Максим Алпатов

Поэт-рекреационист. Полемика Доктор Югай и теория сна

В начале 60-х годов прошлого века доктор Дональд  Кэмерон, глава Всемирной психиатрической ассоциации, проводил серию  опытов над канадцами, обратившимися в клинику в Монреале по поводу  бытовых неврозов, послеродовой депрессии и других легких расстройств.  Эксперименты состояли в том, что подопытных тайно травили коктейлем из  ЛСД, темазепама, мескалина и других психотропных препаратов, вводили в  состояние комы и заставляли постоянно прослушивать циклические записи с  примитивными командами и внушениями вроде «Семья. Страх. Другие» или «Я  твой друг». Некоторых пациентов держали в таком состоянии несколько  месяцев. Таким образом Кэмерон и его спонсоры из ЦРУ надеялись  выработать методику стирания памяти, программирования сознания и  корректировки личности для эффективного допроса и перевербовки вражеских  агентов. В результате удалось добиться лишь устойчивой амнезии и целого  букета психических заболеваний у большинства подопытных 1, 2.


Если бы Кэмерону пришло в голову использовать  что-то покруче повторений и парцелляции, например, внедрение образов,  метафор и других фундаментальных художественных элементов, какой был бы  соблазн сравнить его с некоторыми поэтами, которые используют свою  одаренность для агрессивного подавления читателя, вводят его в состояние  наркотической комы!.. Порой стихи действуют не хуже психотропных  препаратов, подавляя восприятие окружающего мира, делая его болезненно  чувствительным к одним вещам и совершенно глухим к другим.


Спустя 20 лет после Кэмерона по другую сторону  американо-канадской границы доктор Стивен Лаберж изучал возможности  управления сновидениями, извлечения смысла из абстракций наваждения. Он  мотивировал добровольных участников исследования бережно относиться ко  сну, использовать его способность восстанавливать умственные и  физические силы, изучать свое «я», смещать границу между субъективно  реальными и субъективно выдуманными явлениями 3.


И вновь – какой соблазн противопоставить поэтам  «кэмеронам» поэтов «лабержей», поэтов-рекреационистов, считающих  читателей равноправными участниками поэтического процесса, способными  вторгаться в него и управлять образующимися смыслами. Для таких авторов  священное условие – согласие читателя на участие в эксперименте; они  отрицают установку «автор=бог» и используют межкультурные, узнаваемые  приемы и образы, направленные на диалог на равных.


 


Управление логикой сна, наведение фокуса от  нереального источника к реальным проекциям сознания – отличительная  черта поэтики Леты Югай. Насыщенная детализация делает пространство ее  текстов вязким, замедляет восприятие до полусонной мечтательности –  первой стадии медленного сна:


 


Осы прилетели испить чаю,


пчелы торопятся проводить лодку.


Воску будет много, пыльцы много,


а мед отдадим тому, что отчалил.


Воздух густеет, устают ноги,


соберем с веток терпкие яблоки,


вишню, вишню мелкую, с большой косточкой.


А мякоть нужна тем, кто в пути-дороге. 4


 


Выделенные слова создают обволакивающий,  медитативный образный ряд. Легкая усталость, наваждение при прочтении  стиха позволяет отключить сумбурное возбуждение, постоянную готовность  реагировать на раздражители, за которую мы так держимся наяву.


Вторая стадия медленного сна – попадание в  искаженную систему координат, сужение сознания до  пространственно-временных границ образа:


 


Когда время падает до нуля,


мы уходим во внутренние поля,


разбредаемся по долам.


В это время комната как Земля.


Мир ее четырем углам. 4


 


Внешняя простота грамотно выстроенной экспозиции  стиха скрывает приглашение к диалогу, участию в совместном опыте: для  разных людей точка, в которой обнуляется время, означает разный уровень  событий. Бескрайняя комната и тесные поля провоцируют, спорят с  представлениями о личном пространстве. Каждый читатель видит свой сон,  лежащий за пределами понятий о внутреннем и внешнем мире. При этом в  стихе нет точки невозврата, после которой возможно только восприятие  сугубо авторского смысла либо полное непонимание прочитанного –  типичного признака «поэта-кэмерона».


Игра с условностью, иллюзорностью течения времени в  художественном тексте обеспечивает погружение в последнюю стадию  медленного сна – «дельта-сон»:


 


            Когда закипает воздух, небо как молоко,


            Замолкают птицы и камнем идут ко дну.


Не качнется колос, не пролетит паут.


Переломится время стебельком под стопой 5


 


Синтаксический параллелизм создает ощущение, будто  все перечисленные действия происходят в едином временном поле, будто  воздух закипает со скоростью падающей камнем птицы. При этом уже  знакомая нам вязкость текстового пространства и тревожная статичность  картинки («Не качнется колос, не пролетит паут») вызывают чувство  дезориентации, как от наблюдения за «сонным веретеном», которое крутится  то ли настолько быстро, то ли настолько медленно, что невозможно  уловить движение:


 


            Движение, кружение


Велосипедного колеса,


Хлесткой крапивы жжение,


Ежевика — стриж — небеса 6


            (…)


Стрелка толстая, часовая


еле движется по жаре. 4


 


Становясь активным участником описанного выше  процесса, читатель оказывается в зоне действия поэзии как управляемого  сновидения, переходит в фазу быстрого сна. Стивен Лаберж выделял  несколько приемов, позволяющих определить, что вы видите сон и можете на  него влиять 3. К примеру, если попытаться прочесть что-то дважды или  дважды на что-то посмотреть, картинка обязательно изменится. Подобным  образом в тексте Леты Югай «Быличка» при каждом взгляде на лешего всякий  раз видишь что-то новое:


 


Он идёт выше всех деревьев, подобен чёрной горе,


У него на руках морщины, глубокие трещины на коре,


Нереальный, как будто ландыши в январе.


