Роман Ненашев

Война случится, и, положим, в среду

*   *   *

 

Война случится, и, положим, в среду.

Положим, что Шестая мировая.

И я, пожалуй, загодя уеду,

Дождавшись 31-го трамвая.

И порох ляжет запахом на ели,

И по команде, скажем, сисадмина

Натасканные кокер-спаниели

Найдут в подвале залежь кетамина.

И будет раздаваться канонада.

И цвета хаки мчать велосипеды.

И мордами поблёскивать торпеды,

Всплывая пузырьками лимонада.

И два матроса – Павел и Ерёма,

Как хищники удачливы и ловки, –

Достанут из оконного проёма

Гранаты и тяжёлые винтовки.

И город лопнет на две половины

И истины, что будут безусловны:

Одни, допустим, в знании невинны.

Другие – по незнанию виновны...

И город станет строить баррикады,

И запасаться йодом и бинтами.

А в пятницу, сквозь облако блокады,

Маяча разноцветными бантами,

Пройдёт, допустим, девочка живая

Походкой неуверенной и шаткой.

И вслед ей, начинённая брусчаткой,

Пещерным эхом ахнет мостовая.

И город, сев на антидепрессанты,

Украсит транспарантами аллеи.

И с неба будут падать диверсанты,

Как листья с пожелтевших тополей...

 

 

 

 

*   *   *

 

Так и сходят с ума – разлинуешь себя на бумаге:

Крестик–нолик. Трёхпалубный. Ранен. А после – убит.

И гадаешь на воске, на купленной в универмаге

Чёрной гуще: каким же он будет – твой треснувший быт?

Или клеишь с утра два осколка слепящего солнца,

Или куришь в себя, из себя выдыхая слова.

Ночью выйдешь во двор – старый дворник с глазами японца

Подметает два слога из тех, что оставит молва.

И хватает едва для того, чтобы петли не мерить

По своей голове и височную область беречь

От ударов крылатых ракет неоткрытых Америк,

От серебряных пуль под названием «русская речь».

Это после... А до – рвутся звуки на свет из гортани,

Прожигая дыру (вот и ходишь весь день по портным).

Расскажи мне, Изольда, о славном французе Тристане –

Я тебя бы не слушал, не будь я душевнобольным.

Расскажи... До заката в длину – два плевка до ограды

Да четыре неверных и робких шага в глубину.

С неба катятся звёзды на сцену разбитой эстрады.

С неба катятся звёзды. И тихо уходят ко дну...

 

Яблоки

 

Двенадцать, восемнадцать, пятьдесят…

Как детские фонарики, мигая,

В саду соседском яблоки висят

И яблони под ношей голосят,

К известному поступку подстрекая.

 

В деревне вечер, тишь и благодать

И ласточки летают со стрижами.

Соседа целый вечер не видать –

С каким-нибудь любителем поддать

Сидят, наверняка, за гаражами.

 

 

 

 

Жена соседа, женщина в летах,

Из дома вышла в поисках супруга.

Лишь яблони остались на местах,

И ветви их качаются упруго.

 

Ты полезай и яблок набери,

Широкие карманы набивая.

Двенадцать, восемнадцать, двадцать три…

Плывёт луна с осколками внутри

Надменно, как дворянка столбовая.

 

И сумерки густеют, и пора

С соседским садом наскоро проститься.

Молчит, на счастье, пёсья конура,

Лишь звёзды промигают до утра,

Проухает вдали ночная птица.

 

Сонет

 

Казалось, целый день до сентября,

И жизнь моя длинна и безголова.

И если я выдумываю слово,

То Бога нет, нечестно говоря.

 

Десятый год. Седьмое января.

Весь день – воспоминание былого.

Наутро смерть приятеля Крылова.

Метель. Цветы. Лицо из янтаря.

 

2-ое. Март. Коричневый альбом.

Два призрака на бледно-голубом

Невнятном фоне. Яркая зарница.

Косые звёзды. Запахи весны.

Сияют светофоры. Снятся сны.

Мне ничего давно уже не снится.

 

 

К списку номеров журнала «ГРАФИТ» | К содержанию номера