Главная | Журналы | Персоналии | Книги | Медиа | ПОМОЧЬ МЕГАЛИТУ |
Центр |
Айгуль ГалиакбероваОб авторе: Родилась 28 июля 1977 года в д. Агарды Благоварского р-на РБ. Окончила... >>> |
Иосиф ГальперинОб авторе: Родился в 1950 году в Оренбурге. Окончил факультет журналистики МГУ. ... >>> |
Тамара ГаниеваОб авторе: Родилась в 1951 году в д. Кинзябаево Куюргазинского района Башкортостана... >>> |
РегионыЦентрРоссияАбаканАнадырьАрхангельскАстраханьБарнаулБелгородБлаговещенскВладивостокВладикавказВладимирВолгоградВологдаВоронежЕкатеринбургИжевскИркутскКазаньКалининградКалугаКемеровоКраснодарКрасноярскКурганКурскЛенинградская областьЛипецкМоскваМосковская областьНарьян-МарНижний НовгородНовосибирскОмскОрелОренбургПензаПермьПетрозаводскПетропавловск-КамчатскийПсковРостов-на-ДонуРязаньСамараСанкт-ПетербургСаратовТверьТулаУлан-УдэУфаХабаровскЧебоксарыЧелябинскЯкутскЯрославльЗападная ЕвропаАвстрияАлбанияБельгияБолгарияБосния и ГерцеговинаГерманияИзраильИрландияИспанияНорвегияПольшаРумынияСловенияФинляндияКавказАзербайджанАрменияГрузияАзиатско-Тихоокеанский регионАзиатско-Тихоокеанский регионАфрикаАфрикаВосточная ЕвропаБеларусьМолдоваУкраинаЦентральная АзияКазахстанКиргизстанТаджикистанУзбекистанСеверная АмерикаКанадаСШАСтраны БалтииЛатвияЛитваЭстония |
Ханох ДашевскийПоэма о прошлом, поэма о будущем. К переводу на русский язык поэмы Ури Цви Гринберга «В Царстве Креста»1923 год. Варшавский вокзал. Народ на перроне: вот-вот должен подойти поезд на Берлин. Среди ожидающих – рыжий молодой человек. Он нервно курит и старается быть незаметным. Ему нельзя выделяться, потому что он еврей и бежит из Польши. Еврей, которому грозит арест: польские власти объявили его пребывание в стране незаконным. Что заставило Ури Цви Гринберга, молодого еврейского поэта, потомка знаменитых хасидских раввинов и праведников, спешно бежать из Варшавы с чужими документами в кармане? Далеко ещё до того дня, когда принадлежность к еврейству будет означать смертный приговор. Евреи живут в независимой Польше, и хотя традиционный польский антисемитизм никуда не делся, жить можно, и они живут. Но рыжему Ури Цви, поэту, чей талант признан самим Бяликом, участнику литературной группы «Халястрэ» пишущему стихи на идиш и на иврите, не по себе. Возникающие в мозгу кошмары рисуют ему страшную участь, которая ожидает евреев. Он видит не просто гонения, он видит уничтожение. И он начинает публиковать, в журнале «Альбатрос», который сам издаёт, поэму «В Царстве Креста» – предсказание Холокоста. Замечательный образец экспрессионистской поэзии: Дремучие чёрные чащи, равнины, равнины – долины страданья и страха в глубинах Европы! Здесь в дебрях лесных, в полумраке зверином, в одеждах кровавых висят мертвецы на деревьях, серебряный отблеск лежит на их лицах, (и масляный свет льют на них золотистые луны) Крик ужаса здесь – голос камня, упавшего в воду, молитва здесь – слёзы, потоком текущие в бездну.
Я – птица, чей крик будит полночь слепую в долинах страданья, где высятся башни с крестами!... Я гибну от ужаса на перепутьях Европы: я вижу подставивших шею, готовых к закланью…
Европа великая! Царство Креста!
