Елена Лазарева

Ядерный свет на твоих ладонях

ОБОЧИНА

 

Ты идёшь босиком по обочине жизни,

Собирая цветы на обочине смерти,

И немые глаза смотрят вверх с укоризной:

Ну, когда вы уже успокоитесь, черти?

 

И никто эту участь с тобой не разделит

В безвозмездно покинутых кем-то владеньях,

Словно боги уснули в холодных постелях,

Обживая чертоги своих сновидений.

 

И никто никого не попросит остаться,

Помогая бежать из уютного плена.

Одиночество – это всего лишь константа

В уравнении гибели сотен Вселенных.

 

Кто не знает любви – никогда не спасётся,

И не всякий, имеющий уши, услышит.

Но пока не погасло усталое солнце,

Будут войны – под видом заботы о ближних.

 

Будут войны – во имя кровавой победы.

Будут войны – за призрак желанного мира.

И куда удерёшь ты с несчастной планеты,

Обескровленной дрязгами дутых кумиров?

 

Есть ли смысл заливаться дурманящим пойлом,

Если пьянство едва ли ускорит развязку?

Ты корнями врастёшь в оскудевшее поле,

Чьи бесплодные почвы – зыбучи и вязки.

 

Нашей капсулой времени станут не книги –

Заменившие храмы торговые центры…

Потому бытие – ожидание мига

Не конца, а разрыва с гнетущей плацентой.

 

Но пока ты отсюда с почётом не изгнан,

И хозяин, проснувшись, тебя не заметил,

Без опаски иди по обочине жизни,

Пожиная плоды на обочине смерти.

 

 

ВРЕМЯ СПАТЬ

 

За окном – ноябрь, перманентный вечер

Бархатистым пледом окутал плечи,

Усыпляя мысли о том, что вечно –

Но сейчас мучительно далеко.

Наступает утро тебе на пятки,

Ты со здравым смыслом играешь в прятки,

Убеждая совесть – мол, всё в порядке,

Лишь проходит жизнь, а кому легко?

 

И всплывает боль на поверхность пеной,

И поддельный кофе течёт по венам,

Чем торчать соринкой в глазу Вселенной –

Не рождаться лучше бы вообще.

Тупиковый мир – эшафот повстанцев,

Состоящий сплошь из конечных станций.

Он – как будто жертва небесных санкций,

Пациент забывших о нём врачей.

 

Тот, кому уже ничего не надо –

Поражён безверием каждый атом,

А в мечтах: «Пришёл бы уже анатом,

Взорвалось бы что-нибудь невзначай…»

Отправляясь в путь, сознаёшь не сразу

То, насколько тесно ты с миром связан,

Но в тебя проникла его зараза,

Культивируй – или не замечай.

 

Здесь реинкарнация – не для нервных,

Хоть всего в избытке – и звёзд, и терний,

Для кого-то ты – всё равно неверный,

В ком-то зреет жажда тебя распять…

Для чего-то каждый Всевышним избран,

Кто-то – для победы идиотизма…

…Не забудьте выключить телевизор –

Всё давно показано. Время – спать.

 

 

ОБЕРЕГ

 

Так бывает – в ушах звенит ледяная тишь.

Словно катишься по наклонной – и вдруг летишь,

Понимая: начинка будней – всего лишь пена.

И становится неуютно в тени обид.

Нам так мало даётся времени для любви –

Мы же тратим его на то, что второстепенно.

 

Погружаюсь в нутро депрессии, будто в дым.

Говорят, что поэту следует молодым

Умереть – и тогда уж точно его услышат.

Мне всегда находилось, что и кому сказать.

Оберегом от зла явились твои глаза.

Возмущались доброжелатели – мол, бесстыжий:

 

Революция не прельстила его огнём,

Так давайте же запретим вспоминать о нём –

Пусть кропает себе стихи на задворках жизни…

Но моя королева дома ждала меня.

Вместо шторы качалась рваная простыня.

