт,


и вынесет из темени.


Прости, Валерия – моя звезда!


Ещё есть время, есть.


 


ОБЕРЕГ


 


Милая, гладишь меня по щеке –


Я, как всегда, небрит навсегда.


После заблудишься ты вдалеке,


И обомрут мои поезда.


 


Только сейчас никого нет родней:


Боль отдавай – до стона стерплю:


Так ни о ком никогда не радел,


Так не любил и не полюблю.


 


Если презреешь, то сам виноват –


Мало делился жизнью своей;


Был непонятен, сочла – нагловат,


Верил тебе, ты веру – развей,


 


Чтобы не думал: такая одна!


Больше такую не возносил…


Вон как бушует чужая весна,


А на свою – не хватает сил.


 


Время останется после меня,


Лишь бы тебя от любви сберечь –


Той, что не знает ни ночи, ни дня,


Той, что мою замыкает речь.


 


г. Ростов-на-Дону

К списку номеров журнала «ДОН» | К содержанию номера