В этом Царстве евреев ждёт смерть. Гринберг сразу указывает на проблему. Христианство подготовило почву: внушило массам своих последователей неистребимую ненависть к евреям. Фитиль готов – нужна только спичка:
Вы нам закрываете солнце, убить нас готовы, ещё до того, как с ресниц наших сны упорхнут золотые, ещё до того, как молитва заре растворится в пространстве. И тысячи тысяч в лесной полумрак убегают, туда, где во взгляде овечьем ноябрь отражается блеском ножа для закланья. И там, под деревьями страха, рождаются дети с отравленной кровью: они увядают быстрее, чем розы. Для вас я не буду сажать плодоносные рощи! Стоять оголёнными будут сады моей скорби у ваших костёлов! Звучат без конца колокольные звоны под вечер со всех ваших башен. С ума они сводят, они мою плоть разрывают, как хищные пасти. На сучьях в лесу я тела моих мёртвых повешу, оставлю их гнить на глазах у созвездий, беспечно сияющих в небе… Я в тёмный колодец во сне опускаюсь, я вижу распятых евреев, я вижу, как, вытянув шеи, залитыми кровью глазами, глядят они в окна…
Но яма, которую христианская Европа вырыла для евреев – это яма, куда рухнет весь континент: Откуда же знать вам, что ужас у вас в изголовье, что чёрным пророчеством он ваши сны отравляет? Ведь сон забываете вы, потому что с рассветом звонят колокольни. Я чёрные дни вам пророчу из наших низин, где мы Огненный Столп ожидаем, из наших обугленных душ и мольбы о спасенье! Тот ужас не сможете вы ощутить вашим сердцем. Вы будете сплетни свои громоздить воспалёнными ртами, ругаясь: «Евреи, евреи!», пока не окутает газ ядовитый церковные своды, пока не застонут на идише ваши иконы!...
Нет, не случайно Ури Цви Гринберг – потомок раввинов и каббалистов. Пророчество дано ему, и его задача – донести до ушей соплеменников то, о чём большинство из них даже слышать не хочет. И не только простые еврейские обыватели: Хаим Нахман Бялик, национальный поэт, назвал его чёрные видения безумием. Через несколько лет они встретятся в Тель-Авиве, и на приветствие Бялика: «шалом, Ури Цви!» Гринберг ответит: «эйн шалом!» и гордо прошествует мимо. Он не умел прощать, не шёл на компромисс, хотя отношения с Бяликом сохранял до самой смерти классика новой поэзии на иврите. Конечно, Бялик – великий поэт, и как, если не поэтическим языком, объяснить ему и таким, как он, что во взгляде обречённых «ноябрь отражается блеском ножа для закланья». Тот самый ноябрь 1918 года, когда он, Ури Цви, только что вернувшийся с фронта солдат Первой мировой, и вся его семья стояли у стены своего дома во Львове под дулами польских винтовок. Отбившие Львов у украинцев поляки отметили это дело, как и полагалось в таких торжественных случаях, еврейским погромом. Поэт и его семья уцелели чудом. Но память о жутких минутах между жизнью и смертью навсегда осталась у Гринберга. Возможно, именно в те минуты он понял: евреи всегда у стенки и всегда под дулом. Вот почему поэма «В Царстве Креста» существует сразу в трёх измерениях: в прошлом, в настоящем и в будущем. Границы размыты, разницы между эпохами нет. В прошлом – погромы, в настоящем – короткий перерыв и подготовка, а в будущем – нечто настолько страшное, что не имеет названия.
Ночами вселяется ужас в дома наши: чёрная птица. Что можем мы сделать – напуганных горстка евреев, когда возвышаются римские башни над нами, и звон колокольный должны каждый вечер мы слушать, и в чёрные наши субботы, и в чёрные праздники наши. Проклятие жить так, когда ежечасно огонь может вспыхнуть повсюду: костры под ногами, костры под домами. Что можем мы сделать – напуганных горстка евреев, когда наши жёны и дети кричат нам: «Спасите!», и крыши пылают, и пламя горит в наших окнах? Проклятье быть телом, которое топчут, как уличный серый булыжник, – но тело не камень! Из мяса оно и костей – и почувствовать может, как лезвие режет!...
Картины, которые рисует Гринберг, ужасны. А действительность? Ведь Европа – вулкан. Почему же дорогие евреи не понимают, что сидят на вулкане? И Ури Цви Гринберг, как великие еврейские пророки древности, кричит всей кровью своей души, даже если его не хотят слушать. Ибо такова участь пророка: быть непонятым инеуслышанным:
Хлева догорают. Испуганно мечется стадо. А люди поленья подносят, костру не давая угаснуть: ведь алчет немедленной жертвы серебряный крест! И падают замертво овцы, в дыму задыхаясь. Белы их глаза и огромны – огромны, как луны… Так яд поедает траву, так свершает закланье чума!
Вновь день после ночи пожаров, и ночь – ночь молчанья: наполнены страхом домов опустелых глазницы, и запах гноящихся ран над крестами восходит… Овца, у кого ты просить милосердия станешь, когда твой соломенный хлев стоит во владеньях Пилата, а луг, на котором пасёшься, – на огненной Этне?!