Я был предан тебе – и предан своей Отчизной.

 

Так бывает – когда нечаянно грянет гром,

И расчётливый брат стучится в окно врагом…

Я уже не сопьюсь, уже не собьюсь с дороги.

Из приданого у меня – лишь моя рука.

Я без ласки твоей бы умер наверняка –

А под музыкой пальцев тают мои тревоги.

 

Мы едва ли войдём в историю – не печаль.

Только б шёлковое тепло твоего плеча

Омывающей плоть волной проникало в душу.

Этот мир изменить не сможем ни я, ни ты.

Все призывы на баррикады – как есть, понты.

Нас как будто бы вмиг накрыло вселенской стужей.

 

Мы могли бы нести, как знамя, свой мнимый вес,

Но поэт – не мессия, чтобы пасти овец.

Мне дано говорить стихами – и это счастье.

Обратила любовь мирские соблазны в жмых,

И с тех пор я бегу от славы, как от чумы –

Чтобы нам не пришлось однажды навек прощаться.

 

 

ДЕТОКС

 

Всё, что было… Всё, что будет – жить и умирать…

Своенравно память будит огненная рать.

Память шепчет: всё напрасно, ты уже пришёл,

Но прядут устало пальцы новых мыслей шёлк.

 

Нити-ноты, проливаясь, растопляют снег,

Беззащитно омывая боль, что спит во мне.

Свет враждебен – разве ново плакать на краю?

Верить в чудо: не проснулся – и уже в раю?

 

Своды храмов поглощают робкие шаги –

Там Всевышний отпускает нам Свои грехи.

Я стою случайным гостем на чужом пиру.

Пропуск в небо – то ли сила, то ли ловкость рук…

 

На меня глядят с опаской мёртвые глаза.

Я любил – и я остался, что ещё сказать?

Покаяний лесть убога – стала не нужна.

Здесь – ни Бога, ни порога, только тишина.

 

И опять на перепутье, и опять в пути.

Всё, что было, всё, что будет – падать, но идти…

Пальцы в кровь стирая, веришь: вечность – твой удел.

Пустота за каждой дверью, пустота везде!

 

Так сложилось – отмеряешь время по часам.

Обретая, вновь теряешь суть, не зная сам:

Ты ли это – новый идол взбалмошной толпы?

Под ногами – карта мира и седая пыль…

 

Говорят, огонь небесный очищает – врут.

Я смотрю в себя, как в бездну, и напрасный труд

Убеждать, что всё на благо – и война, и вой…

Мне в любви пророчат плаху – я ещё живой.

 

Мы разжать не в силах руки, погружаясь в сон…

Дождь играет соло стуку сердца в унисон.

Разбавляет космос краски, звук теряет вес.

Я твоей поддался ласке – значит, я воскрес!..

 

 

МЕТРО

 

Раннее утро. Вагон метро.

Первая мысль – никому не врезать…

Спичек, бензина, вязанку дров –

Хочется всех уложить на рельсы!

 

Ненависть прёт изо всех щелей

И проникает в меня сквозь поры.

Трудно сочувствовать и жалеть.

Пустопорожние разговоры:

 

Цены на водку, жильё, проезд,

Власти, начальство, соседи-суки,

Что бы сегодня такого съесть

И ненадолго спастись от скуки?

 

Прячусь от шумной толпы в себе

И на засов запираю двери.

Будто бы в Бога вселился бес –

Стало труднее во что-то верить.

 

Мне указал бы дорогу в храм –

Быстро, недорого – добрый пастырь.

От неизбежных душевных ран

Не помогает фейсбучный пластырь.

 

Стоит ли спрашивать, как дела,

Чтобы сказать: «Ерунда, не парься»?

Больно сомнителен мой талант –

Жить по сценарию трагифарса.

 

Прячется липкая пустота

За разговорами о погоде.

Ты прозреваешь не просто так:

Выхода нет – есть пути ухода.