 


У него между пальцев мох, на коленке гриб моховик,


Под лопаткой гнездятся совы, но к этому он привык,


Он несёт в руках девочку, дедушко лесовик.


 


Её мать в сердцах сказала: "леший тебя неси!"


Вот она тряпичной куклой на ветках его висит,


По щекам её листья бьют, дождичек моросит.


 


И ей чудится: руки его становятся горячей,


Она пьёт его речи – чистый лесной ручей.


Так носил её над землёй тридцать дней и тридцать ночей.


 


Это вам не соседские парни, не сестрин жених балбес!


Он был ангелом, а потом падучей звездою – недаром бес.


Кто куда попадал: овинник в овин, полудница в поле. А этот в лес.


 


Он был ангелом, но сгорел в атмосфере и почернел,


У него под кожей земля, под землёю мел.


"Слушай, девочка, как ты мила, как личика сахар бел".


 


Вынес прямо к деревне. Бабы нашли, кричат:


"Похудела-то как: одни глаза да кости торчат!"


Ну а сам пошёл к лешачихе, собирая орехи для лешачат. 5


 


Лесовик эволюционирует от лесного монстра до  кавалера, падшего ангела, заботливого дедушки и семьянина.  Архетипический сюжет о мужчине-похитителе и его эволюция – не редкость в  песенном фольклоре. Но сюрреалистическая подача образного материала,  искаженная речь заговора и точно подобранные символы (мать как тряпичная  кукла-оберег; мел/известь под землей как при санитарном захоронении;  вековые трещины на руках как печать времени) гипнотически воздействуют  на читателя, позволяют увидеть в стихе нечто большее, чем красочный  пересказ байки.


В том же тексте легко обнаружить другие критерии  Лабержа: в неосознанном сне фундаментальные изменения осуществляются  мгновенно, без перехода:


 


Её мать в сердцах сказала: "леший тебя неси!"


Вот она тряпичной куклой на ветках его висит,


По щекам её листья бьют, дождичек моросит.


 


Во сне отдельные явления могут абсурдным образом  выделяться из общей логики устройства окружающего мира. Так и метафора  «нереальный, как будто ландыши в январе» нарочито выделяется из  архаичной стилистики текста, подчеркивая передаваемый признак  «нереальности».


 


Речь во сне может быть не только проявлением  инерции, но и способом управления миром наваждения, трансформации и  концентрирования накопившихся за день переживаний. Поэтические тексты  вербализируют подсознательные, невысказанные впечатления, страхи и  суеверия, будто стараясь «смутить» мироздание, подчинить логике «от  обратного» и отвести беду:


 


“Будешь жить не так, как мы, хорошо будешь жить”, а поет о том,


Что уж скорей бы он умер — да, умер уж, взял его бес,


Что ее дитятко “под ракитовым под кустом” “лежит под крестом”.


Смерть думает: “Нечем здесь поживиться”, — и улетает за темный лес. 5


            (…)


Я называю имя. Призрак вздрагивает: «Сказала


Вслух», — поезд трогается и увлекает его за собой 7


 


Какое-то время после пробуждения логика сна еще  действует на человека. «Весна спросонья – не весна», и в этом похмелье  все кажется наполненным единым смыслом и подчиненным единому ритму:


 


А я стою в центре зала


И наблюдаю шары, качающиеся вразнобой.


И наблюдаю людей, шагающих в унисон 7


 


Благодаря управляемому сновидению, созданному  поэтикой Леты Югай, читатель получает возможность переосмыслить лавинные  потоки информации из условно реального мира, использовать рекреационную  функцию сна. Лучшие из стихов Югай позволяют удостовериться в том, что  поэтичность – не просто один из признаков литературной речи, а  фундаментальная характеристика восприятия окружающего мира, понимания  которой можно достичь добровольно, без гипноза, ЛСД и электрошока.


 


 


Использованная литература:


 


1 – Marks, John. The Search for the Manchurian Candidate. New York: Times Books, 1979.


2 – Collins, Anne. In the Sleep Room: The Story of CIA Brainwashing Experiments in Canada. Toronto: Key Porter Books, 1988.


3 –  LaBerge Stephen. Lucid Dreaming:  Psychophysiological Studies of Consciousness during REM Sleep. Sleep and  Cognition / Bootzen, R. R., Kihlstrom, J.F. & Schacter, D.L.,  (Eds.). — Washington, D.C.: American Psychological Association, 1990.


4 – Лета Югай. Между водой и льдом. — М.: Воймега, 2010.


5 – Лета Югай. Записки странствующего фольклориста. — Независимая литературная премия «Дебют», 2013.


6 – TERRA ПОЭЗИЯ. «Новая Юность» 2014, №3(120).


7 – Лета Югай. Тучки сегодня львы. — «Дети Ра» 2009, №10(60).

К списку номеров журнала «Кольцо А» | К содержанию номера