Еврейская пассивность, еврейская, сложившаяся за двадцать веков угнетения, покорность судьбе возмущают поэта. C горечью он пишет о том, что еврейские хроники – только список страданий и жертв. В них нет ничего об отпоре гонителям:
Две тысячи лет полыхает молчание в бездне: отрава, которая ест и побеги, и корни. Две тысячи лет кровь из вен вытекает, и нет никого, кто б ответил слюной ядовитой. Записаны в книгах деянья сынов Амалека, и только ответ наш на кровь в эти книги не вписан…
Но Гринберг не был бы самим собой, если бы в своём воображении не видел еврейское сопротивление, не описывал его так, как до него ещё никто не писал. Это новая поэзия, новый путь. После столетий непротивления еврейский поэтический авангард зовёт к борьбе:
Разорванный талес на раненом теле. Хорош этот талес еврейский – в нём телу удобно: ещё не зажившие раны ветра не засыплют песком. Слышны колокольные звоны, евреи трясутся. Не надо трястись так, евреи! На кладбище я стерегу могил свежевырытых ряд. Клеймо ваших ран на челе моём рдеет. Я царь в этом талесе – в мантии красной и рваной! Я каждой руке отомщу за пролитую кровь в болотах, в сараях, на улицах и у порога костёлов. Иначе зачем им носы и зелёных два глаза? Иначе зачем нам два ряда зубов и костлявые два кулака?... Отец! Покраснела стена в этом городе, видишь? Приблизился вечер, и скоро засветятся звёзды. Чего ты добьёшься молчаньем и кротостью вечной? Не помнишь ты разве, что страж наш – Господь, что дрожать ты не должен?! Горят Небеса… О милости будем молиться! Ведь милость нужна Небесам… Небеса потемнели! Подумай, они ведь не чувствуют боль, не страдают, как плоть человечья!... Ты умер? Я Имя тогда назову, и осядут высокие башни костёлов, откуда несётся сводящий с ума перезвон. Как дрожал ты! А ныне останутся только (для памяти и для рассказов) на кровлях железных кресты, как кресты на надгробьях. Из кладбищ, из тысяч и тысяч могил еврейское воинство встанет и выйдет с оружьем, и будет в шофары трубить на все стороны света!…
Счастливым человеком был Ури Цви Гринберг. Ему довелось увидеть свободных евреев, сражающихся за свою страну, еврейское воинство, освободившее главную национальную святыню – Стену Плача. Он дожил до этого дня, но миллионы евреев в Европе, евреи Польши, к которым он обращался на их родном языке, на идиш, не увидели этой победы, не узнали о ней. После войны поэт посвятил им стихи, воздвиг литературный памятник, а началось всё с поэмы «В Царстве Креста». Если бы только они услышали, если бы поняли, о чём он говорил:
Может, самое чёрное вижу я здесь из пророчеств, каждым нервом своим ощущаю я ужас, оттого что сбываются эти виденья здесь, в долинах страданья, на земле христианства. Мы сошли со ступеней крутых, на которых стояли, покачнул наши лестницы ветер Европы: всем любовь – даже тем, кто готовы нас резать, даже душам злодеев – Небесное Царство. Пламя в наших глазах, опалённое небо, и пылают костры, и снуют между ними евреи, и ни слова не могут сказать, и не знают, где выход, и не видят, что небо в огне и что бездна под ними. Только мельницу видят они, чьи вращаются крылья в ядовитом пространстве и мелют, и мелют воздух кладбищ осенних, старых кладбищ Хешвана. Как могу я, идущий от страданья к страданью, одинокий еврей, в чьей крови страх еврейский и ужас, ужас ночи насилья слепой и закланья овец – как могу я пробудить это павшее воинство: тысячи тысяч на полях Украины, на польских дорогах! Чтобы встали они и себя, своё множество сами увидали: червями обглоданных мёртвых евреев в снежном Царстве славянском, в стране колокольного звона. Только ночью встаёт это воинство мёртвых, и когда я иду к своей белой постели, к моей белой постели их тени подходят, говоря: «Посмотрите на нас, посмотрите! Вот таким ваш конец – всех и каждого – будет!».
Если бы не дата создания поэмы – 1923 год – можно было бы подумать, что Гринберг пишет поэму о событиях, которые происходят у него на глазах, о событиях, свидетелем и участником которых он является, настолько всё реально в его поэзии, настолько похоже на то, что спустя полтора десятилетия будет происходить на самомделе:
Если б мог удержать я пылающий Марс на орбите, чтобы он осветил, сквозь затмение солнца, дороги, где сидят наши матери возле обочин и баюкают там своих мёртвых детей на коленях, своих мёртвых ягнят и птенцов на распутьях Европы. На востоке, на западе – всюду кошмар под крестами! Что я сделать могу, собирая в кулак наши слёзы? У обочин сидеть, молча плакать в тени колоколен и баюкать ягнят и убитых птенцов на коленях? Или кладбище выкопать в сердце Европы для погибших ягнят, для птенцов моих мёртвых?