 

В мире, где ласковый звон монет

Голосу истины равноценен,

Будет честнее сойти на нет –

Или блистать на фальшивой сцене?

 

 

ПРОРОК

 

Город в зыбучем тумане тонет,

Напоминая похмельный сон.

Ядерный снег на твоих ладонях

Медленно тает, стирая всё:

 

Пепел и кровь, раскалённый порох,

Пятна ожогов от горьких строк…

Ты растворишься в легендах скоро,

Даже не ведая, что – пророк.

 

Между людским «хорошо» и «плохо»

Правда – огнём выжигает рот.

Каждый правитель в твою эпоху

Был не паскуднее, чем народ.

 

Псевдопоэты кропали вирши,

Жрали друг друга – как есть, живьём,

Кто в Иисусы пошёл, кто в Кришны:

Лишь бы платили, а мы – споём.

 

И понимаешь – ничто не вечно.

И поминаешь своих врагов.

Ангелы смерти не гасят свечи –

Некогда им в урожайный год.

 

Ты изнутри выгораешь в стужу.

На баррикадах из мёртвых книг

Боги и черти за наши души

Бьются. По факту – ничья у них.

 

Значит, за нами – последний выбор,

Что перевесит – тому и быть.

Будто в отместку могильной глыбой

Сверху налёг неизбывный быт.

 

Кажется, ты от рожденья проклят…

Странную участь свою прими:

В этом Отечестве – нет пророков.

Ты был последним, кто выбрал мир.

 

 

ГАДАНИЕ НА ГУЩЕ

 

Мы умрём не в своих постелях,

На виду у борцов за волю –

Ту, которая им не снилась,

Просто очень хотелось жрать.

Здесь – хоть вешай топор – веселье…

Сколько можно трезветь от боли?

Сколько можно, скажи на милость,

Бить лежачего по шарам?

 

Нас по-прежнему учат жизни

Не видавшие горя дяди,

Их единственный подвиг ратный –

Дать по харе бомжу в метро.

Мы – пророки в своей Отчизне.

Мы – исчадия то ли ада,

То ли рая… Второе – вряд ли,

Но Господь – искушённый тролль.

 

И пока мы идём в атаку

На невидимом глазу фронте,

Патриоты бабла спросонья

Продают и страну, и честь.

Там, на небе – твоя Итака…

По планете не призрак бродит,

А толпа очумелых зомби,

Уносящих благую весть.

 

Будут в бездну лететь эпохи,

Переделится карта мира,

Брат покорно пойдёт на брата –

За регалии и чины.

Мы – прилежные дети Бога –

Сотворили себе кумира,

Наречённого словом Правда,

Потому-то – обречены.

 

 

ШИПЫ

 

Ты помнишь, как надо. Ты видишь, как лучше.

А годы проходят – и время не учит,

И праведник Бога отчаянно мучит

Молитвой о благе для всех.

Планета не сможет вращаться иначе.

Ты служишь тому, для чего предназначен,

И тонешь, как будто оброненный мячик –

В реке, под предательский смех.

 

Спасут – переступишь любые пороги,

Но в здешних краях не в почёте пророки

И грудой пылятся хрустальные строки

Под грузом блестящих томов.

Дороги пусты, притупляются чувства –

Попробуй свою в полумраке нащупай.

Бредёшь в одиночку, в надежде на чудо –

Авось, доберёшься домой.

 

И все совпадения будто случайны,

И есть искушение просто сначала

Игру запустить. Угасают свечами

Иллюзии юности. Ночь.

Унылая постная вечная слякоть.

Напрасно себя умоляешь: «Не плакать!»

В набухшую сочную памяти мякоть

Вонзаешь прозрения нож.

 

А кто-то в тебе обретает кумира.

Отмазка железная: «Он – не от мира…»

Шипы простираешь, как вечная мирра,

Суды над собою верша.

В твою бесприютность никто не поверит,

И в гневе со стуком захлопнутся двери…

Но ты подготовлен: в земной атмосфере

Не принято громко дышать.