В католической стране, пропитанной христианским антисемитизмом, еврейский поэт обвиняет церковь в том, что она преследует отдельно взятое национальное меньшинство, и, в свою очередь, делает такие выпады против традиционного польского общества и религии, которые не могут оставить равнодушными бдительных польских цензоров. Поэту грозит судебное преследование. Особенно возмутило поляков то, что Гринберг напоминает, к какому народу принадлежат Иисус и Мария, и называет их еврейскими именами – Йешуа и Мирьям:
Я вас ненавижу до кончиков пальцев, скрывая в горящей от яда груди нашу чёрную правду: Быть двадцать веков Агасфером и не поклоняться Кресту. Мой ужас за мной заостренною движется тенью, как будто наточенный меч, занесённый над нами. Я – в сердце Европы. Я думаю: как же случилось, что те, кто Бейт-Лехему молятся здесь на коленях и Библию чтут – это те, кто мечтает библейский народ истребить, без остатка его уничтожить? Об этом сказали давно мудрецы, только мы позабыли (но звёзды горят, даже если глаза их не видят): «Лишь чудо спасает нас тут, в этом логове львином». О, правду, великую правду мои мудрецы говорили: Что мёртвый в костёлах – не брат наш Йешуа, а Езус, что он в Вифлееме рождён, не в селенье еврейском Бейт Лехем, и что Магдалина не Мирьям, еврейская дочь из Мигдала, с кувшином прозрачного масла, в одеждах льняных, а Мария.
А что же тогда миллионы кричат: «Аллилуя!», когда проплывает над ними в процессии сын Галилеи? Об этом скажу я, еврей, обескровленный так же, как множество множеств других, в рваных талесах и с ремешками – в стихах изливающий тысячи лет нашей скорби: Эй, мир, посмотри: верят в ложь миллионы! Бейт-Лехем – селенье евреев! И мёртвый еврей Йешуа на стенах костёлов развешан!...
Когда Гринбергу стало опасно оставаться в Польше, он перебрался в либеральный Берлин. Там он выпустил последний номер «Альбатроса», в котором и опубликовал полностью поэму «В Царстве Креста». Он ещё в поисках пути, он ещё рассуждает о судьбе своего народа, но вскоре логика событий приводит его к решению покинутьЕвропу:
О царство страданья, лесное славянское царство! Наш след на земле твоей – кладбища наши. Гниют там евреи, лежат поколенья в могилах, и пищею служат червям, и питают древесные корни. Куда же идти, где искать себе новое место, чтоб звон колокольный ваш больше не слышать, не видеть кресты золотые и шествия ваши. Одно только место такое: глубинные воды, куда не доходит гул вашего Царства. Но я не хочу опускаться в морскую пучину, пока ещё суша цветёт и сияют ночные созвездья. Я просто беду ощущаю, которая ждёт нас под сенью Креста…
Берлин оказался кратковременной остановкой. Уже в конце 1923 года Ури Цви Гринберг сошёл с корабля в Яффо. Разошлись его пути с друзьями – поэтами идиш, он окончательно выбрал другую дорогу. Начался новый этап его жизни, а черту под старым он подвёл в поэме «В Царстве Креста»:
Оберните бурнусом меня и набросьте на плечи мне талес, ибо вспыхнул угасший Восток и горит в моих венах. Заберите обратно мой фрак и ботинки из лаковой кожи – всё, что здесь я купил, чтобы стать европейцем. Посадите меня на коня и отправьте в пустыню, Возвратите в пески вместо роскоши ваших бульваров…
Но по поводу судьбы евреев, если они останутся в Европе, у поэта нет иллюзий, потому что те, к кому он обращается, не понимают ужас своего положения, не понимают, что обречены. И Царство Давида им тоже не нужно:
Красен хлеб наш субботний. А красные яблоки наши, как кровавые луны, лежащие в чёрных озёрах, как кровавые луны, созревшие в ночь полнолунья в вашем Царстве Креста… Для того колокольня, чтобы слушать нам звон похоронный, слушать колокол скорби. А ещё есть в костёле орган, что поёт «аллилуйя» в чёрный вечер субботний – словно кровью он мажет двери наших домов: знаки Каина ставит… Как случилось, что вместо Давидова Царства есть у нас обветшавшее царство литовских местечек, где мы сумрачный сон иудейский наш видим о берёзах, корнями вцепившихся в землю, и о лунах, мерцающих над изголовьем… Есть у нас царство польских тоскливых предместий (где порой наши сны прерываются воплем), Есть край скорби и ужаса на Украине – тот простор, где закланье овец происходит… И ещё есть на суше, от моря до моря, много мест, где раскрытые ждут нас могилы. Есть и мельница – чёрными машет крылами и касается туч: милосердия просит. И шатры есть цыганские – ставят евреи их, кружа по земле, будто солнце по небу…
А Европе, веками издевавшейся над евреями, Европе через неполных двадцать лет после появления поэмы «В Царстве Креста» ставшей еврейским кладбищем, он бросает на прощание полные сарказма и ненависти слова:
Затмение солнца у вас, в полутёмной Европе, и рад я тому, что затмение солнца настало. Так радостно кровь молодая по жилам струится, и реет над тканью одежд аромат предвечерья. Багровою ночь будет в Царстве Креста! Я свод ненавижу небесный, лежащий на шпилях. Для нас это медь – она давит на головы наши. Для нас это небо, откуда дождю не пролиться. Проклятье лежит на полях, и они не дадут урожая, но то, что нам здесь уготовано – с вами случится!...
Когда горело Варшавское гетто, немногие варшавяне сочувствовали евреям, зато многие радовались. А через год с небольшим, в результате неудачного восстания поляков, горела вся польская столица. «Но то, что нам здесь уготовано – с вами случится». Хотелось бы напомнить эти слова сегодняшним европейским деятелям, которые стремятся заменить Израиль «Палестиной». Европа перестаёт быть «царством креста» и уверенно становится «царством полумесяца». Вот почему экспрессионистская мистическая поэма Гринберга не теряет своего значения. За либеральным фасадом объединённой Европы прячется то же самое царство ненависти, о котором великий еврейский поэт, чьё 120-летие отмечается в этом году, писал почти сто лет тому назад.
К списку номеров журнала «Заметки по еврейской истории» | К содержанию номера |
ГолосованиеВыберите название/тему следующего раздела проекта "Вещество"ЖурналыСИБИРСКИЕ ОГНИВРЕМЕНАКыштым-ГраниСОТЫВЕЩЕСТВОАРТИКЛЬДАЛЬНИЙ ВОСТОККОВЧЕГМОСТЫМЕНЕСТРЕЛЬПриокские зориВИТРАЖИДОНДРУГОЕ ПОЛУШАРИЕБАЛТИКА-КалининградНОВЫЙ СВЕТНАЧАЛОСлово-WordКольцо АЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРАДЕНЬ ПОЭЗИИЖурнал ПОэтовСВОЙ ВАРИАНТГРАФИТИНЫЕ БЕРЕГА VIERAAT RANNATЮЖНОЕ СИЯНИЕЛитературный ИерусалимЖурналы, публикация которых на сайте прекращена:Пятью пятьКочегаркаРусское вымяЕВРОПЕЙСКАЯ СЛОВЕСНОСТЬЕВРЕЙСКАЯ СТАРИНАЗДЕСЬЛитСредаЗаметки по еврейской историиСемь искусствЛиФФтОСОБНЯКСЕВЕРЛИТЕРАЧЕЛОВЕК НА ЗЕМЛЕЮЖНЫЙ УРАЛИЛЬЯСеверо-Муйские огниАРГАМАК-ТатарстанСлова, слова, словаЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАДВОРКИКАЗАНСКИЙ АЛЬМАНАХПять стихийЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАПИСКИГВИДЕОНИНФОРМПРОСТРАНСТВОСорокопутДЕРИБАСОВСКАЯ - РИШЕЛЬЕВСКАЯСТЕРЖЕНЬТело ПоэзииБАШНЯБЕЛЫЙ ВОРОН22ВОЛОГОДСКАЯ ЛИТЕРАТУРАНАШЕ ПОКОЛЕНИЕУРАЛРУССКАЯ ЖИЗНЬДЕТИ РАФУТУРУМ АРТАРТ-ШУМЛИТЕРА_DNEPRТРАМВАЙЧЕРНОВИКЗАПАСНИКЗИНЗИВЕРЫшшо ОдынПРЕМИЯ ПБЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫЛИКБЕЗЗНАКИ11:33ВАСИЛИСКДЕНЬ И НОЧЬУРАЛ-ТРАНЗИТНОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬАЛЬТЕРНАЦИЯ |